— Нельзя тут ничего жечь! — отрезал командир тагмы, носивший гордое имя Зенон. С этим солдатом он воевал плечом к плечу уже лет десять, а потому ему позволялись некоторые вольности. — Все добро погорит. Сам-то думаешь головой? Или только бы глупость ляпнуть?

— Во дворце коридоры узкие, господин, — подобострастно сказал десятник. — Там пяток хорутан полную сотню удержат. Мы в тех переходах все поляжем. Не дело это.

— Что ты предлагаешь? — хмуро спросил тагматарх, который воевал давно и остался жив в том числе и потому, что умел слушать опытных солдат.

— Боем связать и кирками стену разбить, — торопливо ответил воин. — Она хоть и толстая, но не бесконечная же. За час-другой разберем кусок. Это обычный кирпич, господин, а не гранитный валун, как у нас в Армении. Если полный десяток поставить и бить без остановки, то быстро проломим стену. Это ведь дворец, а не крепость. Я знаю, как в Египте строят, я здесь еще при патриархе Кире служил. Тут снаружи положили кирпич добрый, в огне обожженный. А внутри стены — дерьмо из глины, на солнышке высушенной. В Египте с незапамятных времен так делают, господин, и по-другому не могут. Здесь дерево уж очень дорогое.

— Пробуй, — ответил тагматарх, который справедливо рассудил, что он все равно ничего не теряет. Пока сотники перегруппируют воинов и уведут раненых подальше отсюда, глядишь, и ворота, что позади, возьмут.

Он поставил вперед свежих воинов и снова бросил их на баррикаду. Старый десятник прав. Они все погибнут в этих проклятых переходах. Хорутане знают тут каждый угол, в отличие от его людей. Коридоры уже завалены, в этом нет сомнений. Каждый шаг будет стоить ему убитых воинов.

— Выдавить их внутрь, — приказал Зенон двум сотникам. — Не лезьте на рожон, берегите людей. Просто сделайте так, чтобы эти ублюдки продыхнуть не могли. Меняйте воинов в первых рядах. Изматывайте их. Хорутане бойцы отменные, но им тоже отдыхать нужно.

Сотники склонили головы и пошли к своим, хриплыми сорванными от крика голосами поднимая воинов в новую атаку. А старый десятник уже раздобыл где-то кирки, зубила и молотки. Когда бой уйдет вглубь дворца, он начнет свою работу. Если господь будет благосклонен к нему, то его не услышат в суматохе боя.Он уже подобрал глухой участок на восточной стене. Там ни одного окна нет.

Юлдуз сидела в подвале собственного дворца, шевеля губы в… нет, не в молитве. Отборная брань на болгарском была едва слышна, и юная августа Стефания лишь недоуменно поднимала брови, когда до нее доносились особенно удачные пассажи. Она еще не знала таких слов. Гигантский подвал был забит горами барахла. Оно лежало огромными кучами, снесенное со всего города. Сундуки и ларцы, мешки и мешочки, тюки и хурджуны занимали множество помещений и каморок. Специи, ткани и изделия ювелиров лежали в таком количестве, что два десятка хорутан, охранявших августейшую семью, только щурились и предавались несвойственным воинам мечтам. Сюда даже партию персидских ковров притащили, крепко-накрепко увязанных в круглые скатки. И именно на них сидела императрица, ее дочери, невестка и целая свора служанок. Здесь, в самом центре подземелья, стояли сундуки с императорской казной и купеческим золотом. Казначей с огромной книгой, которую он прижимал к груди, то и дело проверял вислые печати на сундуках и молился. Непонятно, чего он боялся больше: смерти от рук разбушевавшейся солдатни или того, что кто-то запустит лапу во вверенное ему золото.

— Тихо всем! — София встала и подняла руку. — Вы слышите?

— Проклятье! — выругался десятник. — Стену ломают! И совсем недалеко от этого места лестница в подвал. Не повезло нам! Стах, Войно! — тащите ковры и сундуки, заваливайте спуск! Восьмой десяток — на позицию! Остальные готовят пути отхода.

— А казна? — в ужасе вскинулся ключник. — Я золото не оставлю! Я же за него головой отвечаю.

— Да забудь ты про него, — равнодушно ответил десятник. — Я должен семью государя защитить. А на золото твое мне плевать. Только и проку от него, что пока солдаты грабить будут, можем попробовать уйти подальше.

— Мама, мне страшно! — семилетняя Стефания уткнулась в живот Юлдуз, обхватила ее руками и заревела в голос.

— Стыдись, ты дочь римского императора! — Юлдуз оторвала ее от себя. — Посмотри на сестру! Людмила держится достойно! Третьяк!

— Да госпожа! — склонил голову десятник.

— Если сюда прорвутся, позаботься о моих дочерях. София, ты проверила тетиву?

— Да, матушка, — спокойно ответила княжна. — У меня полный колчан стрел. Черта с два они меня возьмут. Я им не городская неженка. Когда народ шауйя напал на Гараму, я рубилась не хуже своих братьев.

— Они пробили стену! — словно не веря сам себе, сказал десятник. — Слышите? Кирпич обвалился! Вот проклятье!

Бой закипел в полусотне шагов от этого места. Юлдуз шептала молитвы вперемешку с руганью и слушала, как прямо над ее головой кто-то кричал, звенел железом и выл от боли. Ромеи все же прорвали баррикаду на входе, и теперь бой идет в коридорах дворца.

— Уходить нужно, — в их комнатушку ввалился раненый гвардеец, баюкающий повисшую плетью руку. — У лестницы двое наших сталось. Долго не удержат.

— Ружана, уведи маленьких август и спрячь их в тюках с самой дешевой тканью, — спокойно сказала Юлдуз. — Ее возьмут в последнюю очередь. Пойдем, София, пришел наш черед повоевать.

— Да, матушка, — спокойно ответила княжна и подошла к ней.

— Но, госпожа! — стеной встал перед ними Третьяк. — Вам тоже нужно спрятаться! Вы не можете рисковать.

— Иди к черту, десятник! — великий логофет Стефан, который уже наложил стрелу на арбалет, прервал свое молчание. — Мы не станем сидеть тут и трястись от страха, пока наши воины умирают. Никаких возражений, это приказ великого логофета! Пойдемте, девочки!

Огромный подвал императорского дворца имел два входа. Один — с улицы, через который загружали припасы, а второй шел из кухни, для которой эти припасы и везли. Сводчатый коридор шел вниз, изгибаясь под прямым углом. Не слишком удобно, если требуется таскать мешки с зерном, но весьма полезно, если нужно отбиться от неприятеля. В стене, перпендикулярной входу, были проделаны узкие бойницы, за которыми и встали Юлдуз, София и Стефан. Оставшийся десяток гвардейцев приготовил копья и мечи. Они прислушались. Вход, что вел с улицы, еще держался, но вот на кухню прорвались через пролом. Защитники взвесили свои шансы уцелеть и приуныли. Мрачные своды, выложенные из грубо тесаного камня, возвышались на локоть над шлемами воинов, но все равно казалось, что гигантская тяжесть вот-вот обрушится прямо им на головы. Ведь там, наверху, звенело оружие и орали раненые. Они подошли вовремя. Двое оставшихся в живых гвардейцев устали до того, что едва держали зазубренные мечи. Копья их были сломаны, а щиты изрублены в щепки. А меж тем враг и не собирался прекращать свой натиск. Людей у него предостаточно, и все они ослеплены обещанием немыслимой добычи.

— Вот бедный я, бедный! — зашептал себе под нос Стефан, выпуская короткую и толстую стрелу в темный силуэт, появившийся на лестнице. Ромей, которому наконечник попал в глаз, захрипел и повалился мешком, скатившись по ступеням почти до самого низа. Спуск и так был неширок и крут, а теперь его еще и заваливали тела убитых. Хорутане взяли троих за каждую свою жизнь, и теперь на лестнице мертвецы лежали сплошным ковром. Пробираться через них теперь крайне затруднительно.

— Там еще лучники подошли! — раздался удивленный голос наверху. — Эй вы, сволочи! Сдавайтесь, иначе я с вас на куски порежу!

— Спускайся, спускайся сюда, — шептал Стефан, плавным движением «козьей ноги» взводя арбалет.

Воины оставшегося десятка спешно тащили сундуки с товаром, тюки с тканями и связки ковров, восстанавливая преграду на пути нападающих. Пятно света вновь закрыла тень, и в этот раз быстрее оказалась София, которая плавным движением вскинула свой лук. Загудела тетива, пославшая вперед острое жало, несущее смерть, а потом защитники услышали сдавленные ругательства, и пятно исчезло.