Игнасио Вега уже изрядно обогнал спутницу. Но тут некстати сменил боевую рысь на приличный шаг. Прежде чем войти непосредственно в салон, откуда кричали.

Непонятно, зачем. Шумно врываться он отнюдь не стесняется.

Дико колотится сердце. Прежняя Эйда уже лишилась бы чувств. Нынешняя — лишь опрометью ринулась к двери. Входной. Через весь холл.

Слишком медленно. Как же слаба Эйда, что для нее так тяжела родная дочь!

Охраны — нет. Тоже кинулась в салон или просто ждет на улице? Только бы…

За дверь!

Никого! Лишь теплый ночной ветерок колышет листву сада. Уже почти летнюю. И сверчки трещат.

Получилось! Получилось!!! Почти…

Чисто подметенная дорожка ковром легла под ноги. Эйда припустила к воротам. Пожалуйста, пусть… Всё так хорошо идет! Просто замечательно… Лучше, чем она смела надеяться!

И ничего тут не перекрыто.

Пара кучеров дремлют на облучках. На Эйду даже взглядов не подняли. Если б девица — еще бы ладно. Но мало ли куда мчит мамаша незаконной дочери? Вышвырнули — вот и уползает, поджав хвост.

Пусть они думают именно так, пусть! Или вообще ее не заметят…

Некоторые важные господа соизволили прибыть сюда не верхом, а с комфортом. А то еще простудятся на свежем воздухе. Да и добычу с собой тащить удобнее в карете, чем в седле. Но ведь кучера не обязаны, дожидаясь их, бодрствовать, правильно?

Кончай глазеть — бегом отсюда! В монастырь или к прежней бордель-маман (вдруг не выгонит?) — по дороге разберешься. Когда будешь отсюда как можно дальше.

2

С монастырем лучше все-таки погодить. Туда всегда успеется. Примут с распростертыми объятиями… и с крепкими замками. Да еще и с зарешеченными окнами.

В свое недавнее убежище Эйда постучала с заднего хода. К счастью, внизу оказалась Дженни — одна из ее подруг. Когда-то она зашла в комнату Эйды первой. Уже на второй день ее пребывания здесь. И рассмешила до упаду. И Эйду, и Мирабеллу.

Как хорошо тогда было! Еще не нужно никуда убегать…

А теперь хозяйка точно выставит столь опасную гостью на улицу. Сразу же. И правильно сделает!

— Эмили, быстрее! — Дженни втащила ее за руку, другой выхватывая узелок. — Я сейчас провожу тебя в твою новую комнату. Маман скоро зайдет.

Комната оказалась не просто другой — в соседнем крыле. В дальнем. И с краю.

— Дженни, — едва закрылась дверь, выговорила Эйда. — Получается, маман знала…

— Эмили, ты — святая или дура? — вздохнула Дженни. — Ладно, я сама — такая же. Не пожалей я тогда сестру — не осталась бы с ней помогать с ребенком. И меня не прижал бы этот жирный пьяный урод — ее муженек…

Дальнейшее Эйда знала. «Муженька» Дженни прирезала там же — спасая свою честь. А потом бежала в Лютену. Потому что родня сразу сдала девчонку страже. Враз овдовевшая сестра во всём обвинила младшую. Отец проклял «опозорившую семью» дочь, хоть Дженни и осталась девицей.

Ничего нового.

Судья оказался не злым человеком — согласился, что насильник виноват сам. Дженни даже чуть не отпустили — за штраф. Но отец отказался платить.

— Вешайте. За эту шлюху не дам и медяшки. Она того не стоит. И хороните сами. Или собакам бросьте.

Судья вздохнул… и отпустил дуру-девку так. Сумму штрафа Дженни переслала ему потом. Уже из дома бордель-маман.

Кстати, история Дженни была правдой. Ее подтверждал сын того самого судьи, как-то раз наездом в Лютену заходивший в бордель. И выбравший одну из лучших девочек. Но не Дженни. Огненную Мэг.

— Папаша у меня — мужик умный! — говорил он. — Да где же это видано — хороших шлюх вешать? А тот козел сам виноват. Шлюху надо брать, когда она уже шлюха, а не когда еще девка. А нет денег, так женой обходись.

Дженни тоже всегда прямо называла себя шлюхой. И даже будто гордилась.

— Посиди пока. Я сейчас принесу поесть и тебе, и малышке. Располагайся пока.

Вернулась девушка мигом — вихрь просто. И поднос несла играючи — привыкла танцевать так с кубками и фруктами. Эйда в шутку тоже пыталась. Но у нее вечно что-то падало…

— Сюда должна была прийти одна девушка. Она пришла?

— Пришла. Жюли… Жанетта — неплохая, — пожала плечами Дженни. — Мне она даже понравилась. Только…

— Что? — встревожилась Эйда.

— Только я ее совершенно не понимаю. Ее купил на торгах молодой красивый дворянин. Ладно бы старик… со странностями. Тогда другое дело. Но неужели здесь — с разными мужиками — ей будет лучше? Хотя свободы больше, конечно.

Неужели муж сестры не нравился Дженни лишь потому, что не слишком привлекателен? И староват?

— Возможно, Жюли вообще не нравится, что ею торгуют?

— Так всеми торгуют, — усмехнулась Дженни. — Вот ты — из благородных. Конечно, может, у баронов, графьев да герцогов всё и не так, как у простого люда. Но ты скажи: разве благородные сестер и дочерей не продают? Жениха повыгоднее не ищут? А с лица, говорят, не воду пить. А даже если и смазливый — родителям он, может, и всем хорош, а дочь аж передергивает.

Ирию тоже передергивало при виде Стивена Алакла. Правда, того нашла Полина, а это уже говорит о многом…

А Дженни не знаешь, что возразить. С одной стороны — да, продают. А с другой — неужели разницы между графской дочерью и квиринской рабыней действительно нет?

Есть! Ирия бы мигом сообразила, в чём.

— Продают, конечно, — осторожно проговорила Эйда. — Но в Квирине, например, тебя по закону продать могут — кому угодно. А в Эвитане все такие торги — подсудное дело. За них можно и в Ауэнт попасть.

— Это если покровителей нет, — усмехнулась Дженни.

— А в Квирине для этого и покровителей не надо. Всё законно. Прямо на площади.

— Ну, здесь ты меня уела, — призналась Дженни. — Но хоть здесь и не Квирина, а твоя Жанетта — собственность того дворянина. И ее ему нужно вернуть. По законам нашего мира и ведения дел. По правилам.

— Мы, кажется, договорились, что Эвитан — не Квирина.

— Зато у этого дворянина наверняка есть покровители. Уела я тебя? Но наша маман не выдаст, не бойся. У нее самой — покровители.

— То есть тебя схватили, продали — и вот, ты уже чья-то вещь? И тебя нужно кому-то «вернуть»? По правилам?

— Выходит, что так. А ты будто к такому не привыкла? Что девиц никто не спрашивает, кому их отдавать? Пусть не как в твоей Квирине, но ведь попробуй удери.

— Привыкла… но не так же напрямую!

А почему не так? Будто мама не пыталась откупиться дочерьми от Ауэнта с плахой?

— А у простых людей всё вообще грубее. У благородных-то, конечно, поизысканнее. А по мне: что так яд пить, что из золотых кубков — всё едино ведь помрешь, правильно?

Осторожный стук в дверь оборвал говорливую Дженни на полуслове.

— Не помешаю? — сильный, уверенный голос мадам Клотильды.

— Что вы, маман⁈ — вырвалось у Дженни. — Разве вы можете помешать?

И ведь не испуг это. Девушки действительно любят женщину, торгующую их телами. Прежде Эйда знала о таких вещах только из рыцарских романов. Впрочем, там хозяйки борделя больше напоминали похитительницу Жюли. Тоже, наверное, обладательницу кучи «покровителей». Того же Веги в том числе.

Отбросив лишние мысли, Эйда торопливо открыла дверь. Деваться-то куда?

— Дженни, тебя очень хотела видеть Софи. Срочно.

Девушка уловила намек вмиг. Запунцовела маковым цветом. И упорхнула из комнаты легкокрылой бабочкой.

Маман немедленно заперла дверь. И веселость с ее лица стерлась. Как детский рисунок на песке — морским приливом.

— Эмили, — она присела на кровать. — Я ведь не просто так отправила тебя туда. Не по капризу. Ты — в опасности, помнишь? И твоя дочка. Конечно, благородно, что ты спасла эту бедную девушку.

А тон — по-прежнему благожелательный. Будто Эйда и не наворотила кучу дел.

Благожелательный. Только очень серьезный.

— Но теперь в опасности твоя жизнь и жизнь девочки.

— Понимаю, — опустила глаза Эйда.

— Тем более, здесь я согласна с Дженни Длинные Уши. Девушке не грозило ровным счетом ничего. Кроме того, чем она станет заниматься и здесь. А тебя, как я понимаю, за твое благородство выставили за порог.