Ночью мне звонил Булатов. У них сейчас – поздний вечер. Я все ещё в курсе его расписания, поэтому скорее всего он ужинает с Дамиром. Время ранее утро, но уснуть после звонка мне уже не удалось. Я думала о Сеньке. Иногда думала о Булатове. Я не могу сказать, что была влюблена в него. Просто он…завораживал. Своей силой. Своими возможностями. Глазами карими, глубокими, как омуты. Мне казалось, ни одна женщина не сможет им обладать. Не совладает с его мощью. Я не смела о нем даже мечтать, но раз за разом Булатов проникал в мои мечты и даже сны. Сны были неправильными, и после них я только ещё сильнее боялась своего босса, ещё сильнее робела в его присутствии.

Утром Сенька ждал меня уже одетым. Шапочка на нем была смешная, с помпоном. Рюкзачок маленький. Сидел на стульчик в коридоре и ждал. Я подумала о том, что так же, семь месяцев назад, он ждал ночью ту, что его родила и у меня сжалось сердце.

Я попрощалась с заведующей и вышла к нему. Протянула ему руку.

– Пойдём?

Он посмотрел на меня изучающе, чуть склонив голову. А потом протянул свою ладошку. Она была такой маленькой, что от трогательности момента у меня вновь перехватило дыхание. Я шла до ворот, тихо ревела, чтобы не испугать сына, утирала слезы и шмыгала носом, а он шагал рядом, маленький такой, и помпон на шапке раскачивался в такт его шагов.

В такси он прильнул к оконному стеклу и внимательно смотрел на проплывающий мимо осенний город. Я не пожалела денег и на такси мы доехали до аэропорта – почти два часа. Там он не выпускал моей руки, словно боясь потеряться, и мне снова хотелось реветь.

А ещё я чувствовала себя иначе. Наверное…особенной. Теперь я была мамой и несла ответственность. Теперь все изменилось. Я никогда не завидовала молодым мамам, но порой не могла отвести от них взгляда. А теперь я сама – мама.

– Мы полетим на самолёте, – сказала я. – Ты летал? Тебе должно понравиться. А если будет страшно, просто знай, что я рядом.

Но Сенька был совершенно спокоен. Отстоял очередь регистрации, полчаса ожидания в зале сидел на лавке со мною рядом и пил сок из трубочки. В самолёте так же держал меня за руку, но не выглядел испуганным. Словно в его маленькой жизни уже все это было.

– Мы летим домой, – произнесла я, сама себе не веря. – Мы летим домой, сынок.

Быть может я когда-нибудь и привыкну просто быть мамой, но пока волнителен был каждый момент. Ехали уже домой, из нашего аэропорта, я рассказывала Сеньке о городе, в котором он будет жить. Потом словила волнение во дворе. Увидела детскую площадку, поняла, что уже завтра приду сюда гулять в качестве мамы. И в парки. И везде-везде.

В лифте поднимаемся, потеют ладони и даже потряхивает немного.

– Это наш дом, – сказала я Сеньке, когда мы вошли в квартиру. – Пойдём, я покажу тебе твою комнату.

Комната уже давно была готова, я начала её делать, как только поняла, что Сенька будет моим. Старалась не делать её слишком мальчиковой, она была пастельной и нежной. Игрушек почти не было – я ещё не знала вкусов своего ребёнка. Выберет сам. Пока только один плюшевый зайка, пара машинок и россыпь кубиков. Лёгкие занавески, пушистый ковёр. Пусть я не была богата, но каждая деталь здесь была продумана с любовью – я долго готовилась к этому моменту. Кажется, многие годы.

– Это твоя комната, больше ничья. Но если тебе вдруг станет неуютно одному, ты всегда можешь прийти ко мне. Я – за стенкой.

Ужин готовила и все время думала о том, что это первый наш совместный ужин. Я готовлю для своего сына. Эта мысль никак не укладывалась в голове, ведь когда-то я похоронила мечту стать матерью, вместе с ребёнком, сердце которого перестало биться внутри меня.

Я все время говорила с ним. Негромко, контролируя степень возбуждения своего голоса – он должен быть спокойным. Сенька должен привыкнуть и ко мне, и к моему голосу.

– Какую еду ты любишь? – спрашивала я. Сенька молчал, поэтому я улыбалась и сама же себе отвечала, – знаю, что все дети любят вредную еду. Обещаю, что мы непременно будем есть и пиццу, и бургеры, и картошку фри. Но каждый день нельзя. Сегодня у нас будет паста с фрикадельками и овощной салат.

Мало кто из детей чётко и понятно говорит в два года. Но все же, они говорят. Пусть калякают на своём языке, но все же. Сенька молчал совсем. Иногда мне казалось, он делает это принципиально, просто потому, что мир, в который он пришёл, так его разочаровал и подвёл.

Я сразу сказала себе – я приму его таким, какой он есть. Я буду любить его даже если он вообще никогда не скажет ни слова. Но я мать, и я должна помогать. Поэтому мы обязательно пройдем обследование, но не сейчас, а когда Сенька пообвыкнется и адаптируется.

Поэтому сейчас я просто говорила. Иногда молчала, позволяя тишине заполнить паузы. Улыбалась. А Сенька сидел на стуле, снова аккуратно положив ладошки на колени, и внимательно меня слушал. А ещё – смотрел на меня.

И мне этого было достаточно для счастья. Я таяла. Ведь мне так мало нужно было – всего-то отдать всю любовь, что во мне скопилась, невостребованная, никому не нужная.

Тарелки и приборы были на столе, мы помыли руки и сели напротив друг друга. В течении дня мы перекусывали в кафе и в самолёте, там все проходило в спешке и неудобстве, и я помогала Сеньке есть. Сейчас он важно сел и взял в руки вилку. Мне казалось, на неё он смотрел неуверенно, поэтому подала пример и накрутила на вилку спагеттину. Сенька внимательно посмотрел, и неуклюже, не с первой попытки, но повторил. И у него получилось, а моё сердце переполнила гордость.

– Ты очень умный, – похвалила я его. —У тебя все получится.

В самолёте Сенька уснуть не смог, поэтому сейчас начал клевать носом не осилив и половину порции. Я отвела его в комнату и напомнила:

– Я всегда рядом. Если будет нужно, приходи.

Самой мне ещё явно рано было спать, я убралась на кухне, занялась прочими мелочами, но что бы не делала, то и дело прерывалась и шла смотреть, как спит Сенька. Мягко светил ночник, Сенька спал на боку, подложив под щеку ладошку, словно малыш с открытки.

Я не думала, что он придёт ко мне. Перед сном сходила к нему, тихонько, почти не коснувшись кожи, чтобы не разбудить, поцеловала в лоб и ушла к себе. А ночью проснулась от тихих детских шагов. Сенька пришёл со своей подушкой и одеялом. Я не стала показывать ему, что проснулась. Он лёг на мою постель, но скраю совсем. Словно он одновременно и не один спит, и один. Я так и уснула, прислушиваясь к его дыханию.

А самое интересное случилось утром. Я проснулась, а в постели я одна. Мой двухлетний сын ушёл в свою комнату вместе с подушкой и одеялом едва рассвело, и решил сделать вид, словно ночных хождений не было. И тогда я подумала, что Сенька очень умен. А ещё уязвим. Иначе откуда в малышовых два года страх показаться кому-то слабым?

– Доброе утро, – улыбнулась я, словно ничего не случилось. – Умываться и завтракать! Потом гулять пойдём, я все-все тебе покажу и расскажу.

Но все пошло не по плану. Мой отпуск, по сути, вот только начался, однако Булатов позвонил мне едва мы успели покончить с завтраком.

– Дарья, – требовательно начал Карим, не поздоровавшись, – Где договор до сделке с "Гарант-строем"?

– В чёрной папке на вашем столе, – спокойно ответила я. – Туда его должна была положить Рита сегодня утром.

– Его нет! – Почти торжественно провозгласил он. – Только копия! А мне с копией что делать? Подтереть задницу?

– Я в отпуске, – беспомощно сказала я.

– Васильев в Штатах, – продолжил Карри. – Мне ждать пока он вернётся и поставит свою подпись? Или просрать тендер, Дарья? А может вы приедете и найдёте мне договор?

– Карим Амирович…

– Уволю, – спокойно ответил он и сбросил звонок.

Я знала, что он может уволить. Плюнет на законы, они не для него писаны. Ему нужно только одно – чтобы все его беспрекословно слушались. А я слишком зависима от его работы и его денег.