С последнего раза рацион буфетного (или как принято говорить в этой стране: шведского) стола значительно расширился. Теперь на завтрак можно взять не только овсяную кашу на молоке или собрать полезные бутерброды из обиходных овощей, но и ухватить кусок курицы с макаронами, да лёгкий суп с галушками. Теперешние завтраки могли с лёгкостью соперничать с щедрым обедом. Также на стойке с напитками появился кофе разного помола.
Рафаэль взял стандартный набор, положив на раздельный поднос кашу с двумя кусочками хлеба, половину огурца и налил в кружку порошковый арабик с сахаром, отказавшись от приевшегося зелёного чая.
Пока он размеренно поглощал пищу, заняв крайнее место дальнего стола, в голову пришел образ работы одной из выпускниц художественной академии. Каждый год Рафаэль посещал защиту дипломов, заодно навещая своего школьного друга Феодора. Он занимал должность завхоза, но не стоит преждевременно недооценивать его причастности к высшим материям и, в частности, таланта к изобразительному искусству. Не всем суждено быть признанными, а кушать хочет каждый живой организм. В любом случае, Феодора очень ценили в заведении, позволяя часто пользоваться (по необходимости) благами мастерских, а также правом приглашать из своего близкого круга людей на такие мероприятия, как сезонные просмотры, конкурсы, и в частности, на closed performances.
На одном из таких показов была представлена работа неказистой на вид девушки. Рафаэль не помнил её имени, но отчётливо запечатлел у себя в памяти номер выступления – «11». Выпускная работа одиннадцатого номера представляла собой квадратное полотно два на два метра, где переосмысливалась Тайная вечеря8.
Двенадцать деформированных веток-апостолов случайно раскинулись на плоскости, словно щепки от дерева после попадания молнии, выкрашенные в цвет берёзы. Весь фон был заполнен ухоженной травой после дождя. Где-то между листьев виднелись края капиталистической валюты, а на фоне маячила обгоревшая берёза с двумя оставшимися ветками на манер распятых рук.
Помнится, та выпускница получила твёрдую тройку. Старые мастера сочли работу богохульной. В голове всплыло название полотна: «Осеменение». Какой бы на дворе не стоял год, академики всегда будут держаться от прогресса особняком.
Вот и сейчас Рафаэль сидел приблизительно с похожего ракурса, наблюдая за дюжиной тел впереди стоящего стола. Каждый пациент активно общался с рядом сидящим, из-за чего симметрия «классицизма» нарушалась в телесных поворотах. Седой дядька с плешью жонглирует руками, активно втолковывая собеседнику свою идею. Женщина, которая сидит за «слушающим» общается сразу с тремя тётками, которые изредка вплетают в её тихую исповедь замечания. И если эту первую группу завтракающих можно представить буквой «A» из словаря азбуки Морзе, то следующий нервный молодой человек, сидящий чуть поодаль от остальных (но на одной с ними линии), выглядит как «Е»9.
Оставшиеся пятеро сидят спиной, с небольшим смещением от противоположной группы в правую сторону, занимаясь менее активными беседами, но сохраняя композиционный разброс. Этот живой холст, конечно, не вписывается в два квадратных метра, скорее формат ближе к оригиналу эпохи возрождения, но схожесть с современником налицо. Только разве купюр нет, да и центральная фигура отошла куда-то по своим делам.
(И как бы прогресс со временем под локотки не шли далеко вперёд – ограниченность сюжетов, на которые размышляет человек, всегда останется таковой. Меняется только материал, да сторона подхода к вопросу, но не более, – думал Рафаэль, заталкивая последнюю ложку овсянки в рот, и не дожидаясь, пока пища окажется в желудке, заливал всё остатками кофе, создавая во рту кашу).
От получасовой прогулки было решено отказаться в пользу утреннего туалета с дальнейшим нахождением на койке. Рафаэль закрыл за собой дверь палаты, открыл верхний ящик тумбочки, откуда извлёк небольшой пульт с маленьким экраном сверху. Комфорт здесь на высшем уровне, ничего не скажешь. Каждый пациент из небуйных имеет право не очень громко включать музыку на выбор. На флэшке имеется большая библиотека всех жанров, а в последней папке «Лит\Чит» можно выбрать аудиокнигу, что Рафаэль и сделал.
Прокуренный женский голос начал было представляться, но палец нажал на перемотку сразу к первой главе:
Множество раз я выходила замуж. И что не брак, то неудача. Моим самым первым мужем стал живописец. После скоропостижного развода он получил маленькую квартиру, а мне достался его сын от предыдущего брака. Второй «мужчина мечты» был дипломатом. После развода ему досталась машина, мне же миниатюрная собачка голубых кровей по кличке Шапик. Третьему горе-мужу перешла дача, я же смогла отобрать кошку Василису с её тремя детками. Четвертый брак принёс мне девочку Наташу. Четырнадцатилетний сынок был очень недоволен:
– Ну ладно хотя бы собаку подсунули, а то младенца, да ещё и девчонку!
Пока что замуж заново я ещё не выходила. Планировала ещё раза четыре, но экс-супруги были против. Имеющиеся кандидаты не пришлись к общему двору. А «двор» у нас немаленький: все бывшие мужья, их жены, дети, бывшие мужья жен… Было время, когда мы не могли объяснить нашим разношерстным деткам, почему папа Саши, к примеру, женат на маме Катеньки и кем же им приходится Алёшенька – сын бывшего мужа Катиной мамы… Поэтому в один непримечательный день, посоветовавшись, мы пресекли лишние вопросы, заявив им, что мы все дяди и тети, а они – племянники. С тех пор недоразумений пока не было…
Каждый раз Рафаэль включал этот бульварный роман из древней подборки забытого всеми автора, но не по причине больного интереса, и не по причине отсутствия вкуса, который мог бы спокойно существовать без лишнего осуждения со стороны. Всё складывалось куда проще. Это была некогда первая, ненамеренно включенная запись, под которую Рафаэль смог беспрепятственно погружаться в сладкую дымку. А после, если немного приложить усилий и перестать думать о бытовых проблемах, и вовсе впадать в праведное блуждание по своему бессознательному.
Живём мы с Антошкой, его женой Маруськой кошкой Василисой, серой крысой Фомой в огромной пятикомнатной квартире с пугающими коридорами. Получили мы такие апартаменты, объединив мою трёхкомнатную и доставшуюся Марусе от дедушки однокомнатную квартиры. Как мы продавали, покупали, переезжали и делали ремонт – отдельная эпопея, моё перо не способно воспроизвести весь пережитый стресс.
Жить бы нам да поживать в свеженьких комнатах, но тут-то и случилась эта непредсказуемая поездка в Париж. Оборачиваясь назад, я понимаю, что приключившаяся история началась ещё несколько лет до именуемых мною выше событий.
Накануне Нового года я задержалась на работе. Многие ученики спешат сдавать зачеты в канун каникул, рассчитывая на расположение преподавателя. Я решила оправдать их ожидания, поставив с десяток незаслуженных зачётов, затем засобиравшись домой. Мои родственнички уже трижды звонили на кафедру. Самым первым оказался Антошка, который мрачно сообщил, что продуктов нет и он жадно вскрыл на ужин единственную банку шпрот. Второй раз уже более мрачным тоном он возвестил, что, пока отрывал Маруську от ящика, всегда голодная Василиса полакомилась банкой подчистую. Третий звонок был уже от Маруси:
– Мамочка, – нервничала она в трубку, – Васечке очень дурно, она всё время сидит в туалете, а Анатолий говорит, что это шпроты пытаются отыскать выход. Мамуля, она не умрет?
После услышанного, в голове не возникло ни одной адекватно обозначенной мысли. Полное отсутствие конструктива. Теперь только образы, маски увиденных когда-то людей, да фрагменты фигур, хаотично всплывающие кружевом.
Возникает карусель с пластмассовыми зверюшками. Лица переплывают на детские тельца, занявшие своё место на этом аттракционе веселья. Они становятся ехиднее, брови сгущаются. Разносится нездоровый смех. Пустой фон начинает заполняться пчелиными сотами, которые, в свою очередь, обрастают пластмассовыми стеклопакетами. Контур каждого предмета прочерчивается неоновой нитью. Теперь на сознание падает красивый свет, напоминающий фотографии ночного Токио.
