Многочисленные стулья, которые явно попали в кабинет исключительно для текущего мероприятия, наоборот, выглядели новенькими. Они таинственно поблескивали на солнце свежим лаком и радовали глаз Бажены Рудольфовны, привыкшей к унылой офисной мебели. Особенно понравилась ей богатая бархатная отделка спинок и сидений. У них, в Заяжске, таких стульев не было даже на мэрской даче. Тем более, их не было в мэрском кабинете. Но мэр – не примар. У примара Миорицы все было не так, в Заяжске. Когда она приехала с направлением в мэрию Заяжска, её никто не встречал, не ждал, не пригласил в кабинет.

Она торопила не опоздать на встречу с новым шефом, а тот не появился. Так она и просидела до самого вечера в приемной.

В Миорице Бажену ждали. Она чувствовала это на поле, в городе и здесь, в кабинете примара.

Светловолосые и сероглазые… они ждали её. И вот она здесь.

«Моя семья, подумай только, – Бажена жадно всматривалась в лица, знакомые и незнакомые одновременно. Будто увидела себя в кривом зеркале или пропустила через фильтр, искажающий фото. – Вроде бы мои черты, а вроде бы и другой человек…»

Она встретилась глазами с ближайшим к выходу юношей и поняла – он думает о том же.

Десяток новых родственников выстроились вдоль коврового рисунка, ведущего к резному столу. За столом стоял худой человек с длинным носом и остатками некогда темно-русых, а сейчас – с сизой проседью, волос.

Темные волосы, как отметила Бажена, были здесь только у него (когда-то) и у Кары. Но Кара была яркой брюнеткой с волосами – черными, отдающими на солнце антрацитовым блеском. Она притягивала взгляд, яркая и сочная, как свежий цветок рядом с ворохом прелых листьев.

Мужчина у стола мог похвастаться тусклыми редкими остатками былой роскоши, если роскошь вообще когда-то имела место быть. Он заметил, что Бажена разглядывает его, дернул уголком губы. Было в этом человеке одновременно что-то комичное и торжественное.

Но главным здесь был именно он.

Он смотрел на Бажену едва заметно поджав тонкие сухие губы и ждал.

– Что нужно делать? – шепнула она, надеясь, что стоящий за спиной Серхио подскажет.

– Иди поздоровайся с примаром и все начнется.

Бажена кивнула и сделала шаг вперед и встретилась взглядом со светловолосой дамой с пушистыми, точь-в-точь у Бажены, кудрями. Дама улыбнулась ей теплой домашней улыбкой. Такой знакомой улыбкой.

Бажена замерла, застыла, не в силах отвести глаза. Это лицо! Она не видела его с самого детства, но знала, никогда не забудет!

– Мамочка, – шепнула она и почувствовала, как летит.

Летит навстречу ковру и примару.

***

Мэр, по местному примар, уже начал двигаться в сторону новоприбывшей. Но тут она приступила к решительным действиям.

Зацепившись остреньким каблучком за край уютного ковра, девушка полетела вниз. Одна туфелька отскочила в сторону, вторая свиснула у примара над плечом и вылетела в открытое окно. Тревожно всколыхнулись тонкие занавески. Примар вздрогнул.

Бажена успела предотвратить падение, но устоять – нет.

Гостья согнулась в поясном поклоне и пьяным страусом поскакала через комнату к примару, с каждым рваным шагом все сильнее кренясь вперед. Не успел он отодвинуться в сторону, как девушка упала перед ним на колени, молитвенно приложив руки к ковру.

Коснувшись ковра лбом, Бажена мазнула по пушистому ворсу серыми кудрями и рывком начала подниматься.

– Ош! – на пути к горизонтальному положению ей встретились коварные резные купидоны.

Бажена ударилась затылком о край стола, в глазах потемнело, руки ослабли и согнулись в локтях, лоб снова коснулся пушистого ворса.

В маленьком горном городке, по числу жителей больше похожем на деревеньку, примар Теодор Дракулешти, пользовался уважением.

Должность примара он получил в комплекте с обязанностями главы древнего уважаемого клана.

Однако всеобщая демократия и постоянное присутствие вокруг близких и очень близких родственников сделали свое дело – земные поклоны оказались Теодору в новинку.

Всем присутствующим тоже.

Бажена снова подняла голову. Резные купидону никуда не улетели – девушка снова ударилась о край старинной столешницы.

«Бывают в мире дуры, но я – особенная!» – подумала она и в третий раз, медленно и степенно, как и полагалось, наверное, двигаться даме ее возраста и положения, подняла голову, рассматривая опасный декор.

Судя по открывающейся картине, особую опасность для Бажениной головы представляла именно попка деревянного купидончика. Купидончик летел вслед за гарцующим фавном с какими-то дикими, сумасшедшими глазами, и больше всего напоминал человека, обнаружившего себя без пяти одиннадцать вечера бегущим к кассе супермаркета с ящиком акционного пива.

«В очередной раз страдаю от любви…» – подколола Бажена сама себя, сожалея только об одном, что шутка эта здесь и сейчас вряд ли будет уместна, а значит – пропадет.

Уже поворачиваясь назад она поняла, что ногам особенно мягко и уютно. Совсем не так должны чувствовать себя ноги, обутые в новые, еще не разношенные туфельки на высоком каблуке. Ноги, прошедшие в этих туфельках по коварной брусчатке. Ноги, летевшие к этой брусчатке через половину Европы.

Туфельки не было. Хотя нет, одна туфелька как раз была – валялась у двери. Но где вторая?

Бажена извинилась за происшествие перед затихшими родственниками. Ни единой ухмылки, ни тихого смешка. Все произошло так быстро, что никто не успел подхватить девушку. Бажена почувствовала, что как-то совсем по-детски краснеет.

Будь перед ней проверка из Министерства или коллеги, пусть давно знакомые, но все же чужие люди, она бы не стушевалась. Готовая к любому нападению, она оказалась не готова к искреннему сочувствию.

Стоящие вокруг смотрели именно сочувствующе, вопросительно, удивленно. И очень искренне.

Разве что примар крепче сжал губы, да худенькая девочка за спиной светловолосой дамы, принятой Баженой за маму, едва сморщила носик.

В тишине Бажена вернулась к застывшему в дверях Серхио и, поборов желание через эту самую дверь выйти обратно в коридор. А после – выбежать на улицу и скрыться в неизвестном направлении.

Подобрала с пола туфлю, надела и осмотрела кабинет в поисках второй.

– Простите, что вы сказали по поводу Миорских земель и чья я теперь хранительница? – спросила она, дабы чем-то разбить звенящую тишину.

Второй туфли не было видно.

«Может, под стул закатилась? Какой-то антикаблучный город: и брусчатка скользкая и ковры к каблукам цепляются!»

– Мы как раз собирались тебе рассказать, – Серхио беспокойно посмотрел на примара, за спиной которого трепал штору легкий ветерок.

За шторой пересмеивались горожане, кто-то играл на гитаре. Теплый май – окна в ратуше были настежь.

Примар едва заметно дернул щекой. Ближайший к столу светловолосый мужчина придвинул поближе мягкое кресло с высокой резной спинкой.

– Да, давайте начинать, – Бажена нагнулась, заглядывая под ближайший стул, – пока еще что-нибудь не случилось.

Намек на кресло она поняла. Но сидеть недообутой перед десятком новых людей?

Ей показалось, что под стулом в углу мелькнуло что-то красное. Она быстро опустилась на ковёр, мельком осмотрела набор ног, вразнобой стоящих вокруг.

«Показалось!»

В спину ударило струей свежего воздуха. Входная дверь распахнулась, как от резкого рывка.

Бажена обернулась увидела перед собой совершенно новые, незнакомые ноги. Еще мгновение назад их в комнате не было!

Белые спортивные кроссовки сверху чуть прикрывали синие джинсы, в которые заправлена белая рубашка. Потертый кожаный ремень подчеркивает талию, от которой начиналась мужской торс с широкими плечами.

Рукава рубашки были небрежно закатаны до середины локтя и открывали вид на загорелые мужские руки, украшенные широкими полосами мышц.

В одной из этих сильных мужских рук Бажена увидела искомую туфлю! Уже немного потрепанную, но еще не потерявшую товарный вид. Красный лак, на первый взгляд, не сильно поцарапан, каблук цел. Остальное – несущественные мелочи!