– Для меня этот вопрос закрыт. – Король засранцев снова пожимает плечами. – И почему бы не выпить после тяжелого дня? Возможно, будет полезно чуть спустить пар.

– Для меня он не закрыт, – резко бросаю я, – надо быть последним дураком, чтобы этого не понимать!

– Уверен, нам обоим пошел бы на пользу бокал вина, – невозмутимо талдычит он.

Шумно выдыхаю. Да он туп как пень – и совершенно непробиваем!

– Мистер Майлз, как я уже говорила сегодня утром, вы меня ничуть не интересуете. Я крайне оскорблена вашими обвинениями. И к вашему сведению, я пришла в эту гребаную сауну первая!

В его глазах мелькает искра веселья.

– Что-то вы сегодня много ругаетесь, Кэтрин!

С наслаждением представляю себе, как наношу ему прямой удар кулаком в нос.

Раздувая ноздри, пытаюсь восстановить контроль над собой.

– До! Свидания!

Разворачиваюсь, иду к двери и замечаю, что ливень усилился. Рядом с крыльцом, в зоне выгрузки пассажиров, стоит черный «бентли» с водителем.

Бляха-муха, теперь мне придется бежать под дождем, а он будет любоваться этим зрелищем с заднего сиденья своего навороченного драндулета!

Убейте меня кто-нибудь!

Открываю дверь.

– Вас подвезти? – окликает меня главный гад всех времен.

Ничего не отвечаю и осторожно шагаю вперед, боясь поскользнуться на мокрой земле. Шлепнуться у него на глазах – только этого мне и не хватало для полного счастья.

Заворачиваю за угол и ищу ближайшее укрытие, любое, хоть какое-нибудь. Лишь бы убраться подальше отсюда.

Вижу аптеку – о, у меня же как раз есть рецепт! Отоварю его сейчас, пока я здесь, а заодно и скроюсь из виду. Пулей влетаю внутрь, оглядываюсь и вижу, как черный «бентли» неторопливо отъезжает и встраивается в поток машин. Облегченно вздыхаю: слава богу, он уехал!

Выкапываю из недр сумки рецепт и протягиваю его фармацевту.

– Будьте добры, у вас есть это средство?

– А как же! – Добродушный пожилой мужчина улыбается, беря из моих рук рецепт. Читает его, глядя поверх очков, потом поднимает на меня взгляд. – Вы когда-нибудь раньше принимали это лекарство, милочка?

– Нет, я на этой неделе была у нового врача, и он прописал мне его впервые.

– Оно очень сильнодействующее. Не могли бы вы сказать мне, от чего его назначили?

– У меня эндометриоз и очень болезненные месячные. По всей видимости, оно должно помогать в первый день.

Он кивает.

– Да, тогда понятно. Обязательно принимайте во время еды. И никакого спиртного! И сложными механизмами нельзя управлять.

– Договорились, – улыбаюсь я. – Спасибо!

В небесах гулко грохочет гром, и мы одновременно выглядываем на улицу, наблюдая, как тяжелые дождевые капли разрываются, падая на дорогу, точно гранаты.

– Эк непогода-то разыгралась, – вздыхает фармацевт. – В такой вечер лучше всего сидеть дома, в тепле и уюте.

– Это точно, – грустно улыбаюсь я.

Или дома, или в одиночку надираться в баре. Впервые за день чувствую, что чуточку расслабилась.

Я выберу второй вариант.

Раннее утро, открывается дверь моего кабинета. Входит Джеймисон.

– Ты готов?

– Угу.

Закрываю компьютер, и мы идем в фойе здания. Сегодня во второй половине дня у нас совещание с советом, а следующим утром Джеймисон возвращается в Нью-Йорк.

Мы выходим из лифта и видим перед собой какую-то сексапилочку в юбочке с компанией наших сотрудников. Длинные ножки, скульптурные голени, идеальная попка.

Мы с братом тут же делаем стойку, и он поднимает бровь в безмолвном «нет, ну ты это видел?».

Я усмехаюсь, мы проходим мимо, и тут юбочка поворачивается, продолжая разговаривать с друзьями. Это Лэндон! Я словно громом поражен.

Деревянно киваю.

– Кэтрин…

Она вежливо улыбается.

– Здравствуйте.

А вот Джею достается улыбка потеплее.

– Привет!

– Привет, – улыбается он ей.

Застываем на месте и смотрим, как она выходит из здания с коллегами.

Мы с братом встречаемся взглядами.

– Ты бы присмотрелся… – задумчиво говорит он.

Я смотрю вслед Лэндон, а потом выныриваю из недолгого транса. Фыркаю:

– Не мой типаж.

Джеймисон наблюдает сквозь стеклянную стену, как она переходит дорогу, и я чувствую растущее внутри раздражение.

– Не, не скажи, ее типаж – это кого угодно типаж, – тихо комментирует он.

Кого угодно типаж.

– Будь так любезен, заткнись на хрен! – Со злостью сую руки в карманы брюк. – Мы уже идем или где?

Отсылаю последнее электронное письмо и потягиваюсь, вскинув руки к потолку. Это был долгий день… точнее, долгая неделя. Встаю, подхватываю портфель и ставлю на стол, чтобы собраться, а потом вспоминаю, какой сегодня день.

Четверг.

Бросаю взгляд на часы. Без двадцати семь.

Интересно, а она опять?..

Снова сажусь к компьютеру и воровато оглядываюсь. В этом нет ничего нового. Кажется, в последнее время я только и делаю, что воровато оглядываюсь: как есть виновен в подглядывании за одной сварливой айтишницей, пока та работает.

У меня проблемы, я это знаю, и, хоть мне и не хочется этого признавать, ее решение не скрывать ненависти ко мне на этой неделе, после той нашей маленькой стычки в моем кабинете, – очень и очень серьезный возбуждающий фактор.

Дьявол, да я даже в сауне после работы ошивался, надеясь на матч-реванш!

Пока – безрезультатно.

Я не собираюсь идти на поводу у этого нездорового влечения, которое, похоже, испытываю к ней, но по какой-то причине не могу остановиться. Говорю себе, что это последний раз, когда я буду смотреть на нее через камеру безопасности, – и, разумеется, не проходит и получаса, как снова это делаю.

Как сейчас, например.

Тяжело вздыхаю, удрученный собственным несовершенством, щелкаю по картинкам с камер, постепенно дойдя до десятого этажа, прокручиваю изображения, пока не добираюсь до ее кабинета, и… он пуст!

Уныло оседаю в кресле.

Да раскудрить твою налево!

Разглядываю изображение ее кабинета на экране, обдумывая свой следующий шаг.

В смысле, я мог бы пригласить ее на свидание, но мы оба знаем, чем это кончится.

Да и не хочу я с ней встречаться. Она конченая стерва, помнишь?

Вот что за херней я страдаю?

Тяну руку, чтобы закрыть компьютер, и вдруг вижу в нижней части экрана женскую ножку.

Наклоняюсь ближе к экрану, чтобы рассмотреть получше.

Это точно ножка, обутая в белую кроссовку. И чем она занимается на полу? Растяжкой, что ли?

Наблюдая, потираю пальцем губы; нога совершенно неподвижна.

Да что она там делает?!

Мной овладевает чувство тревоги.

– Ну давай, шевельнись, – шепчу, сам того не замечая.

Щелкаю мышкой, меняя угол камеры, пытаясь увидеть больше.

Ничего не получается.

Подпираю подбородок рукой и добрых пять минут смотрю, как она просто лежит там – совершенно неподвижно.

Десять минут… пятнадцать…

Черт!

Случилось что-то нехорошее! Решительно иду к лифту и еду на десятый. Мысленно подгоняю счетчик этажей, который сегодня никуда не торопится.

– Давай скорее, – бормочу. – Да скорее же, чтоб ты провалился!

Двери расходятся, я стремительно шагаю по коридору к ее кабинету, распахиваю дверь и обнаруживаю ее без сознания на полу. На ней красное спортивное платье и кроссовки, и в себя она не приходит.

– Кэтрин! – встревоженно выдыхаю я, падая на колени, и встряхиваю ее за плечи. – Кейт, очнись, ты в порядке?

Молчание.

Снова трясу ее, беру ее лицо в ладони и пытаюсь приподнять веки.

Ничего…

Грязно матерясь, хватаю телефон и набираю три девятки.

– Здравствуйте, скорая помощь, слушаю вас!

– Зд-драсте, – от волнения начинаю заикаться. – Нужна помощь в здании «Майлз Медиа», д-десятый этаж. Немедленно!

– Что случилось, сэр?

– Я только что обнаружил одну из моих сотрудниц без сознания на полу. Она не приходит в себя.