Рука сама нашла в кармане рябиновые бусы. Почти рябиновые. Камешки в них всегда приятно теплые. Наверное, их греет сам внезапно одаренный. Но они и изначально были такими. И когда Серж вновь нашел их в кармане прежнего колета.

Хорошо, можно вновь переодеться в эвитанскую одежду. Где есть карманы.

Почему перед боем чистят и полируют оружие — все и всегда? Зачем? Блеск не сделает клинок убийственнее. Откуда вообще этот обычай? Оттуда же, откуда и переодевание перед боем в чистое?

Странно? Да. Но сейчас корнет Серж Кридель (снова корнет!) тоже чистит оружие. Вместе со всеми. Под руководством эвитанского подполковника. И это, как ни странно, успокаивает. Помогает собраться с мыслями…

Вспоминать родителей, стрижа и бусы. Всё сказанное и забытое. Ошибки и заблуждения. И столь немногое верное, что всё же удалось совершить.

Вспоминать. И в очередной раз прервать виноватые извинения Роджера. Тогда, в шатре Всеслава, Серж Кридель сам сделал выбор. И ни о чём не жалеет.

Анри Тенмар продлил его жизнь почти на целый год. А что не сумел дольше — не его вина. Невозможного не совершить. Иначе Серж не удрал бы от пуль за границу, а сам застрелил Всеслава и добился оправдания себя и друга судом Регентов. И героем вернулся бы в родительский дом, обнял маму…

Нет, об этом не нужно. А то можно разреветься самым позорным образом. И поймут не так. Здесь даже Крис не плачет. Особенно Крис.

Шпага и кинжал уже блестели и сияли, когда во дворе зашумели. Анри хотел дождаться ночи, но судьба и враги распорядились иначе.

— Эй, Кридель, — обернулся вдруг Конрад.

— Чего тебе? — насторожился Серж. Только слегка.

Ничего Эверрат в присутствии всех не сделает. Разве что напоследок съязвит. Дескать, извинился только из уважения к командиру. Только к нему и ни к кому другому.

Просто настроение перед боем портить неохота. И так жить осталось недолго. И Сержу, и Роджеру.

— Извини, ладно. По-настоящему. Твоего друга мне любить не за что, но с тобой я ссориться не хотел.

Еще утром Серж бы вскипел.

— Да, ладно, чего уж там.

И пожали друг другу руки под взглядом Керли. Кажется, одобрительным. Пойми что по этому медведю.

Все-таки хорошо, что если уж идти в безнадежный бой, то прикрывает тебя — вот такой вот здоровенный медведь.

— В общем, я ничего против тебя не имею. — Конрад резко развернулся к Роджеру. — И против тебя, ладно уж, тоже. Раз уж ты сейчас здесь.

— Ты был в своем праве, — ровно ответил Ревинтер. — И абсолютно прав. Я действительно был негодяем.

Серж резко покраснел — за всех не краснеющих сразу. А дверной проем загородил Рауль.

— Эй, сопляки! — рявкнул он. — Во двор, быстро… Да не впереди меня, а позади! Эверрат, Кридель, кому сказано? Ревинтер, а к тебе это что, не относится? Всем приказ, а ты — особенный? Сейчас без ушей оставлю! Наза-ад! Эстела, а ты вообще остаешься здесь. Вместе с братом. Кому сказано? Лично всех выпорю!

Вечер обдал уютной свежестью и прохладой. Как дома, когда выходишь побродить в яблоневый сад. Послушать ночных птиц. Не стрижей. Их там не водилось.

Еще не ночь. Темно-синие сумерки. Стремительно сгущаются — вот-вот падут совсем. Как опасность. Миг — ты еще жив, не успеет птица вскрикнуть — тебя уже нет.

Дальше крыльца Серж продвинуться не успел. Во дворе встретил шум — крики, стоны, лязг оружия. Но лишь предупреждающий. Впереди злобно переругивались. Но еще не дрались.

И ночь вдруг не пала — рухнула. Невесомо-чернильным покрывалом укутала плечи, лицо, взгляд. Как ни ожидаешь ее — всё равно сумеет удивить. Как и будущая смерть — наверное.

И сразу зажглось аж три факела. В трех разных местах. Осветили пяток ближайших лиц и затылков. И чуть дальше — смазанные силуэты. И зловещая чернь ограды. Шевелится тенями голов и копий.

— Что там? — крикнул кто-то из сверстников. Не Эверрат. Кто-то подальше от Рауля.

Керли приложил палец к губам. Сообразил, что издали не увидят, вполголоса выругался.

— Вот уроды! — ругнулся следом кто-то впереди. Кто-то явно постарше Сержа.

— Радуйтесь подарочку! — гаркнули с ограды. И мерзко хохотнули — сразу голоса на три.

Волна смешков — похабных? — прошла вдоль забора. По ту сторону.

Подальше — оттуда же — что-то добавили. Серж не расслышал. В отличие от тех, кто впереди.

Из первых рядов Вальден выдал длинную речь. Приличные в ней одни предлоги.

Что к ним забросили? Или кого? Чумного больного⁈

Но тогда с чего… Да мало ли, с чего! Они тут в своей Сантэе через одного больные на всю злобную башку!

И что теперь? Его ведь не вылечить! Не перекинут же обратно — Анри не дозволит. Ни швырять больных, ни прикасаться к заразе.

Добьют и сожгут во дворе? Прямо сейчас? Под носом у этих?

— Стоять! — затормозил Керли под шумок рванувшего вперед Эверрата. — А ты что здесь делаешь?

Совсем рядом обернулась Эста — с тенью обычной дерзости в глазах:

— Я умею драться!

— А я — офицер, — тихо, но твердо проронил Крис слева.

— Тогда держитесь сзади! — устал спорить Рауль. — Смотрите у меня.

А то выпорет. Слышали уже.

Серж затормозил вперед всех окликов. Одной мысли — чума! — хватило. Хоть Эста не только обогнала, но и ожгла удивленным взглядом. Если не хуже.

Но… при чём здесь тогда драка? Рауль уже наверняка всё разглядел. Значит, самое страшное — пронесло. Серж обрадованно рванул вперед… и едва увернулся от медвежьей лапищи Керли:

— Кому сказано⁈ — ревет он.

— Как это понимать? — Анри. Впереди. Сильно впереди.

И не Криделю.

Со скрытой угрозой в голосе. Так он даже с Роджером не разговаривал. В прежние времена.

— Сказано: отдать казарме гладиаторов! — громкий пьяный смешок слышен отчетливо.

В сопровождении новых — опять похабных! — комментариев прочих… врагов.

— Я тебя запомнил! — процедил Эрвэ.

И он там!

Смех оборвался, а над ухом прогремел бас Керли:

— Сопляки, живо в казарму! Слышали — боя не будет. А на такое вам еще рано смотреть.

На что⁈

— Я остаюсь, — бесстрашно заявила Эстела.

Керли бросил на нее яростный взгляд… но при Анри сдержался.

— Я — женщина и видела всякое! — отрезала девушка.

— Хорошо! — рявкнул Рауль. — Остальные — в казарму. Если не докажете, что тоже дамского полу. Здесь нужны только мы с Анри, Шарль… и, ладно уж, девчонка.

Глава девятая.

Квирина, Сантэя.

1

Жену и детей он отправил из города еще в прошлом месяце. К теще с тестем. Еще когда началась эта заваруха. Когда город наводнили змеи.

Родных отослал, но сам остался. Не посмел лишиться работы. После того, как вышвырнули из тюремной стражи. Там теперь нужны молодые и сильные. Тюрьмы-то переполнены.

Гай Ливий просто продолжал молиться. Чтобы как-нибудь обошлось. Чтоб хоть у кого-то в этом мерзком городе (родном городе Гая Ливия Марцелла!) хватило храбрости, силы и хитрости убрать мерзавца, занявшего императорский трон. Хоть бы у преторианцев. Жалко им, что ли? Скольких императоров приличнее сковырнули? Или для таких чем сволочнее — тем достойнее трона?

А аристократия куда смотрит? Голубая кровь, чтоб им! Пока всё к змеям не кончилось всеобщей гибелью! Творец без конца посылает знамения — почему их никто не видит? То змеи лезут на древние алтари… а то и вовсе наводнили Центральный Храм якобы Солнца. Аж на вывеску влезли.

Сегодня ночью бьёрнландские гладиаторы потащат на казнь рабов. Уже вот-вот. Мужчин, женщин, детей. И ведь почти никто не сопротивляется. Пока их волокли в тюрьму — хоть бы один рыпнулся? Привыкли быть рабами — ими и умрут. Вот падет на Сантэю тьма, и согласно обычаю…

Почему в Сантэе так любят казнить при свете факелов? Боятся солнечного света? Нормального — не из Змеиного Храма. Того как раз боятся все, кто не поклоняется змеям.

Поппей Август — скотина еще та. Но раз за него надо казнить — рубите башку убийце. Этих-то за что? Их на вашей змеевой арене даже не было. А уж детишек…