– Меня Рита зовут, спасибо что подвозите. Можно до метро, а там я уж до станции доеду. – промямлила я под нос, стесняясь поднять глаза на рассматривающего меня старика.

– Вот еще глупости. Нам все равно в одну сторону. Если Аля попросила за человека, значит он неплохой. – заключил мой новоявленный водитель, целуя руку дорогой жены.

Был поздний вечер пятницы, время, когда ошалелые любители загородной жизни, стремящиеся вывезти урожай со своих дач где-то под Мытищами, уже проехали.Те же, кто отправляется на фазенды в неимоверную рань субботы, еще и не подумали двинутся в сторону автомобиля. На дороге было тихо и желто от склонившихся над трассой старых фонарей. В центре их уже заменили на столбы, разливающие вокруг себя мертвенное белый свет, проникающий сквозь любую щелочку и складочку одежды, а на трассе, ведущей к Королеву, этого сделать не успели. Я добиралась до нового своего жилища на машине только два раза. Первый, когда в пене и в мыле, зажатая между стопкой книг и Ланеным спортивным тренажером сидела в небольшой газели. Я занималась перевозкой нашего имущества, моя соседка пыталась хоть как-то получить диплом в это время. Благо, у нас обеих получилось. Второй раз ездила на такси до аэропорта проводить маму, приехавшую на несколько дней в Москву из Белграда. Страшно дорого нам обошлась та поездка, зато будет, что вспомнить. И вот сейчас – третий раз. Удивительно, но я чувствовала себя снова маленькой. Обо мне заботились абсолютно безвозмездно и искренни, как принцессу везли на своеобразной карете, а по обе стороны от меня плыли желтоваты полусферы магических огней, склонивших голову передо мной. В салоне играла неспешная мелодия, напоминающая «Лунный свет», а в сердце, неожиданно для меня самой, поселилась надежда на то, что мир все же лучше, чем кажется.

Но, про дружелюбный мир я погорячилась. Я все еще делила жилое пространство с Ланой, страдающей патологической страстью к шоппингу, порой очень импульсивному. Отчего попасть в квартиру с каждым прожитым Ланой днем становилось все сложнее. Вечером я едва протиснула мимо двух коробок с «солью Мертвого моря», поставленных друг на друга прямо около входной дверью. А утром на меня свалился шампунь, не подходящий своими габаритами для крошечной полочки над зеркалом. Полочка, к слову, последовала за ним мне на руки. Лучше бы они соседушке в голову угодили, тогда бы хоть искра между контактами в ее голове пробежала бы. Хотя, не уверена, что в вакууме возможно горение. У Ланы был один плюс, примиряющий с состоянием квартиры, доставшейся нам благодаря умению соседки вести переговоры. Она исправно платила свою часть аренды и снабжала меня продуктами. В отличие от меня, взращенной на мысли об образовании интеллигентности и успешности человека при постоянном честном труде и самосовершенствовании с помощью знаний. Лана придерживалась противоположной аксиомы – если много работать, то жить дальше вовсе не захочется, поэтому лучше изворачиваться так, чтобы и рыбку съесть и в пруд не лезть. Моя соседка находила множество способов вертеться в этой жизни. И одним из них была работа на продовольственном складе, откуда она частенько подтаскивала лежалые продукты, которыми мы и питались. И это, к слову, помогло мне свести с концами после переезда из общежития. Удивительно, если немного пофантазировать, то из гречки, моркови и молока можно приготовить больше трех блюд.

Лана грезила о богатстве и свято верило, что трудности и жизнь по соседству со мной, рьяно борющейся за чистоту и регулярно собирающей с нее деньги за съем, приведут ее к мечте. Тем более для того, чтобы в своей новой жизни выглядеть отлично, соседка прикладывала огромное количество усилий. Но, тут уже нечего кривить душой, Лана правда обладала привлекательной внешностью: выразительные зеленые глаза, вьющиеся волосы и хорошая фигура. И наружность свою Лана считала главным капиталом, который попеременно вкладывала в удачные и не очень проекты. Но для сериального клише «содержанки на шикарной квартире», как уже можно было понять по ее быту, никогда не доходила. Она строила глазки, давила на жалость и просила скидки, эксцентрично одевалась на собеседования и халявила на работе. Но упорно шла к материальному благополучию и безделью, вкладываясь периодически в акции и облигации. Главное – она не сдавалась.

Как-то вечером, когда я еще не устроилась на мою нынешнюю, самую денежную из имеющихся работ, Лана сидела на кухне и, закинув ноги на подоконник, пила белое вино из пакета. Она мечтала о красивой жизни, когда больше двух лет назад перебиралась в Москву, как и я, конечно. А в итоге мы с ней оказались на микроскопической кухне затараканенной хрущёвки и смаковали дешевое вино. Возможно, именно тот вечер меня и изменил, заставив словить ощущение безразличия, в котором я пребывала пока ни зашла в тайную комнату поместья Кусково.

Нежданно-негаданно, мне снова захотелось что-то делать. Теперь я готовила себе питательный завтрак перед работой, брала книгу, чтобы почитать в электричке и сама для себя неожиданно, начала вновь листать учебники по истории. Последний раз книжный запой у меня наблюдался после захватывающей археологический экспедиции в степи Калмыкии. Семнадцатилетней одиннадцатикласснице страшно хотелось вновь испытать чувство соприкосновения с великим. Так и сейчас, спустя пять лет я сломя голову неслась в наш кабинет вприпрыжку, стремясь поскорее закончить работу, освобождая время для работы с загадками. Это люди и называют ходить на работу с удовольствием, по крайне мере, я так хочу думать.

Следующие два дня я оказывалась пассажиром утренней электрички, гонимая желанием скорее примчатся на работу. А вот на третьи сутки в нашем кабинете я обнаружила только Жорочку, разгуливающего по клетке взад-вперёд. Алевтина Павловна нашлась только в левой галерее дворца. Она стояла напротив мраморного камина и неотрывно смотрела на три вазы, радующие глаз публике, поблескивая расписными боками. Над камином висела две круглые картины, выглядящее неприметно на общем фоне коллекции Шереметьевых, состоящий из масштабных полотен. В первую минуту мне показалась, что именно на них бабуля и глядит.

– Доброе утро, Алевтина Павловна, вы чего это не в кабинете? – радостно выпалила я.

– Да вот, шла, хотела, кое- что уточнить. А тут такое дело. Вазы не хватает. Посмотри на след.

Действительно, на полке белого мрамора виднелось колечко серой пыли, совершенно неприметное, если не смотреть на него вблизи.

– Принеси- ка мне две красные папки, что стоят в верхней полке рядом со столом. Пойдем с тобой обход делать.

И мы пошли по анфиладе комнате левого крыла с ревизией. Поскольку именно в нем большинство строительных и отделочных работ уже завершились, а элементы интерьера воссозданы в изначальном виде, согласна сохранившимся фотографиям и записям. Все эти экспонаты, благодаря руководству начальницы, помещены в залы в соответствии с описью, хранившуюся в красных папках. И опись эта производилась с месяц назад. Но помимо вазы исчезло еще золотое яблоко, укрощающее настольный подсвечник малой гостиной. И одна из миниатюр с изображение Николая Петровича Шереметьева, вставленная в серебряную рамку искусной работы. Алевтина Павловна только охала, разглядывая название предметов на листке, а затем облегченно выдыхала, убедившись в целостности очередного экспоната. Похоже, происходящее старушку действительно беспокоило, иначе мы бы не работали так быстро. Через четыре часа после начала обхода, мы с Алевтиной Павловной уже стояли в кабинете Агаты Борисовны, наблюдая за ее побелевшим от ужаса лицом.

Директриса, вложившая столько денег в систему безопасности, пропускную систему и камеры, находящиеся в каждом зале, просто не могла поверь, что из вверенного ей строения что-то украли. Она сосредоточенно ходила по комнате из угла в угол и пыталась унять руки, начинающие подрагивать, в конце концов взяла сигарету и крепко сжала ее в пальцах.

– Так что же. Вы говорите, что они пропали? Их не могли на реставрацию отправить, может быть, Фил что-то знает?