Я знала этого Хью. Тот, кто шутил и перешагивал через горящие тела. Исцеляющий Хью… Он действительно спас Дулиттла. Он так же спас Асканио, но шантажировал меня его исцелением. Он убил Мауро. Мауро был моим другом.

— Следующие два года я был занят с Морганом, — сказал Кристофер. — После того, как я убил его и стал легатом, я присмотрелся к Хью повнимательнее. Как легат, я подчинялся только Роланду. Я контролировал все Племя. Я изучил всех потенциальных соперников, поднимающихся по служебной лестнице, и я изучал Хью. Д’Амбрей не представлял непосредственной угрозы. Мы были равны, но разделены, и он не выказывал никаких признаков желания занять мое место. Тем не менее, нужно проявлять должную осмотрительность.

Кристофер допил чай.

— Боль других людей доставляет Хью дискомфорт.

Я чуть не рассмеялась.

— Хью Д’Амбрею?

Кристофер встретился со мной взглядом.

— Я кажусь тебе человеком, склонным делать поспешные выводы?

Барабас фыркнул в своем кресле.

— Природа его магии такова, что когда он видит травму, это вызывает у него стресс. Не совсем боль, но высокую степень беспокойства. Этот механизм позволяет ему точно идентифицировать проблему и исправить ее. Он вынужден исцелять.

— Ты описываешь человека, который почти эмпат, но вместо эмоциональной боли он чувствует физическую. Такой человек не стал бы намеренно причинять вред другим. Хью — убийца.

— Парадокс, — сказал Кристофер. — Итак, я спросил себя, как мне совместить эти два явления? А потом я стал наблюдать за твоим отцом. То, что я собираюсь рассказать тебе… предположение, но это предположение, основанное на тщательном наблюдении и долгих размышлениях. Я полагаю, твоему отцу требовался военачальник. Он хотел кого-то молодого и с большим количеством магии. Он нашел Хью и попытался превратить его в инструмент разрушения, в котором нуждался. Однако для этой должности требовался психопат с садистской жилкой. Хью никогда таким не был. Он был совершенен во всех других отношениях: физически и магически одарен, превосходный боец, талантливый стратег, харизматичный, верный, рад служить, но он не был садистом. Итак, твой отец использовал кровную связь между ними, чтобы притупить его эмоции. Я неоднократно наблюдал, как взволнованный Хью отстаивает свою точку зрения. Твой отец говорит с ним, и Хью внезапно с ним соглашается, а источник волнения больше не имеет значения.

Я должна была это понять. Внезапно так много вещей обрело смысл. Мишмар обрел смысл. Мой отец сказал ему сделать все необходимое, чтобы заставить меня подчиниться, и настолько, внушая, надавил на него, что у Хью не оставалось других вариантов, как сделать это.

— У вас с Джули кровные узы, — сказал Кристофер. — Скажи мне, ты тоже так можешь?

Я вздохнула.

— Да. Я могу навязать ей свою волю. Я могу заставить ее не беспокоиться. За это приходится платить высокую цену.

Кристофер поставил чашку и откинулся назад, сплетя пальцы на колене.

— Каковы последствия?

— Если ты накладываешь на себя кровную связь, в конце концов, разум сломается. Не останется ничего, кроме твоего отражения. Как сделать лоботомию. Моя тетя читает мне лекцию об этом, по крайней мере, раз в три месяца, на случай, если я забуду. Она любит Джули.

— Вопрос. — Барабас поднял палец. — Хью был связан с Роландом десятилетиями, и теперь мы знаем, что Роланд притуплял его эмоции. Затем Роланд разорвал кровные узы.

— Да, — сказала я.

— Почему Хью не умер?

Я развела руками.

— Потому что он — Хью. Его невозможно убить. Кэрран сломал ему спину и бросил в магический огонь, который расплавил целый каменный замок, но он всё ещё жив. Он даже не должен быть в состоянии связно мыслить.

Название «Железные псы» подходит во многих смыслах. Пес запрограммирован на то, чтобы угождать человеку. Когда вы берете щенка и выращиваете его, вы формируете его характер. Если вы обеспечите щенку любящий дом, то в большинстве случаев он вырастет милой собакой. Взяв того же щенка, посадив его на цепь во дворе — будет совсем другая история. Мой отец брал палку и избивал свою собаку до потери сознания каждый раз, когда она выходила за пределы двора. Бедный Хью. Но он никогда не бросался на своего хозяина. Он никогда не кусал руку, которая держала палку.

— Хорошо, мой отец навязывал ему свою волю, но это не снимает с него ответственности за то, что он натворил.

— Именно об этом я и говорю, — сказал Барабас. — Невозможно сказать, что из сделанного им было делом рук Роланда, а что — его. Может, он жестокий психопат. Он мог восстать, но он этого не сделал.

— Хью не стал бы бунтовать, — сказала я ему. — Он предан. Вопрос в том, с кем мы имеем дело сейчас? Моего отца больше нет. Остался только Хью. Никто из нас не знает, кто такой Хью. Он натворил столько дерьма. Я не уверена, что смогу с этим справиться. Я не знаю, есть ли это во мне. Я напоминаю, Кристофер, он посадил тебя в клетку.

— Твой отец посадил меня в клетку, — сказал он.

— Но Хью удерживал тебя там, — сказал Барабас.

— Ты когда-нибудь задумывалась, как я выжил два месяца в клетке без еды и воды? — спросил он. — Почему у меня не отказали органы? Почему у меня не было болячек, несмотря на то, что я сидел в собственных испражнениях?

— Хью кормил тебя, — догадалась я.

Кристофер кивнул.

— Ночью. Он разговаривал со мной.

Я вскинула руки вверх.

— Во-первых, ему не следовало держать тебя в клетке.

— Он сохранил мне жизнь.

Барабас вздохнул.

Выражение лица Кристофера заострилось, став каким-то образом более хрупким.

— Вы двое помните только человека в клетке. До этого я был легатом Златого легиона. Я убивал, чтобы пробиться к вершине. Я совершал зверства. И, в отличие от Хью, мне некого винить, кроме самого себя. Я признаю все, что натворил. Я делал это, потому что хотел власти. Я должен жить с этим. Хью живет со своими воспоминаниями. Это будет его выбор — искупать то, что он сделал, или нет. Но я простил Хью, потому что, если я не прощу его, у кого-то вроде меня не будет надежды на прощение.

Он встал и пошёл наверх. Барабас пошёл за ним, а я вышла.

* * *

Я вошла в наш дом и спустилась в подвал. Ю Фонг всё ещё был в коме. Адоры нигде не было.

Я поднялась обратно и вошла на кухню, залитую включенным тёплым и мягким светом. В воздухе пахло топлёным маслом и свежим кофе. Кэрран стоял у плиты и поджаривал хлеб. Рядом с ним была тарелка с нарезанным копчёным мясом.

Я отстегнула ножны, в которых всё ещё был «Саррат», и повесила их на стул.

Здесь, на кухне, было так уютно. Только я и он. Я любила нашего сына, но иногда было приятно ненадолго отвлечься от ответственности за маленького человека.

— Где Адора?

— Я отправил ее домой отдохнуть. Принять душ, поспать и все такое. Она вернется утром.

Я села за стол. Мы никогда не будем обычными. У нас никогда не будет защищенной жизни. Но у нас может быть это, тихий момент простого счастья, зажатый между опасностью и отчаянием. Я жила ради этих моментов.

— Я решила дать Д’Амбрею шанс, — сказала я.

— Я так и думал, что ты можешь.

Он положил последний ломтик хлеба на тарелку и повернулся ко мне.

— Что меня выдало?

— Ты склонна давать людям второй шанс. И третий. И четвертый.

— На себя посмотри! Ты сможешь с ним работать?

Он пожал плечами.

— Нам нужны он и его жена. Я всегда могу убить его позже.

Его Пушистость — долгосрочный планировщик.

— В конце концов, нам придется сесть с ними и поговорить. Ты можешь вести себя вежливо?

Я достала из холодильника кусок сыра и нарезала его ломтиками толщиной с бумагу.

— А ты сможешь?

— Я всегда вежлива.

Он скрестил руки на груди. Мускулы на его предплечьях выделялись. Ммм.

— Неужели? — спросил Кэрран.

— Иногда я запрыгиваю на стол и бью людей по лицу, но я всегда веду себя вежливо.