Однако зрители не выглядели скучающими или отчаявшимися. Стоило Нуске поднять голову и посмотреть на трибуны, как зрители начали хлопать в ладоши и подбадривать его, выкрикивая: Skidanes! Skidanes!

«Они верят в меня, потому что я скиданец? Но разве они не чувствуют, что во мне совсем не осталось дэ?»

Вдруг послышался голос из-за спины, совсем рядом. Нуска сумел расслышать:

– Shuhadaku[8].

Нуска обернулся и пристально посмотрел на стражника. Это был тот самый, который немного понимал скиданский. Он коснулся меча на своём поясе, потряс им и настойчивее повторил:

– Shuhadaku.

Нуска сглотнул. Вместо того чтобы приободриться, он почувствовал лишь разрастающийся внутри холод. Видимо, все присутствующие рассчитывали на то, что у Нуски есть оружие дэ. Призвать его материальную часть не было проблемой даже в плачевном состоянии, но… У Нуски не было оружия. У него была лишь вскипающая в голове каша из обрывков воспоминаний, ни одно из которых он не мог бы назвать действительно счастливым.

Пазузу наконец заметил свою добычу. Он остановился, втянул ноздрями воздух, а затем вздыбил шерсть, склонил голову к земле и оскалился. Его огромный хвост, подобно кнуту, покачивался из стороны в сторону, что заставило Нуску испытать ещё один приступ страха.

Вместо того чтобы вступить в схватку, спрятаться или убежать, Нуска просто зажмурился. Он боялся открыть глаза и увидеть клыкастую пасть зверя. Он боялся открыть глаза и вновь увидеть свою тёмную камеру, почувствовать очередной удар бича, разглядеть в расплывшейся по полу луже своё искривлённое и измождённое лицо, проредившиеся волосы, облепленные кожей скулы и потрескавшиеся губы. Лицо невольника.

Нуска пережил многое, но он никогда не проходил через это в одиночку. И сейчас, когда он слышал гул толпы и тяжёлые шаги пазузу, чувствовал распространяющийся по земле жар огненной дэ, он мечтал о том, чтобы его спасли. Чтобы кто-то остановил расправу, чтобы кто-то забрал его из Сонии и увёз далеко-далеко, чтобы ему подали руку, накормили и согрели холодной, пробирающей до стука зубов ночью… Но никто так и не появился. Ни за весь этот месяц, ни сейчас.

Пазузу зарычал, а Нуска услышал свист ветра. Повинуясь инстинктам, лекарь уклонился и перекатился по песку. В глазах потемнело, от первого же усилия стала наваливаться усталость…

Нуска всё ещё не открывал глаз. Вслепую он уклонялся интуитивно; его тело, которое не желало прощаться с жизнью, чувствовало приближение огненной дэ и заставляло Нуску раз за разом перекатываться по песку, уворачиваясь от клыков и когтей.

В какой-то момент Нуска понял, что этот зверь не такой уж и быстрый. Наоборот, он довольно неповоротливый. Видимо, привыкнув к жизни в клетке и куску мяса из рук человека, он обленился. Его инстинкты притупились, а жажда крови сошла на нет.

Но Нуска боялся открывать глаза. Он боялся встать и вступить в схватку. Ведь у него не было ничего, кроме двух жилистых, истощённых мореплаванием рук…

Его положение безнадёжно. Его никто не спасёт. О нём даже никто не вспомнит. Он маленькая бесполезная блоха, которую заставили противостоять исчадию бездны.

Кар-кар.

Нуска нахмурился.

Кар-кар!

Какая-то птица, видимо, ворон, пролетев над головой, больно клюнула Нуску прямо в темя. Он ойкнул, потёр голову и машинально распахнул глаза.

Чёрная птица, которая казалась такой маленькой, напала на огромного пазузу. Она пикировала ему на голову, клевала, пока не достигла своей цели – длинными когтями ворон располосовал ревущему пазузу морду. Горячая кровь стекала на глаза зверя, ослепляя его.

Нуска сглотнул, а затем, покачиваясь, приподнялся.

Ворон не боялся пазузу. Он атаковал и пытался защитить Нуску ценой своей жизни.

Нуска помотал головой, хлопнул себя по щекам и нахмурился.

Сейчас он не сурии, он не способен воспользоваться дэ, но он всё ещё человек. Он тоже может дать отпор.

Победить… Может ли он победить?

Нуска на это не надеялся, но… Кулаки его сжались, он отступил на несколько шагов. Пазузу, ориентируясь только на слух, повернул голову в его сторону и сократил дистанцию. Зверь не был слеп, но видел теперь намного хуже. У Нуски появился маленький шанс выжить.

Если он не может победить, значит, надо попытаться сбежать.

И Нуска бросился к трибунам. Но сколько раз он ни пытался подпрыгнуть, чтобы ухватиться за нижнюю ступеньку, столько же раз падал на песок. Толпа забушевала и начала свистеть – видимо, они не были довольны представлением. Однако Нуска, не заботясь об этом, бросился к противоположному выходу с арены, откуда ранее появился пазузу, но и там его встретили вооружённые пиками стражники. Они покачали головами, а оружием преградили выход.

Нуска сглотнул. Пот ручьём тёк по спине. Обернувшись, лекарь в последний момент успел увернуться от прыжка зверя. Тот одним махом преодолел расстояние в десять шагов… Нет, против этого монстра не выстоять.

Как только Нуска поднялся, пазузу услышал его: разъярённый, он подскочил и раскрыл свою пасть. Пламя и жар вырвались из глотки зверя, а лекарь смог только упасть на бок и, кувыркаясь, откатиться назад, прикрыв лицо рукой.

Сердце бешено стучало, когда Нуска взял себя в руки и сам бросился на пазузу. Схватившись за его гриву, он запрыгнул зверю на спину, словно тот был скиром, а затем обхватил его шею руками. Пазузу плевался огнём, ревел, прыгал, но Нуска не отпускал. Изо всех сил он пытался свернуть зверю шею, но это было бессмысленно: слабые руки лекаря дрожали, а облепленная мышцами и шерстью шея не поддавалась.

Когда руки уже не были способны терпеть жар, распространившийся вдоль всей глотки пазузу, Нуска упал. Подлетев в воздух на брыкающемся звере, лекарь прокатился по песку и больно ударился головой о край арены. Там он и остался. В глазах было темно, но Нуска телом чувствовал приближение пазузу, слышал его тяжёлый, но уверенный шаг.

Нуска умрёт. Он точно умрёт. Это его последние минуты жизни. Никто о нём не вспомнит. Ни один из собравшихся не знает даже его имени и никогда не вспомнит о нём…

Нуска набрал в лёгкие воздух и завопил что было мочи, даже понимая, что никто, кроме одного стражника, его не поймёт:

– Нуска! Моё имя Нуска! Я лекарь из трущоб Эрьяры, столицы Скидана! Я лучший лекарь по половым болезням на этом бездновом континенте! Моё имя Нуска!

По трибунам прокатился гул и ропот. Но Нуска не мог отвлечься от зубастой пасти, сулившей ему смерть.

Что такое жизнь? Бесконечная череда страданий, память о которых ты тащишь на своих плечах до конца дней. Это боль, это страх, это неопределённость.

Но также это возможность исправлять, возможность сделать лучше каждый новый день.

Что-то зажглось внутри Нуски. Что-то яркое и светлое. Он хотел жить, даже если его ждёт камера и ежедневные избиения. Ведь пока он жив, у него есть шанс это изменить.

Нуска приложил руку к горящей потяжелевшей груди.

Нуска зажмурился и вынул что-то из своего тела, крепко взявшись за металлическую тёплую рукоять. Он полоснул по воздуху, и всё закончилось.

В одну секунду переменилось всё.

Зверь тяжко заревел и упал замертво. Зрители повскакивали с мест и закричали. Несколько стражников подбежали и окружили Нуску. Только что приобретённое оружие моментально растаяло, как только пропала угроза, а руки лекаря обожгло режущей болью. Языки пламени, подобно ожогам, оплели пальцы – ведь этими руками он только что убил священное создание. Огненная дэ прокляла его и отпечатала свой знак на его руках.

Стражники схватили Нуску под локти и потащили с арены. Представление было окончено.

Нуска около получаса сидел, согнувшись, на мраморном полу. Его руки заломили за спину и связали, а тот самый дворцовый прислужник, которого лекарь узнавал по голосу, давил на хребет Нуски ногой, не позволяя выпрямиться.

Нуска слышал голоса. Несколько человек переговаривались между собой, однако меж них был один особенно мягкий, почти женский голос, который звучал на редкость повелительно.