Она смотрела на меня с брезгливостью. Во мне снова проснулась злость. Какое она имеет право судить? Чем она лучше меня? Тем, что её юбка едва прикрывает задницу, а губы ярко накрашены? Чем мой Сеня хуже чужих детей?

Я понимала, что сейчас просто взорвусь, я после кабинета Булатова ещё кипела. Но…меня просто не поймут. Я здесь никто. Мне можно таскать шоколадки, чтобы я задобрила босса по очередному проекту, а потом просто забывать о моем существовании. Смешно, но в прошлое восьмое марта про меня просто забыли. Даже идиотских тюльпанов в офисе мне не досталось.

Я опустила взгляд вниз. Сенька стоял рядом со мной, держал меня за руку, и смотрел так, как только он умел – в глаза, а кажется, в самую суть. И я нашла в себе силы просто улыбнуться этой девушке. Я не буду позориться выяснением отношений и пугать своего сына. Пусть подавятся своими тюльпанами.

– Эти глупые люди не умеют любить, – сказала я Сеньке уже на улице. Мы шли по парку, и ярко-жёлтые берёзовые листья грустно шуршали под нашими ногами. – Не стоит на них обижаться, да?

Сенька молчал. Я начала привыкать к его молчанию. Мы шли и вместе было так уютно. И можно не думать ни о чем. Не мерить себя чужими мерками. Что мне тридцать, у меня нет мужа, я бесплодна, я просто старая никому не нужная дева. Нет, я выше них. У меня есть я. И у меня есть Сенька.

Дворники сгребали листья в большие кучи, а потом вывозили в чёрных мешках. Сенька долго и задумчиво наблюдал за их работой. Потом подошёл к одной из куч, внимательно её оглядел и выбрал себе лист. Ярко красный, в маленькую бурую крапинку, которая говорила о скором увядании. Но пока лист был прекрасен и практически безупречен. Сенька поднял его выше, и через него посмотрел на солнце. На детское лицо упали алые всполохи, а Сенька…он улыбнулся вдруг. Я замерла, поражённая красотой и величием этого момента, даже дышать перестала, я не улыбалась, не плакала, просто смотрела, затаив дыхание. Я первый раз видела его улыбку, такую чистую и такую искреннюю. Я так боялась её спугнуть неловким движением!

Сенька опустил лист и рассмотрел его с обоих сторон. Остался удовлетворён осмотром и попытался засунуть лист в карман. Вот теперь я вмешалась.

– Тебе понравился лист? Он кленовый. Давай мы не будем класть его в карман, он там помнется и сломается. Давай я отнесу его домой в руках, а дома мы положим его в книгу?

Я не уверена, что Сенька понимал все, что я ему говорю, но слушал внимательно. А дослушав, кивнул, соглашаясь, и по сути, это было нашей первой беседой.

Мы не сразу пошли домой. Нагулялись, катались на скрипучих качелях. Сенька снова ушёл в себя, но тем не менее я была довольна и счастлива. В кафе на проспекте мы пили чай с блинчиками. Сеньке чай разбавили молоком, но он все равно боялся обжечься и старательно дул, смешно надувая щеки.

– У вас очень красивый сын, – сказала мне официантка.

Я расцвела в улыбке. В этот момент я так любила эту незнакомую девушку! Она сделала меня счастливой всего несколькими словами. Домой шли, я улыбалась и держала лист в руках. Перед домом моя улыбка несколько поблекла.

– Сеня, – позвала я сына. – Ты уже знаешь, что я твоя мама. И теперь мне нужно сказать тебе, что кроме мам, у детей ещё случаются бабушки. И твоя бабушка, как раз сейчас нас ждёт.

Мама стояла у подъезда поджав губы. Все её лицо выражало скорбь и страдание. Причина проста – я отказалась в свое время дать ей ключи от квартиры. Мне нужно было место, где я могу зализывать раны после потери ребёнка и развода, а мама никак не способствовала гармонии в моей душе. И теперь мама напоминала мне об этом при каждом удобном случае.

– Я замёрзла, – сказала она обвиняюще. – Скоро зима, а я стою жду на улице.

Я вздохнула, призывая себя к терпению. Родителей не выбирают, так же, как и детей. Нужно просто любить их такими, какие они есть.

– Нужно было позвонить, – спокойно ответила я. – Знакомься мама, это Сеня.

Мама рассмотрела ребёнка внимательно. Видимо, он понравился ей внешне – Сенька красив, этого не отнять. Улыбнулась. Потом наклонилась и протянула ему леденец на палочке.

И бесполезно было бы говорить, что я не хочу давать ребёнку в два года настолько сладкое и вредное. Я растерялась, не зная, как дать отпор. Выручил Сенька. Он спрятал ручки за спину, отказываясь принимать угощение, а потом и вовсе весь спрятался, за моей спиной.

– Невоспитанный, – неодобрительно покачала головой мама. – Ну, что с него взять, детдомовский.

– Мама, – возмутилась я. – Он же слышит.

Она отмахнулась – какие чувства могут быть у двухлетнего ребёнка? По её мнению никаких. Как у меня в детстве… в лифте поднимались молча, мама то и дело рассматривала Сеню.

– Ладно, зато красив, – наконец резюмировала она. – Во всем есть плюсы. А то с твоими данными такой ребёнок точно не получился бы.

Я задохнулась от обиды. Раньше, после такого разговора я бы ещё полночи ревела. Теперь не буду. Теперь я сильнее. Я – сама мать.

Рита раздражала. Раньше я просто не замечал работы своей помощницы. Она всегда была под рукой, и при этом умела не мозолить глаза. Сидела в своей каморке, как Золушка, и являлась по первому зову. У неё были готовые ответы на все мои вопросы и галстуки к любой рубашке. Раньше я её в упор не замечал, а теперь понимал, насколько она мне необходима.

– Мне нужна Дарья, – задумчиво сказал я.

– Соскучился по своей страшненькой помощнице? – усмехнулся Дамир.

Я повернулся медленно, не успел даже ничего сказать, а Дамир поднял руки, словно сдаваясь.

– Я дам тебе знать, когда мне будет нужна твоя критика относительно внешности моих сотрудников, – произнёс я. – А сейчас заткнись.

Я не мог сказать, что Дарья была страшной. Просто незаметно и безликой. И на её фоне внешность Риты тоже бесила. Рита была слишком яркой, слишком шумной. Вот стоило только про неё вспомнить, как она вошла со стопкой документов и выгрузила их на стол с невообразимым грохотом. Если бы это была Дарья, мы бы её не заметили.

– До тех пор, пока ты будешь окружать себя лишь смазливыми девочками, – покачал головой я. – Так и будешь на побегушках. Умнее нужно быть, Дамир. Красивые девушки привыкли добиваться своего иным путем.

Он вроде как согласился, но я знал – не исправим. На улице уже был вечер, по сути можно было заехать в ресторан, поужинать и закругляться на сегодня. Через пару дней трудоёмкая и изматывающая поездка, неплохо бы отдохнуть перед ней.

– Едем ужинать? – спросил Дамир.

– Сам, у меня дела.

Решение сформировалось спонтанно. Вышел из кабинета, у стола секретаря стоит Рита. Хихикает. Кто вообще придумал, что помощницы имеют право хихикать? Снова изнутри поднялось, всколыхнулось, словно муть со дна, раздражение. А мне с Ритой ещё четыре дня колесить по Европе. Вспомнился случай, когда Дарья выставила из моего номера нетрезвую девицу в одной из таких поездок, так как оказалось, владела зачатками итальянского. Я до сих пор гадаю, что она там ей сказала?

Детский мир ещё работал. Я прошёлся по рядам. Что любят маленькие дети? Он такой серьёзный, может ему лучше томик Достоевского подарить? Я легко мог не угадать с игрушкой, но я знал, что любят все мальчишки, без исключения.

Самокат. Их был целый ряд. Все, как один яркие и красивые. В моем детстве, пусть оно и было обеспеченных и сытым, такой красоты ещё не было. Я взял самую дорогую модель, красивую, мальчикового цвета, плюс ещё и перевертыш во что-то.

– Он подойдёт ребёнку двух-трех лет? – спросил я у консультанта.

– Именно на этот возраст и рассчитан, – белозубо улыбнулась девушка.

Я отказался от карты, которую она хотела мне оформить. Отчасти потому, что в дестком мире я был в первый раз в жизни, возможно последний, а ещё потому, что она стала бы звонить. Я ни на грош не доверял женщинам, у которых на лице было написано желание заполучить богатого мужчину.

По моей просьбе на самокат налепили серебряный подарочный бант. Я ехал к Дарье, адрес у меня на всякий случай был сохранен, хотя я ни разу у неё не был. На заднем сиденье блестит хромированными деталями самокат, а я чувствую себя довольно глупо.