— Вы осмеливаетесь спорить со своим королем⁈ — пьяно вызверился Карл. — Т-ты осм-мел-ливаешь-ся…

— Никак нет, Ваше Величество, — нижайше склонился Мальзери. — Но моему сыну пора на военную службу. И потому я буду счастлив — если Его Высочество примет Октавиана в ряды своей доблестной гвардии.

А уж сын-то как будет счастлив! Уже розово-голубую форму себе сшил, не сомневайтесь.

— Зато мой племянник — слишком молод для армии, но уже жаждет послужить своему королю и своей стране. Он горит желанием быть представленным Вашему Величеству.

Змеи! Поминать их лишний раз — совершенно незачем, но как тут удержишься?

— Ваш племянник — красив? — бесцеремонно перебил Регента Карл. Уже плотоядно облизываясь.

Руноса передернуло.

— Очень, Ваше Величество, — улыбнулся Мальзери. Уже с явным облегчением, подонок! — Илладэнцы славятся красотой. А уж герцогский род…

Славятся. А еще — смелостью, гордостью и владением шпагой. Как уроженцы Мидантии — подлостью и лицемерием.

— Я хочу… Мы желаем видеть вашего ик… племянника! Мой милый Рунос, вы со мной? — Карл немедленно развернулся к нему. — Я хочу, чтобы вы осмотрели его. Достаточно ли он здоров, чтобы ик… достойно служить мне?

На «милого Руноса» немедленно уставился Мальзери. И все мысли бывшего мидантийца в кои-то веки читаются явственно. Прямо на красивом, породистом лице — большими буквами. Начинаются на лбу, ползут к щекам…

Горностай — рядом с двумя пурпуророжденными свиньями. Но ничуть не менее подлый. Только умнее. К сожалению.

— Что вы, мой милый Валериан? — Карл подхватил его под второй локоть. (На первом по-прежнему висит неподъемная туша Гуго.) — Мой верный Рунос служит мне совершенно иным образом. Не думаете же вы, что у меня совершенно нет вкуса? — хихикнул Его Ничтожество. — С такой внешностью, как у нашего лекаря, ему только в монахи идти. Ни лица, ни фигуры, ни стати… Впрочем, он это знает.

— Ваш врач знает свое место — похвальное качество в наше время, — усмехнулся Валериан. — Если он когда-нибудь вам надоест — с удовольствием предоставлю ему место в моем доме.

Стоп! Здесь-то какое третье дно?

Кстати, до особняка «милейшего Валериана» добраться бы надо. И узнать наверняка, не предоставил ли он «место» еще и девушке Эйде с дочерью?

— Что вы, я слишком ценю милейшего Руноса. Он не только знает свое место, но и занимает его по праву. Он — никакой юбочник, но просто удивительный лекарь. Золотые руки и тончайшее чувствование… чувствительность… душей… душ людей…

Словесная вязь сплелась с заплетанием языка. И от этого на упомянутой коронованным идиотом душе — еще муторней.

А еще их теплая компания неумолимо приближается к двум мальчишкам. Застывшим у стены столбами. Ледяными. В одинаковых траурных лентах.

Нет бы — ушли куда-нибудь! К дамам хоть. Вон их тут сколько.

Хотя если это «милейший Валериан» велел здесь стоять — лучше с места не трогаться. Дешевле обойдется.

А удрать они уже раз пытались. И теперь их — уже двое, а не четверо. Юстиниан погиб, Элгэ… неизвестно.

Не думать! Нельзя. Не сейчас.

Оба — темноволосые, худощавые, южный типаж. Октавиан — среднего роста, Диего наверняка вытянется еще. Но сейчас они напоминают близнецов. Еще и губы одинаково закушены.

Рано вам еще играть в интриги, ребята. Да кто станет ждать, пока подрастете?

— Октавиан, с вами желает побеседовать победитель Аравинта — принц Гуго Амерзэн, — любезно улыбаясь, приказал граф Валериан сыну.

Тот с непроницаемым видом отвесил придворный полупоклон. Как и отец — безупречно изящно.

— Мальчик мой, конечно, я беру тебя в мою гвардию! — Гуго оглушительно хлопнул Октавиана по плечу.

Рунос с уважением глянул на худощавую фигуру парня — тот даже не пошатнулся. Жилистый.

И не поморщился. Даже самую чуть.

— Это честь для меня, монсеньор, — вновь склонил голову Октавиан. Всё с той же физиономией.

Будто ему только что к Лойварэ или Лорэнну пойти предложили. Или уж сразу к Всеславу Словеонскому и Старградскому.

— А вам, Диего, оказывает милость сам король.

— И с сегодняшнего дня ты переселяешься во дворец, мой сладкий, — проворковал Карл. До того омерзительно, что Руноса передернуло. Опять.

Хорошо еще — на него не смотрит никто. Не до того. Всем присутствующим.

Зато смотрят на Диего! А у того с выдержкой — еще хуже. И причин для этого — не в пример больше.

— Сейчас тебя осмотрит мой личный врач. Настолько ли ты под этой одеждой красив, чтобы служить мне? Совотве… Соотве-тствует ли твое лицо и тело… В кавалере и даме всё должно быть… ик!.. прекрасно! Несовер-шенство… иско… искоренять! — пьяно махнул рукой Карл.

Мальзери-старший почти неуловимо уклонился.

— Почему он не благодарит за оказанную честь? — насупился Его Ничтожество.

— Мой племянник от счастья лишился дара речи, — усмехнулся Валериан. — Он ведь всегда так мечтал служить Вашему Величеству. Диего, твой счастливый сон не прервется. Его Величество не изменит своего милостивого решения. Так что успокойся и поблагодари своего короля — как подобает.

Руки мальчишки судорожно сжались в кулаки, глаза потемнели. И только дурак Карл еще не видит, что от ярости.

Или видит?

— Я смотрю, ваш племянник просто жаждет послужить своему королю в цепях и веревках? — ухмыльнулся Карл. — Может, начнем прямо сейчас?

— А что? — хохотнул Гуго. — Хоть будет не так скучно. Такие рожи все скорчат…

А какие — если Рунос сейчас спалит всех троих шутников? Ради такого — разменять жизнь точно не жаль.

Темно-синий бархат заслонил зелень и золото — Октавиан встал между перекошенным от ярости Диего и уже протянувшейся к нему королевской лапой. Пухлой и в мерзких перевязочках.

— Ваше Величество! — А вот теперь в черных глазах юного Мальзери — мольба и… восторг. — Я смогу послужить Вам гораздо лучше, чем этот глупый сопляк! И я… я полюблю веревки, если их любит Ваше Величество. И цепи.

Октавиан изящно преклонил колено, но взгляда не опустил. Наверное, чтобы не отрывать от Карла восхищенно-влюбленных глаз.

Рунос и восхитился парнем, и про себя обругал. Октавиан — ненамного старше Диего. Совершеннолетие тут не спасет. Карл сломает его почти так же легко. Полину Лигуа же ломает.

А жаль сейчас обоих мальчишек. В равной мере.

— Милейший Валериан, ваш сын — красивее племянника, — облизнулся Карл. Нехотя переводя взгляд на «счастливого» папашу.

Еще бы — не красивее. Диего давно утратил привлекательность детства — если вообще когда-то ею обладал. Не тот типаж. А сейчас он, несмотря на родовую красоту, — сплошные углы и острые линии. Нескладный подросток.

А вот Октавиан — юноша. Уже взрослый, но с той долей незавершенности, что так привлекает стареющих кокеток. И извращенцев любого возраста.

Валериан Мальзери дрогнул в лице — и это решило всё. Нельзя показать слабость шакалам — и надеяться, что не заметят.

— Я беру на службу его! — Жирная, увешанная перстнями клешня легла на плечо Октавиана.

Тот пробормотал в ответ благодарность: верх изящной словесности для Гуго и полный провал для него самого. Даже Карл это заметил.

— Мой дорогой мальчик, идем, — рука на плече Октавиана довольно мерзко заскользила. А обращение Карл позаимствовал у кого? У любимого дядюшки? — Я хочу… мы желаем немедленно объяснить тебе твои новые обязанности! Как можно быстрее…

Он еще и трезвеет на глазах!

Зеленая с золотом статуя дернулась, рот раскрылся, кулаки сжались крепче. Намертво.

— Извини, братишка! — ухмыльнулся Октавиан. Стремительной куницей обернулся назад и порывисто заключил Диего в объятия. — Но в этот раз тебе не повезло. Подрасти сначала!

А вот то, как застыл илладиец, целителю не понравилось. И правильно — в следующий миг мальчишка рухнул на пол кулем. И Руносу оставалось только склониться над ним, выполняя долг врача. Раз уж услуги убийцы не понадобились.

Где Октавиан выучился таким штучкам?