«Я всегда буду любить тебя».

Пыль заставляла кашлять. В груди стало больно от нехватки воздуха.

Нужно было выкапываться из завала, иначе я могла задохнуться. Я и не думала, что в моем шкафу столько одежды – с тех пор, как Рэй уехал, я почти не заглядывала туда, нося только несколько вещей, которые по очереди стирались и складывались Присциллой на мою кровать.

Я убрала одежду с лица и открыла глаза. Шкаф нависал надо мной словно гигантский гроб. Я кое-как выползла из-под него и присела у окна. Рядом с моей полуживой ногой валялся маленький желтый сверток. Должно быть, он выпал из шкафа и отлетел в сторону. Я осторожно взяла его и шумно выдохнула. На глаза навернулись слезы, и какое-то время я просто тихо всхлипывала, прислонившись к стене. Потом я сжала в руках сверток и поднесла его к губам.

Рэй первым нашел мою иву. Он договорился с часовыми, чтобы они не докладывали Вульфусу о нашей отлучке, и отвел меня туда. Он заранее сделал подкоп, принес под иву подушки и одеяло, даже немного книг. Я волновалась, потому что выходить за пределы сада мне никто не разрешал, но Рэй так крепко и уверенно держал мою руку, что я забыла обо всем.

В тот день я впервые увидела лес, впервые встретилась со своей ивой и уже не могла смириться с жизнью взаперти. Наверное, Рэй чувствовал то же, что и я, когда видел это дерево. Под его листвой мы были в другом мире, где никто не имел права нам что-то запрещать.

Я не могла поверить, что целую его. Рэй всегда был рядом, но недосягаем, а теперь я могла любить его сколько захочу. Сколько хотел он. Хоть всю жизнь.

Мы пробыли там до вечера. Удивительно, как время может бесконечно тянуться, а потом пролетать в одно мгновение, когда ему вздумается. Я хотела бы, чтобы тогда оно поступило по-другому. Чтобы оно застыло, оставив нас в объятиях друг друга, оставив его теплую руку в моих волосах, а мою голову на его плече.

Когда начало темнеть, Рэй поднялся и вытащил из кармана небольшой сверток. Он взял меня за руку и аккуратно положил его мне на ладонь.

– С днем рождения, – сказал он. Рэй задумчиво погладил мою раскрытую ладонь, потом сомкнул мои пальцы на свертке. – Это подарок, Лия, но не открывай его сейчас. Если сможешь, не открывай его никогда. Только если ты будешь совсем одна… Без меня, понимаешь? Он поможет тебе справиться с любой неприятностью. Просто загадай желание, и оно исполнится.

Я с глупой улыбкой покачала головой. Рэй притянул меня к себе и поцеловал.

– Что бы ни случилось, знай, что я тебя не оставил.

Сверток был покрыт легким слоем пыли, и я, потянувшись к вороху одежды на полу, аккуратно протерла его первой попавшейся вещью. «Что бы ни случилось…» – Рэй обещал, что этот подарок поможет мне в любой ситуации, но было страшно открывать его. Как будто если я разверну упаковку, то потрачу свой единственный шанс.

Когда Вульфус узнал о нас, я собиралась открыть этот сверток, но Рэй остановил меня. Не послушай я его тогда, возможно, Вульфус не отправил бы Рэя учиться так далеко и так надолго. Возможно, мне не пришлось бы жить без него целый год. Возможно, Вульфус не запер бы меня в комнате, не довел бы маму до слез, не кричал и не винил бы ее в нашей с Рэем любви. «Я слишком часто шел у тебя на поводу, и посмотри что получилось!»

Нас раскрыли спустя две недели после моего дня рождения. Присцилла видела, как мы целовались, и рассказала все Вульфусу. Он был в бешенстве, мама ошарашена. Рэй злился и кричал, что они не имеют права заставлять его уехать, что он не бросит меня, что он меня любит. Рэй…

На следующий день его увезли. Вульфус отправил Рэя в академию Совета, где учились отпрыски богатых семей Инниса. Я узнала, что обучение там длилось пять лет, и на первый курс принимали в пятнадцать. Из-за возраста Рэя зачислили сразу на последний курс, но поскольку все это время ему нанимали всех возможных учителей, он без труда стал лучшим учеником. Я слышала, как слуги гордо рассказывали об этом друг другу. Когда я спросила маму, почему Рэя не отправили туда раньше, она лишь хмыкнула, а потом погрустнела, как бывало каждый раз, когда я задавала ей вопросы.

В день отъезда Вульфус запретил ночным часовым выпускать Рэя из особняка, но ему всегда удавалось договориться с ними. Он залез в мое окно, всю ночь провел со мной и только под утро ушел. Он просил поберечь сверток. Говорил, что скоро вернется, что заберет меня или убедит отца.

«Когда я стану главой Совета, никто не сможет приказывать мне».

Он просил ждать, и я ждала. Когда-нибудь Рэй и правда станет главой Совета, и тогда… Тогда, возможно, все будет по-другому. А пока главой был Вульфус, и он мог приказывать всем.

Я вздохнула и развернула упаковку. Я твердила себе, что осталась одна, что мне больно, и никто не сможет помочь, даже мама; а мне так нужно исцелиться, так нужно встретиться с Рэем…

Внутри лежал сложенный пополам лист бумаги. Когда я раскрыла его, оттуда выпал плоский, словно вырезанный из картинки, сушеный одуванчик с еле державшимися тонкими нитями пуха. В нижнем углу на конверте аккуратным почерком Рэя было написано только одно слово: «Люблю».

Я осторожно взяла цветок, стараясь не сильно давить пальцами, чтобы не сломать хрупкий стебель. С трудом поднявшись, я привычным движением толкнула засов. Он податливо двинулся в сторону, и я открыла окно. Только снова вспомнив о мире за пределами моей комнаты, я поняла, что стою совсем голая. Свежий воздух сразу привел меня в чувство. Я посмотрела на сосну, и та чуть качнулась в ответ.

– Рэй приезжает, – прошептала я.

Сосна качнулась сильнее.

– Наверное, нам снова понадобится твоя помощь. Мы будем сбегать каждый день.

Мягкая хвоя коснулась моих пальцев. Я покачала головой.

– Все хорошо. Я скоро буду в порядке.

Вдохнув полной грудью, я закрыла глаза и подула на пушинки.

Странно, как будто все произошло во сне. Я почему-то проснулась на кровати, одетая. Я не могла разглядеть времени на часах, но знала, что царила глубокая ночь. Это чувствовалось по тому, как все затихло в саду и в доме: даже моя сосна застыла, будто задремав. Лишь стройные, почти бесшумные шаги солдат, еле уловимое скольжение их нейлоновых штанин и приглушенный треск ружей нарушали эту тишину. Мне показалось, что меня кто-то зовет, но в комнате никого не было. Я помотала головой, сгоняя остатки сна. Должно быть, я проспала весь день. Я сжала и разжала ладони – стебель одуванчика куда-то исчез. Протерев глаза и дав им немного привыкнуть к темноте, я огляделась. На тумбочке стоял поднос, но на месте нетронутых булочек появилась тарелка с еще теплым супом и несколькими кусочками хлеба. Рядом были расставлены тюбики с мазью. Шкаф, как всегда, прислонялся к стене. От горы одежды на полу не осталось и следа. Стало даже чище, будто кто-то хорошенько прибрался. Мама? Как же крепко я спала, что ничего не услышала.

Я осторожно привстала и пошевелила ногой, ожидая резкой боли, но вместо этого моя нога лишь послушно двигалась. Я быстро приподняла край ночной рубашки – синяк исчез. Поднявшись, я несмело зашагала по комнате и, убедившись, что нога действительно здорова, запрыгала от радости. Когда волна восторга поутихла, я вздохнула и вернулась к кровати. Я спала так крепко, что теперь была совершенно бодрой и не знала, чем занять себя до утра. Я села на покрывало, и мне вдруг снова послышался шепот, на этот раз более отчетливый.

Сумасшедшая мысль. Я бегу к окну, с нетерпением хватаюсь за засов, который протестующе скрипит, но все же поддается, открывая мне пару карих глаз – глаз, которые так красиво и правильно смотрелись на фоне моего окна.

– Наконец-то. Я уже испугался, что не смогу тебя разбудить.

Моя душа взлетела и закружилась по комнате. Все исчезло – только он, его улыбка. Это сон? Ничего, пусть будет сон. Только бы он не заканчивался. Поначалу я не могла выдавить и звука от потрясения, а потом чуть не взвизгнула от неожиданного счастья, но Рэй с озорной улыбкой приложил палец к губам.