Раннее утро. Кофе. Имбирь, собака породы кавалер кинг чарльз спаниель, спокойно спит на диване, когда чашка выскальзывает из моих рук и звонко разбивается.

Подхожу ближе к свету и перечитываю письмо вновь:

"Брунхилд Беккер,

Вам пишет капитан полиции из деревни, где проживает ваша сестра Сванхилд Рихтер, урожденная Фукс. Спешу сообщить вам, что она найдена мертвой в собственном доме. Сегодня вечером, у вас уже вчера, мы получили звонок от человека по имени Олберих Винклер, который в то время посетил дом убитой, и немедленно выехали на предполагаемое место преступления. В 22:24 тело было проверено и никаких повреждений выявлено не оказалось.

Предполагаемая причина смерти – самоубийство.

Приношу искренние соболезнования,

капитан Лотэйр Кюн."

Комкаю бумагу и сжимаю ладонь в кулак. Слезы скатываются по щекам. Имбирь удивленно следит за мной.

– Сванхилд… – шепчу я и удрученно падаю в кресло, – Как тебя угораздило?

Избавляюсь от осколков, собираю саквояж, накидываю пальто и восьмиклинку отца, теперь походя на непоседливого дворового парнишку, беру Имбирь и покидаю квартиру. Она не могла покончить с жизнью. Не Сванхилд! Кузина ни за что бы так не поступила, это даже в теории звучит глупо! Она же всю жизнь пугалась всего, была ранимой, светлой. Как же…

Запрыгиваю в поезд и сажусь в самый угол. Ехать пару часов. Широкая коса выглядывает из-под восьмиклинки, но умело убираю ее обратно. С дворового парниши и спрос меньше, чем с необразованного пекаря-девчонки.

Имбирь лежит под боком и даже боится поднять морду. Глажу ее, успокаивая. Имбирь больше семи лет, она не боится отправляться со мной в любые приключения.

Пассажиры молча занимают свои места по мере движения поезда, а я все не могу унять бешеный поток мыслей.

Сванхилд… Я не общалась с ней лет пять, когда наши пути разошлись в мои двенадцать. Она вышла замуж за взрослого аристократа, а меня родители увезли в Дюссельдорф подальше от родной деревни. Я отправляла весточки сестре, и она продолжала учтиво отвечать на них, но мы никогда не пересекались после ее свадьбы.

До сих пор у нее все было хорошо по письмам, она оставалась одним из лучших врачей деревни, тогда как я лишь отписывалась о вновь неудачной попытке опубликовать книгу. Это пропащее дело. Дело всей моей жизни. Но и работы в пекарне мне вполне хватает.

– Позволите? – еле заметно перевожу взгляд на говорившего.

На место рядом указывает высокий парень с черными волосами до плеч. Волны аккуратно спадают, взгляд уставший, но черты аристократа видно невооруженным взглядом. Кидаю быстрый взор на его ладони, замечаю нервное подергивание конечностей и мозоли на левой руке, но скрипки при нем нет. Синяки под глазами, плохо спит, сухая кожа. Бессонница? Его не шатает, походка достаточно устойчивая. Рука тянется к карману. Недавно бросил курить?

– Конечно, – бросаю мимолетную улыбку и сажу Имбирь на свои колени.

Парень ставит рядом чемоданчик и усаживается. Ладонь его нервно сжимает переносицу. Достаю из кармана конфету и протягиваю ему.

– Поможет от тяги к сигаретам.

Он удивленно поднимает взгляд на меня.

– Откуда вы… Ах, не важно, – усталая усмешка трогает его губы, парень не отказывается от сладости и быстро закидывает конфету в рот, – Благодарю. Стеффен Хорн.

– Зовите меня Хорек.

Господин Хорн изумленно хмурит брови и искренне улыбается.

– Хорек? Неуважительно незнакомую девушку называть столь странно, не находите?

– Мне так легче. Где же ваша скрипка?

Удивление его растет по мере продвижения нашего разговора.

– У вас выдающиеся навыки детектива, госпожа.

– Бросьте, я догадливая, всего-то.

– Нет, отнюдь. Я бы назвал вас одной из самых интеллектуальных и внимательных девушек,что я встречал за всю свою жизнь.

– Не говорите так, будто вам далеко за сорок.

– Кажется, мое самоосознание примерно на таком уровне, но нет, я юн и необразован.

– И критичны, смею заметить.

– А вы довольно разговорчивы, госпожа Беккер.

Теперь уже моя очередь удивляться, но я не успеваю и слова произнести, когда господин Хорн начинает смеяться, ставя меня в еще больший ступор. Некий мужчина средних лет напротив, громко фыркнув, сильнее утыкается в газету.

– Будьте тише, господин Хорн, – стремлюсь осадить собеседника и замечаю, как лицо его слегка покраснело, – Да, вы правы, моя фамилия Беккер. Брунхилд Беккер. Что сподвигло вас на эту мысль?

– Кашемировое пальто вашего, полагаю, отца, – он указывает на еле видную надпись "Беккер", уже давно отпавшую от пальто, – Вы из семьи пекарей?

– У нас своя пекарня, да, но фамилия случайно совпала с этим.

– Весьма недурно. Когда запланированы похороны сестры?

Тут у меня будто земля уходит из-под ног.

– Не удивляйтесь, – господин закидывает ногу на ногу, невольно тянется к карману вновь, но быстро себя одергивает и сцепляет руки в замок, – Если бы вы не спешили, то письмо со штемпелем таможни и штампами не выглядывало у вас из кармана, – только сейчас замечаю торчащий конверт, – Также ваш заспанный вид – вы не спали сегодня, даже не легли. Писали?

Смело поднимаю на него глаза. Наши взгляды хлестко пересекаются.

– Вы детектив, я права? Частый, – вижу его запонки и часы, намекающие на нескромное состояние владельца.

– Верно, и я еду на вызов некой госпожи Вилхелмины Фукс. Слышали о такой?

– У нас один путь, – усмехаюсь и учтиво киваю ему в знак знакомства.

– Значит, вы – сестра покойной госпожи Рихтер.

– Вы поняли это, лишь увидев меня?

– Подловили, – улыбка не сходит с его уст, на что я шутливо закатываю глаза и скрещиваю руки на груди с вызывающим взглядом, – Ваша внешность все сказала за вас.

– А что с моей внешностью не так?

– Все так, вы весьма симпатичны, а удивительный разрез глаз привлек меня сразу и напомнил о сестре покойной с японскими корнями. Если бы не это неуклюжее пальто и головной убор… – он скептически осматривает меня с головы до пят и резко переводит тему, – Как погибли ваши родители?

Отворачиваюсь. Имбирь на коленях сочувственно поглядывает на меня своими большими глазками.

– Землетрясение в Канто четыре года назад. Моя мама была японкой, они поехали туда к бабушке.

– А вы остались тут?

– А я осталась тут, – передразниваю его в шутливой форме и небрежно осматриваю лицо господина, – У папы было двое братьев и одна сестра. Сестру звали Кресзентия, у нее был муж, а у мужа сестра. Она и есть Вилхелмина Фукс.

Господин Хорн учтиво кивает на мой рассказ, параллельно делая заметки в своей небольшой записной книжке.

– Все, что я знаю о госпоже Фукс, – ее родство с умершей. Но что же стало с родителями жертвы?

– Насколько мне известно, – ладонь мягко гладит шерсть Имбирь, – их поезд сошел с рельс.

– Крайне дивные несчастья, – заключает парень, – А что с двумя братьями?

– Старшего звали Гэровалд, он умер недели три назад. Я приезжала на его похороны, но вот сестры там не было. Мало кто был там, кроме его коллег. Он работал клерком в банке, – парень внимательно слушает, – Дядя Фридхелм живет много лет в психбольнице. Он жуткий параноик с расстройством личности.

Господин Хорн прячет записную книжку, перехватывает резинку из кармана и завязывает волосы на затылке. Это действие я провожаю глазами, словно завороженная длиной его волос.

Не буду лукавить, так и есть.

– Вы бросили фортепиано? – кидаю последний замеченный козырь в рукаве.

– Вы вновь наблюдательны, – ухмыляется он, прекращая постукивать пальцами, – Время идет, а привычки остаются.

Больше мы не проронили ни слова до самого выхода из поезда. Господин Хорн с трепетностью воспользовался моими знаниями о родном городе, поэтому я повела его знакомыми с детства улочками.