Возвратилась домой, когда уже близился рассвет. Но спать ей не хотелось. Она села у окна. Сидела тихо и неподвижно, как тень, глядя в светлую ночь. Где-то в небесной выси уже угадывался слабый трепет первых утренних лучей. Звезды смутно угасали, словно уходили от могучей силы Солнца. И лишь Венера сверкала над темным морем неистовым белым светом.

Неожиданно раздался стук в дверь.

Вошла Эмма Ефимовна.

– Вот, оказывается, ты где! – звенящим от негодования голосом с порога заговорила она. – Мы с Иваном Антоновичем чуть с ума не сошли, думали, утонула… Объясни, что это значит?

Сонька во все глаза смотрела на учительницу. Она никак не ожидала, что Эмма Ефимовна появится тут в такой ранний час. Видно, и вправду ее искали ночью.

– Ну, что смотришь? Переполошила нас и считаешь, это в порядке вещей?

– Ну и что?

– Что-о? Ты как разговариваешь? Тебя ведь Иван Антонович не отпустил. Почему ты ушла?

– Ушла, и все.

– Возвращайся сейчас же и попроси извинения у Ивана Антоновича. Что же ты стоишь?

– Не пойду. Это мой дом. Я тут живу!

– Как? Ты жила и живешь в интернате.

– Нет, здесь!

– Что все это означает? Ты прекрасно понимаешь, что так не уходят из интерната: через окно, ночью, никому ничего не сказав! Да и ушла ты, я вижу, в пустой заброшенный дом.

– Скоро приедет Федор Степанович…

– Это скоро может быть очень долгим…

– Вернется Марина…

– Будет ли все так, как ты ожидаешь? Но не в этом дело. Сейчас ты должна вернуться и интернат.

– Нет!

– Соня…

– Нет!

В интернат Сонька не вернулась. Она ездила на уроки автобусом вместе с другими школьниками, которые жили в порту.

После уроков ребята у нее спрашивали, куда она едет. И она отвечала: «Домой».

Педагоги молчали, молчал и Иван Антонович.

Наконец-то у нее был свой дом. Она его прибирала, приводила в порядок. В кладовке нашла белую краску, покрасила оконные рамы.

Она готовила обед. Лапша у нее слипалась, рыба была или горько-соленой, или она ее вовсе забывала посолить. Суп в рот нельзя было взять. Но она упорно ждала Исаева.

Теплоход медленно подходил к причалу. Сонька смотрела на него как зачарованная. Она никогда, не уезжала из своего городка. Ей захотелось подняться по трапу и уплыть. И не все ли равно, куда… Так вот, наверно, уехал и Игорь. Может, ему и туго приходится, но он в пути, он едет или идет, видит что-то совсем новое. Сонька тоже была всегда в пути. Но путь ее проходил причудливыми дорогами воображения. Даже самый воздух вокруг нее был полон тайн и значения. Протяни руку – и пустота разомкнется, и откроется новая пустота, еще более огромная, ослепительно ясная, в прозрачной дали появятся золотые берега, из светлых струй многомерности поднимутся сказочные города.

Пассажиры сходили на берег, спешили на небольшой, затиснутый между портовыми складами и поселком базарчик. По воскресеньям здесь было шумно и многолюдно – недавно сюда перевели барахолку.

Сонька смотрела на сходивших по трапу пассажиров и не могла понять, что заставляет их спешить. День был так долог, солнечен и глубок, что в нем хотелось жить неспешно, чтобы чувствовать и любить каждый проплывающий миг. Пассажиры спешили на базар с сумками, корзинами, рюкзаками, на пристани стоял непривычный гвалт.

Когда Сонька оказывалась в суетливой многоликой толпе, мысли ее текли особенно неторопливо, шум и гам не мешали ей думать о далеких от базара и окружающих предметов вещах. Она смотрела на суетливо сходивших по трапу людей и улыбалась.

И вдруг улыбка слетела с ее губ – в толпе встречающих она увидела Игоря. Сонька сразу поняла, что он кого-то ждет, и спряталась за угол газетного киоска.

Их было двое – один в небесно-голубых джинсах и рубашке, сшитой не то из кусков газеты, не то из иностранных афиш, другой в огромной не по росту тельняшке и лохматой кепке, напяленной на глаза. Неторопливо спустившись по трапу, они поздоровались с Игорем за руку, как со взрослым, и все трое сразу же отправились в сторону базара.

Сонька некоторое время постояла в раздумье, затем побежала следом за ними. Но они словно растворились в густой толпе.

За ларьками, где были свалены пустые бочки из-под рыбы и разбитые ящики, остановилась, внимательно оглядываясь по сторонам. Вот впереди мелькнула рубашка-газета, и Сонька, прячась за ящиками, пробралась поближе и скоро услышала негромкий разговор.

– Кто эти? – спросил глуховатый испитой голос.

– Свои.

Сонька даже вздрогнула, узнав голос Игоря. Она пробралась еще ближе и посмотрела в щель между ящиками. Кроме Игоря и двух приехавших с теплоходом парней у забора стояли еще двое мальчишек – это были знакомые Соньке приятели Игоря.

– Свои, говоришь… – Парень в голубых джинсах покосился на низкорослых пацанов. Одного Сонька хорошо знала, он всегда ходил с грязной обсохшей физиономией. Неизвестно, умывался ли он когда-нибудь; грязь, видно, стягивала ему кожу на щеках, и он без конца корчил замысловатые рожи.

– Мальчики из хороших семей, – усмехнулся Игорь.

– Видно, что из хороших. А молчать умеют?

– Глухонемые.

Мальчишки, далеко высовывая языки, нелепо дергаясь, стали проворно говорить на пальцах, подражая глухонемым. Это было так неожиданно и смешно, что Сонька зажала ладошкой рот, чтобы не расхохотаться.

– Некрупных каких-то ты нашел… – брезгливо поморщился, оглядывая пацанов, тип в тельняшке.

– Какие были, – огрызнулся Игорь.

– Где живут?

– Временно у родителей.

– А ты в интернате?

– Оторвался.

– Чего?

– А это не твое дело.

Злое что-то будто вселилось в Игоря за то недолгое время, что он жил вне интерната, глаза стали угрюмыми и колючими.

Парень в голубых джинсах примирительно похлопал его по плечу:

– Это хорошо, что ты не любишь лишних расспросов. Толк из тебя будет. – И вдруг неестественно бодро спросил: – Хочете заработать, юноши?

– Натурально, – ответили «глухонемые».

Но Игорь недоверчиво повел колючим взглядом:

– Как? Опять краденое продавать? Не буду.

– Какое краденое? Улов надо сбыть. Небольшой, килограммов двести рыбы, бочонок икры… Предлагайте только приезжим. Поняли? Вы ведь всех знаете, кто живет в поселке. И. глядите, чтобы не нарваться на дружинников. Это главное. До закрытия барахолки все и продадите помаленьку. Ну как, идет?

– Идет.

– И учтите, это только начало. Поближе познакомимся – может, посолиднее чего присмотрим. А пока поглядим на вашу работу. И вот что… – голос его внезапно изменился, стал таким, что Сонька вся съежилась за ящиками. – Нас нет. Поняли? И откуда рыба – не знаете. Если что – дали, мол, какие-то мужики сбыть, а кто – не знаем. Иначе… вы знаете, мы тут не одни… Усекли?

– Усекли, усекли. Не бойтесь, – спокойно ответил Игорь.

Сонька не уловила и тени страха в его голосе. Да, изменился он сильно, прямо другой стал.

Двое незнакомцев отошли в сторону и вскоре затерялись в густой базарной толпе.

Игорь огляделся, что-то сказал своим пацанам, и все трое тоже нырнули в толпу. Сонька снова потеряла из виду Игоря. С трудом пробиралась она из одного конца рынка в другой, чуть не плача от досады, что после стольких поисков упустила Игоря. И вдруг она чуть не налетела на него. Он что-то сказал на ухо лысому толстячку с пустым рюкзаком, и они вместе отправились куда-то в узкую улицу за базаром. Через несколько минут толстячок уже шел обратно, сгибаясь под тяжестью рюкзака.

Вскоре Игорь появился снова. Теперь он повел с собой уже двоих. И эти вернулись с наполненными сумками.

Сонька растерянно огляделась и увидела «мальчиков из хороших семей». Они действовали не так ловко, как Игорь, но тоже время от времени уводили пассажиров куда-то за базарные ряды.

«Эти типы втянули Игоря в свои дела, а он – мальчишек… Потом все угодят в колонию…» Сонька поняла, что надо действовать, надо спасать от настоящей большой беды не только Игоря, но и его глупых друзей. Сквозь толпу она бросилась к Игорю. Тот, увидев ее, метнулся в сторону, чтобы убежать, но тут же остановился.