Надежды не всегда оправдываются. Девки пришли и сели на наши койки, но на пионерском расстоянии от нас, и только тем и занимались, что курили мои сигареты. Курить на халяву приятнее и дешевле. Накурили мы так, что хоть топор вешай, а когда пачка сигарет закончилась, барышни разбежались по своим норам. Для прояснения ситуации следует заметить, что я прихватил с собой в Лагерь три пачки Явы, и семь рублей двадцать копеек советским деньгами. Пять рублей мне дал отец, рубль – тётка, а рубль двадцать я накопил, жёстко экономя на школьных завтраках. На самом деле я сэкономил гораздо больше, но я купил сигарет, и ещё бутылку Южного Красного Крепкого за рубль восемьдесят семь копеек, которую мы с моим школьным приятелем распили в Измайловском Парке. Мои ж дружки, я употребляю этот голубоватый термин лишь потому, что друзьями их назвать, не поворачивается язык, тоже взяли с собой сигареты и немного денег, но тратить на пустую болтовню пачку сигарет мы совсем не рассчитывали. Эдак за смену только на курево девкам улетит аж девять рублей, а что останется на вторую? Так ещё бы и выпить на что-то надо. Как-то жизнь наша не задалась с самого начала. Однако на следующий день ужасная ситуация слегка выправилась. С утра нам было как-то херовато, зато девкам – совсем херово. Оказалось, что курение на халяву слишком сильно вредит здоровью, и барышни свой пыл слегка снизили, а наш бюджет был спасён.
Дня три или четыре всё было без перемен, вот только курить стали меньше, но либидо от этого не снижалось. Сублимационный зал не радовал посетителями, а всё потому, что Света строго запретила туда вход тем, кому ещё не исполнилось четырнадцати лет. Тех, кому исполнилось было крайне мало. Два прыщавых юнца и три таких же девки. Комсомолки были очевидно получше нашей музыкальной аудитории, вот мы и задумали ускорить процесс грехопадения наших комсомолок, для чего и прикупили две бутылки Фетяски. Было в те времена такое молдавское сухое вино, кстати, вполне даже приличное. Вино не слишком помогло ускорению свободного паления, зато слегка подорвало наш, и без того скудный, бюджет. Две комсомолки отказались наотрез играть в карты на раздевание, но зато медсестра просто не поняла, о чём вообще была речь. Тем не менее, пионерское расстояние уменьшилось до комсомольского, ну и, само собой разумеется, в программу были включены невинные поцелуи. По моим подсчетам, наш бюджет вряд ли позволил бы нам склонить дам к совокуплению, а время неумолимо шло и шло. Как-то даже в прошлом году было интереснее, однако ж, не всё сразу. Вино и камень точит.
Во время наших музыкальных потуг две комсомолки иногда нас посещали, однако моя косоглазая нимфа трудилась в поте лица своего на поприще Лагерной медицины. При виде комсомолок, я постоянно вспоминал мою нимфу, и у меня в голове начинала крутиться одна из последних на тот момент песенок Deep Purple. В ней пелось:
«My Woman from Tokyo, She makes me See
My Woman from Tokyo, She’s So Good for Me».
Моя вуман была фром Ташкент, и была настолько тупа, что я даже не знал, о чём с ней можно поговорить. На самом деле, это – отвратительно, когда тупая девка ещё и не дает. Как вспомню, так вздрогну. Не помогла даже вторая серия из Фетяски, и у меня полностью исчезло желание ебать узбекскую медсестру, и как ни старались мои дружки, но я не поддался на уговоры и выслал свою нимфу на хуй.
Мои дружки негодовали, ибо я им усложнил процесс соблазнения их нимф, но они нашли выход, и стали собираться впятером в Лазарете, где медсестра лишь наблюдала за процессом коллективного душевного онанизма. Судя по рассказам моих дружков, её эта роль вполне устраивала. Другую, весьма немаловажную роль играла Света. Она контролировала все процессы, которые шли у нас в Лагере, но особенно те, которые касались нашей троицы переростков. Оно и правильно, на то она и лагерный психолог, хотя один момент меня настораживал. Дело было в том, что Света слишком много времени уделяла именно моей персоне, может быть так, что это мне казалось, а может, и было на самом деле. Чёрт её знает. Мне казалось, что она выбрала меня в качестве наивного подопытного кролика для своих весьма сомнительных экспериментов. Как бы то ни было, но советы от Светы всегда были в масть, и это меня радовало.
До конца второй смены оставалось чуть более недели, может, дней десять. Я уже как три дня обходился без женской ласки и даже начал понемногу привыкать к этой реальности. Оба моих окаянных дружка продолжали заниматься в Лазарете душевным онанизмом со своими комсомолками, а моя бывшая сестра продолжала продолжать. Однажды наша троица пришла в клуб, и там мы закономерно начали сублимировать нереализованное либидо. Минут через пятнадцать в клуб начали наши прибывать поклонники и поклонницы. Когда все были в полном сборе, а мы криво и косо лабали «Never Marry Railroad Man», в клуб зашла Света, ведя за руку прелестную девочку. Высокая и стройная брюнетка, да ещё и с умными зелёными глазами. Просто мечта поэта. Как же я раньше её не замечал? Видимо, перед моим носом маячила косоглазая медсестра и загораживала собой мне всю перспективу. Моё нереализованное либидо мгновенно отреагировало. Света представила свою спутницу, которую звали Лена, и у которой сегодня был день рождения, то есть ей уже исполнилось четырнадцать лет, а посему ей можно слушать наши экзерсисы. Я понял, что это – судьба.
Около часа я и мои сотоварищи с остервенение терзали свои музыкальные инструменты, а Лена с восхищением смотрела на нас. Мне казалось, что смотрит она именно на меня. Когда пришло время ужинать, все наши фанаты разошлись, вот только Лена не разошлась, а осталась сидеть там, куда её посадила Света. Мне показалось, что она впала в кататонический ступор, и я подошёл к ней. Не зря, ох не зря я это сделал. Лена ждала именно этого. После ужина мы ушли за забор, от которого у меня были ключи и шатались по колхозному полю. Утром следующего дня мы вместе с Леной пошли гулять в лес. Её это чрезвычайно порадовало, ибо в лес она зашла в первый раз из-за боязни заблудиться по причине тяжёлой формы топографического кретинизма. Чтобы Лене не было страшно в тёмном лесу, мне пришлось её поцеловать, а ей это понравилось, и понеслась душа по трубам. Два похода в лес показали, что Лена готова дойти до логического завершения нашего знакомства, ну я и пригласил её в нашу палатку после отбоя. Не всё сразу, ещё дня три потребовалось Лене, чтобы принять моё гнусное предложение.
Предложение было безоговорочно принято в пятницу двадцать седьмого июля тысяча девятьсот семьдесят третьего года. Я хорошо запомнил эту дату, и не только потому, что на следующий день у меня были именины, а потому, что день грядущий принёс столько всего удивительного и непоправимого, что ни в сказке сказать, ни пером накарябать. После отбоя Лена вылезла из окна своей палаты, и мы незаметно пробрались к моей палатке. Мои дружки продолжали свои искания в Лазарете, а я прикупил бутылку Фетяски. Бутылки оказалось достаточно, чтобы Лена согласилась на всё. Никогда так не было, чтоб чего-то не было, всё когда-то было, и ничего нового уже не будет. Когда я снимал с Лены трусы, то невдалеке от палатки раздались голоса и смех моих дружков. Лена испугалась и натянула трусы обратно, и вообще вся срочно оделась. Когда Лена полностью оделась, голоса моих дружков стали отдаляться в сторону клуба. Попытка раздеть Лену по второму разу не увенчалась успехом, по той простой причине, что Лена боялась, как бы дружки неожиданно не вернулись и не сломали нам весь кайф. Она догадалась, что они со своими комсомолками посрались со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Не свезло. Пришлось проводить Лену назад в её опочивальню, ну а самому заняться самообслуживанием, чего раньше я ни разу ещё не делал. Да не вру я, вот Честное Пионерское! Дружки грешили, а я держался. Обслужив себя по высшему разряду, я лёг и призадумался, как же жить дальше. Судя по всему, моим дружкам дорога в Лазарет будет заказана, а у меня из-за них не будет возможности довести дело до победного конца. С другой стороны, Лена, как и я, жила в Измайлово, на углу Третьей Парковой и Измайловского Бульвара, от меня полчаса пешком, ну а на троллейбусе всего-то три остановки. Говно вопрос, просто придётся подождать немного. Оно того стоит. Однако может и так статься, что ещё не всё потеряно, и дружки мои окаянные помирятся со своими пассиями, ну а тогда завтра будет всё в лучшем виде. Фантазия рисовала мне эротические картины в духе Поля Дельво, и я уснул сном младенца.
