– Приехали.

Орлиный нос лениво распахивает дверь. Мягкое лицо выходит первым. Теперь очередь Рафаэля. Мужчина спокойно следует на свежий воздух. За спиной, с водительского места, начинает шуршать рация. Чёрт знает, как бедные пользователи этих «штучек» вообще приспосабливают свой слух. История на уровне мистической экстрасенсорики. По вздоху орлиного носа становится понятным – покоя этой ночью не видать. Его тихий голос обращается к напарнику:

– Сам сможешь проводить гостя в приёмный покой?

– Разумеется. – Мягкое лицо переводит свой взгляд на Рафаэля. – Вы ведь не станете брыкаться?

– Что вы, ни в коем разе.

– Вот видишь, всё в порядке. Можете ехать.

Орлиный нос кивает. Дверь закрывается под возрождённый звук мотора, а через сонное мгновение машина удаляется в сторону выезда.

– Пойдёмте, уважаемый, нас заждались. – Санитар подставляет свой палец к электронному замку. Раздаётся знакомый звук отворившейся двери.

– Постойте, – Рафаэль всё же двинулся в открытую дверь, но чуть медленнее необходимого, – вы хотите сказать, что услышали голос по рации?

– Нет. А что?

– Вы сказали: «можете ехать», хотя ваш напарник ничего вам не сказал.

– А-а, вы про это, – мягкое лицо чуть хихикнуло, – у нас это обычное дело, особенно в ночные смены. Люди словно оборотни, только превращаются не в больших волков, а в свои скрытые личины. Водитель начал заводить мотор чуть раньше, чем вы уловили, вот и весь фокус. А рацию эту понять – сам чёрт голову сломит.

Рафаэль слегка кивнул, дружески улыбнувшись, затем ноги его переступили порог учреждения, где холодный яркий свет создавал иллюзию дня, оставляя ночные пейзажи всем остальным жителям, мирно видящим сны в своих уютных кроватях.

Частичное разочарование от интерьера у искушенного зрителя может быть связано с эклектичностью, которая грубо бросается в глаза без каких-либо прелюдий. Экстерьер, как уже было описано выше, имел простые и понятные черты, сочетая в себе спокойствие с неким подобием уюта. А вот «внутренние органы» пестрили ГОСТом, который в аналогичных заведениях был обязан соблюдаться с дотошной пунктуальностью. О чём говорить, если, к примеру, те же частные клиники могли поиграться только с ресепшеном, поставив рядом кожаный диван на манер английского Оливера. В остальном же процедурные комнаты строго следовали букве инспекционного закона.

Интересна ещё такая мысль: ни один человек на свете не выказал вслух своё недовольство этими вечно жесткими скамейками с быстро рвущейся обивкой, белыми стенами, что под холодным освещением начинали буквально слепить человеческий изнеженный глаз; а эти скользкие плиты под ногами, которые особо опасны на уровневых переходах из-за создаваемой горки – градус наклона хоть и небольшой, но поскользнуться хватает. Не забывайте и о медсёстрах, которые везут пациентов на каталках. Они занимаются тем ещё экстремальным видом спорта… Сплошная непродуманность пугает особо задумчивых и нервных, но выбирать ведь не приходится, верно?

Сейчас в приёмной никого нет, кроме молодой девушки, мирно клюющей носом, то и дело вздрагивающей при любом шорохе. Несмотря на комфортную естественную температуру, кондиционеры никто не выключил, от чего сталось холоднее требуемого.

С ресепшена послышался тонкий голосок, который поприветствовал мягкое лицо, назвав его по имени – Радя. С новоприбывшим гостем девушка не поздоровалась, проявив здешнюю (практически кондиционерную) холодность, словно санитар пришел один. Рафаэль особо не расстроился, скорее элементарно не заметил, ввиду своих коммуникативных убеждений. В его голове давно сложились заповеди этикета, которые, в свою очередь, подчинялись фразе: «Будь не настойчив и соблюдай личные границы». Да и если вдуматься, то приветствия с людьми, не имеющими прямой родственно-дружеской связи, не имеют никакой необходимости, учитывая, что на их плечи не ложится даже толики какого-либо подтекста.

Санитар сонно указал Рафаэлю на скамейку, предложив дождаться оформления. Сам же встал у стойки, начав перешептываться с коллегой. Парочка быстро перешла в режим сплетен, затеяв обсасывание насущных бытовых тем, которые отнимают у человека большую часть жизни, перекрывая собою простые радости от лицезрения колыхающейся кроны дерева, поющей маленькой птички на нём или даже чувство счастья от вдыхаемого воздуха по утрам с закрытыми глазами.

Рафаэль повиновался последнему, правда, без привязки к слову «счастье», облокотив голову о стену. Для внешнего феномена-зрителя эта фигура могла сейчас показаться монументом спокойствия, застывшая в удобной позе для непродолжительного сна. В голове же начал разворачиваться ощутимый конфликт. Это неприятное воспоминание, последнее, связывающее Рафаэля с женой.

Вот она мечется по комнате, собирая в розовую дорожную сумку сезонные вещи. Глаза её тщательно избегают его взгляда. Он ничего ей не говорит, только смотрит безумно, словно вот-вот сорвётся, но этого не происходит. Рафаэль никогда не мог выплёскивать чувства, раскрываться, поэтому в воспоминаниях ему остаётся роль побитой собаки, которая держится на расстоянии со своим хозяином-садистом, но уйти не может ввиду их деконструктивной дружбы.

Анна. Как красиво её лицо. Строгие черты без косметики, разве только губы подчёркнуты слегка алой помадой. В футболке без бюстгальтера. Мягкое стройное тело с белесой кожей. У неё сложился пречудеснейший характер. Самодостаточная, не позволяющая собою помыкать. Настоящая женщина из плоти и крови.

Сейчас, в реконструкции конфликта, она видится ещё красивее. Долгий период жизни без её физического присутствия оставил отпечаток беспамятства, подарив мозгу возможность самостоятельно заполнить недостающие детали.

Сознание Рафаэля добавило бывшей жене жестокости в поведении. «Жертвой быть проще, чем признать собственные ошибки» – сказал ему врач ещё в первое посещение. Законное утверждение, но это «проще» бывает жизненно необходимым, иначе не справиться, можно снова сорваться в бездну, и кто знает, не бесповоротно ли?

Небольшой отступ от темы, и вот Анна уже тащит собранные чемоданы к входной двери. Её русые волосы нервно выплясывают кулебяки, подчиняясь резкому шагу. Побитый пёс идёт следом, поджимая хвост. Его хозяйка натягивает кроссовки. В последний раз она смотрит на своё отражение, поправляя спутавшиеся локоны. Наконец взгляд её фокусируется на Рафаэле. Очень примечательная деталь заключается в этом зрительном контакте, который занимает у Анны продолжительное время. Собачке кажется, будто пристальность жены призывает бедолагу к каким-то действиям. Мелькает мысль о призрачной надежде на то, что эта женщина полагается на всю резкость ситуации, надежде на то, что собачка превратится в оборотня, показав, наконец, качества так нужные ей. Но Рафаэль, чувствуя тонкость ситуации, остаётся неподвижным и немым.

Коннект резко обрывается. Анна потеряна навсегда. Её хрупкий, нагруженный сумками силуэт исчезает за металлической дверью, которая в последний раз раздаётся оглушительно громовым ударом – так сильно хозяйка зла на своего питомца.

Рафаэль открывает влажные глаза. Перед носом возвышается девушка с ресепшена. В руках она держит компактный паспортный терминал для стандартной процедуры идентификации личности, использующийся не только в клиниках, но и в других местах при различных ситуациях, когда на то есть необходимость.

Мужчина разворачивает левую руку тыльной стороной, предоставляя возможность считать код-татуировку. Эта небольшая наколка, очень смахивающая своими полосками на продуктовый штриховой код, позволяет перейти на личную страницу каждого гражданина, на которой указана вся официальная информация.

Пока девушка бесшумно настукивает пальцами по дисплею, Рафаэль находит Радю курящим на крыльце.

– Рафаэль 14831520?

– Он самый.

– Добро пожаловать в психиатрически-реабилитационную клинику имени Казимира.

– Благодарю, наслышан.

– Что, простите?

– Да ничего, говорю: бывал тут, но вас вижу впервые.