Она заговорила после того, как Лиан положил на стол ладонь и с улыбкой выпустил из нее лепесток огня. В этот момент глаза ее вспыхнули так же ярко, как это пламя, а рот округлился, выдавая в ней наконец обычного ребенка, который не до конца разучился восхищаться чудесами. Так делать она не умела, и потому маленький нехитрый фокус моего брата почему-то стал главным аргументом в бесконечном потоке доводов, склоняющих ее отправиться с нами в столицу.
Вдоволь налюбовавшись лепестком огня, Ива коротко выдвинула свои условия: у них с братом должна быть отдельная комната, в которую никто не сунется без дозволения (боги, как же это напомнило мне Айну!), и право покинуть дворец в любой момент. Я даже изумился тому, как легко и быстро она сдалась. Однако пару часов спустя, когда мы уже ехали по лесной дороге, я поймал ее колючий взгляд и уверился крепче прежнего – с этой девочкой легко не будет. Она лишь сделала вид, будто верит нам, а на самом деле оставила все свои мысли и страхи при себе. Ива согласилась ехать с нами только потому, что хотела убраться подальше от мест, где все еще чувствовала опасность для себя и для брата.
Измученная, уставшая, озлобленная на весь мир… Глядя на ее темную, словно обгрызенную оболочку света, я вдруг впервые до конца, до самого донышка осознал, как много боли и страданий в мире. И какая огромная ноша ляжет на мои плечи, едва я надену корону. Или уже легла? Теперь я понимал, о чем говорила Айна, когда c тревогой в глазах рассказывала о своем желании отыскать всех маленьких магов и защитить их от людской жестокости. Понимал, до какой глубочайшей степени невежественны жители Закатного Края. Близнецы стали первыми, но отныне я знал, что до последнего вздоха не сумею остановиться в этих поисках. Пока не буду уверен, что история Вереска не повторится вновь.
Заночевали мы на том же месте, что и прошлой ночью. Развели костер, достали из седельных сумок еду, которой разжились в лесной деревне. Лиан бросил в котелок горсть душистых трав, и вскоре у каждого из нас была в руках деревянная чашка с напитком, от которого хотелось улыбаться.
Но Ива не улыбалась.
Она долго смотрела в огонь, напиток едва пригубила (а ведь тот в самом деле был очень хорош), есть же не стала вовсе. Зато когда я достал флягу с вином, сверкнула глазами и затребовала поделиться. Что ж, вино там было неплохое, хоть и не феррестрийское. Я вручил ей опустевший до половины меховой бурдюк и с удивлением увидел, как девчонка жадно припала к горлышку, осушив флягу едва ли не до дна. Красные струйки вина стекали по ее бледному подбородку, по страшному кривому шраму, и от этого зрелища чувство глухой тревоги во мне росло все сильнее: слишком вино походило на кровь в ярком свете огня.
После этого она вдруг заговорила. Впервые с того момента, как забралась в седло к Лиану и, не оглянувшись ни разу, покинула деревню. Не отводя глаз от костра, Ива поведала нам свою историю. Выражение глаз ее при этом оставалось холодным и бесстрастным, точно она рассказывала о ком-то другом, далеком, не имеющем к ней никакого отношения. Только когда Вереск вдруг выронил чашку и закрыл лицо руками, она прикусила губу и сморщилась. Я уж подумал – расплачется, но нет. Лишь вдохнула поглубже и добавила, что из той деревни, куда их отвезла бабка, они сбежали сразу, едва брат снова научился держать ложку, а раны у него на теле закрылись рубцами. Ива была травницей, но лечить с помощью Силы она не умела. Быстро поняла, что большего для него сделать не сможет.
Родичи смотрели на них косо: слухи про близнецов гуляли один краше другого. В глухих селениях Восточного удела еще остались воспоминания о том, что солнечно-серебряные волосы достаются колдунам и ведьмам. Девчонка укрывала голову платком, да только это не помогло.
Ива скопила еды и сколотила брату кривую, но прочную тележку о двух колесах. Однажды рано утром, до рассвета, она впряглась в нее и ушла так далеко, насколько хватило сил. Дети продолжали свой путь, пока не выпал снег, перекрыв тележке дорогу. Лишь это остановило близнецов в какой-то деревне на краю небольшого озера. А по весне они отправились дальше. Ива слыхала, что где-то далеко, у моря, в столице, водятся настоящие лекари, которым под силу то, с чем не справилась она сама. Увы, для двух детей, один из которых – калека, путь от одного края страны до другого может превратиться в вечность. Они шли уже почти четыре года, но Вереск был слишком слаб для долгих дорог, и Ива все чаще принимала решение задержаться на одном месте подольше.
Удивительно, что люди дяди Патрика их таки нашли.
Вскоре после вина Ива уснула в обнимку с братом. Левой рукой она крепко обнимала мальчика за худые плечи, а правой сжимала рукоятку того самого кухонного ножа. Девчонка всюду носила его с собой, храня в самодельных ножнах, привязанных к поясу.
Над головами у нас проступали первые звезды. Лиан отрешенно смотрел в огонь. И молчал. Конечно, он за сегодня и так уже сказал больше, чем за все время нашего знакомства, но это молчание было тяжелым, как зимнее небо. Я успел выпить три чашки его отвара, сходить до ветра и подбросить дров в костер, прежде чем он наконец поднял на меня глаза, пронзив долгим, полным тоски взглядом.
– Уже слишком поздно, да?
Я знал, о чем он спрашивает, и не хотел лгать ему в ответ. То, что открывалось истинному взору, не давало много надежды.
– Похоже на то, Ли.
Мы разом посмотрели на близнецов, которые во сне походили на единый организм о двух головах и четырех руках, переплетенных, как ветви дерева.
– Мальчик утратил свой дар, – голос моего брала звучал глухо и горько.
– Да.
– Это… не лечится?
– Я не знаю. Тут ты лучше разбираешься, чем я.
– Нет… – Лиан казался растерянным. Или даже, скорее, потерянным. – Это не то. Не тело. Я никогда не сталкивался с таким. – Он бросил в огонь очередной кусок веточки, которую давно уже разламывал на части и скармливал языкам пламени.
– Я тоже.
Костер весело потрескивал, принимая подношение, дым уходил прямо в небо. Где-то в лесу тихо шуршали звери и перекликивались ночные птицы. Здесь было спокойно и хорошо – как и прежней ночью. Да только на сей раз мы оба сидели без сна в глазах, и мысли наши были полны сумрака.
Я понял, что очень хочу домой. Залезть в купальню, смыть с себя усталость дороги, разочарование и холодный, как глина, взгляд Ивы. А потом долго-долго обнимать любимую, зарыться лицом в ее душистые темные волосы, вдыхать сладкий родной запах, ощущать биение сердца, биение самой жизни… двух жизней. Улыбка почти тронула мои губы, когда я подумал о том, каким бесценным даром наградила меня судьба, но потом я снова взглянул на двух спящих детей, и мое собственное сердце словно покрылось ледяной коркой.
Лиан обещал Иве покровительство, лучших учителей и спокойную жизнь, но что из этого она возьмет? Кем станет в доме моего отца? Еще одним магом, способным защитить Закатный Край от зла, или пригретой змеей? А может, просто посмешищем для придворных? Я даже свою жену не мог до конца уберечь от злых языков, а уж это несчастное дитя… Куда мне спрятать ее там, чтобы ни одно едкое слово не коснулось ее ушей? Или же на самом деле ей давно нет дела до чьих-то слов?
Очередная сломанная веточка полетела в костер.
– Давай спать, Эли, – сказал я со вздохом и лег, отвернувшись лицом к лесу. – Будет день – сгинет тень. Что-нибудь придумаем.
Вереск ехал в одном седле со мной. Это не было моим выбором – так решила Ива. Она сразу дала понять, что из нас двоих больше предпочитает общество Лиана. Может, ей понравилось, как братец выворачивал перед ней свою щедрую душу, а может, просто глянулся. На лицо-то он более чем хорош (особенно теперь, когда волосы отрастил да отъелся немного) и по годам ей намного ближе, чем взрослый зануда вроде меня. Время от времени девчонка даже пыталась изобразить для него на лице улыбку – кривоватую, но все же. На меня Ива всегда смотрела так, словно подозревала во всех грехах сразу.