– Понятно. Время позднее, врач сможет принять только завтра днём. Санитар отведёт вас в палату, где вы сможете отдохнуть.
– …
Девушка с ресепшена возвращается за своё рабочее место, начиная активно стучать по кнопкам клавиатуры. К этому времени с перекура возвращается санитар. В приёмной сразу начинает пахнуть дешевым табаком, имеющим, в отличие от своих качественных конкурентов, характерный аромат застоявшейся гари.
На рабочих смарт-часах Ради загорелся экран. Ознакомившись бегло с информацией, он кивает сам себе.
– Пройдёмте, уважаемый, покажу ваши покои.
– Непременно.
Рафаэль боялся, что его могли определить в корпус для буйных, учитывая прошлые намеки врача на то, что повторяющиеся случаи агрессии могли перевести пациента на «новый уровень» борьбы с недугом. Но когда санитар нажал на четвёртый этаж, от сердца сразу отлегло.
Местный пентхаус предназначался не для особо опасных, а, скорее, для слегка оступившихся. Не сказать, что уж очень сильно приятно тут очутиться, но знакомые стены и элементарное знание местных порядков внушают имитацию спокойствия.
Вот перед взором тусклый коридор. За стойкой в середине «кишки» мирно дремлет дежурная медсестра, а по бокам натыканы маленькие, очень узкие дверцы. Рафаэль знал, что чётные палаты по левую руку имели небольшие, но вполне симпатичные окна, а вот в нечётных палатах по правую сторону были установлены лишь имитационные экраны, которые дублировали вид из окон соседей. Не стоит удивляться такой странности. Всему виной непродуманное зонирование архитектора, которому приходилось в спешке выполнять выигранный тендер. Можно было не заморачиваться, поставив не очень удачливых пациентов перед фактом отсутствия в их палате форточек, но заведующий главврач – человек не только большого ума, но и души. Поэтому было решено создать почти равные условия для всех гостей.
Когда тени поравнялись с дежурной стойкой, санитар самостоятельно скопировал информацию со своих часов с регистрационного компьютера, избавив медсестру от вынужденного пробуждения. Рафаэль юрко подглядел на светящийся экран, увидев цифру «34».
Снова повезло. Только однажды он попал на нечётную сторону. Не сказать, что искусственное окно может считаться худшим кошмаром пациента, но всё же приятней спать с режимом «проветривания». Шелест деревьев за окном – чудеснейшая песня природы.
Электронный ключ блаженно завибрировал. В застоявшейся тишине раздался щёлк отворённой двери. Радя приветливо пригласил Рафаэля пройти и, пожелав спокойных снов, ретировался.
Сейчас, оставшись наедине в этом пусть скромном и маленьком, но убранстве, Рафаэль почувствовал полную покорность ночи. В один миг его тело стало тяжелым. Тревоги ушли, как, впрочем, и хорошие мысли. На смену эмоциям пришло одно великое желание спать.
Он не стал переодеваться в приготовленную больничную форму, которая лежала у подножья кровати. Сил хватило только на то, чтобы содрать с себя обувь, открыть шире окно, а после, тело рухнуло камнем, приятно соприкоснувшись с мягкой поверхностью.
Заснуть сразу Рафаэль себе всё же не позволил. Хотелось ещё немного насладиться этим чувством, этим предвкушением долгожданного отдыха. Уже сквозь дымку до его ушей донёсся мужской голос, декламировавший неизвестные строки, а после по коридору зацокали торопливые каблучки.
Конец рокировки, начало посадки,
смерзаются в хлопья ночные осадки,
на доски закусочной льётся какао –
коробочка спичек с анализом кала.
Ах, вольному воля – отныне хоть пой ты,
хоть слушайся, если положено, старших.
По снегу летят длиннополые польта
сперва отстающих, а позже отставших6.
Утро в подобных местах всегда наполнено необъяснимым спокойствием. Словно попадаешь в родительский дом: мама проснулась пораньше, стоит у плиты в переднике, варганя завтрак. И никуда, а самое главное, незачем торопиться. Все взрослые скучные обязанности на время оставляют в покое. Можно неторопливо лежать с закрытыми глазами, пытаясь вспомнить сон, затем лениво перекатиться на другой бок. Косые линии солнечных лучей удачно промахиваются, не задевая лица, только ноги приятно нагрелись, да и сама комната преобразилась в завораживающий калейдоскоп.
Пока что Рафаэль ещё помнит свой сон. Ему виделся условный край света, больше походивший на неудачную работу начинающего художника-сюрреалиста. Угловатый берег застилала трава, отдавая холодными оттенками, словно уже наступила поздняя осень, а за чертой этих грубых лезвий бушевала вода.
Рафаэль также помнил о своей неизвестной спутнице, чьё лицо скрывалось подобием длинного капюшона. Следующим кадром из ниоткуда выросла фигура старухи, которая взяла спутницу под руку, и со словами: «Сейчас начнётся отлив», ступила вместе с фигурой за край берега. Под их ногами вода действительно начала расступаться, словно шли эти силуэты на гору Синай7. Рафаэлю показалось, что он мог видеть очертания представленной загадки на горизонте, но уверенности не было, только ощущение.
В дверь учтиво постучали. Показалась красивая головка медсестры с белокурыми кудрями. Губы горели вызывающим красным, словно особа сошла с плакатов семидесятых годов позапрошлого века. Рафаэль не видел лица ночной дежурной, но точно запомнил цвет волос. У той был каштановый оттенок, значит, утренняя смена, хотя рокировка по плану должна совершаться после обеда.
На бейджике нестандартным шрифтом со знакомыми завитушками красовалось имя Лили, а чуть ниже рябила неразборчивая надпись, но не трудно догадаться, что там указывалась должность.
Лили сверилась с планшетом:
– Доброе утро, Рафаэль. Начинается зав…
– Завтрак. Да, благодарю. Здравствуйте, Лили.
– М-м-м, да. Вы прибыли ночью, моя сменщица не смогла вас проинструктировать, вот я и решила зайти к вам.
– Боюсь, инструктаж для меня излишен. Я тут… погодите, шестой раз? – улыбнулся Рафаэль, держа в руке больничную одежду для прикрытия своих озабоченных дум, усердно рассматривая ворот футболки с длинным рукавом.
– Так, сейчас. – Лили уткнулась в экран, поводила пальцем. – Тринадцатый.
– М?
– Я говорю, вам действительно инструктаж за ненадобностью. Тогда не смею отвлекать. Как переоденетесь… ну, вы знаете.
– Погодите. Я хоть и знаю ответ на вопрос, но всё же.
– ?
– Это обязательно надевать? – Мужчина с вялым видом чуть приподнял сложенный квадрат униформы.
– К сожалению, правила клиники не изменились. Вам будет удобно.
– И ещё вопрос: ваш внешний вид…
– А что не так с моим внешним видом? – тон у Лили не поменялся, как не последовало и иных импульсов.
– Вы выглядите очень кинематографично. Уж простите, но немного неестественно для этого места.
– Какой вы внимательный, – улыбнулась она пациенту, – но где вопрос?
– Вы начинающая актриса?
– Скажем так, работаю на полставки. Вроде небольшого театра. – Голубые глаза медсестры потупились в пол. – С утра на улицах пробки, не успела смыть макияж. Вот вы меня отпустите, и я тут же займусь упущением.
– Надеюсь, вы не обиделись на меня, Лили. Вам очень идёт. Просто сами понимаете, это любопытство…
Девушка ничего не ответила, только улыбнулась напоследок. Дверь закрылась.
Телесный цвет одежды нисколько не раздражал, разве что характер лица терялся на фоне. Свободные штаны на манер треников и такая же кофта. Рафаэль взглянул на себя в маленькое зеркальце, что висело над умывальником в углу от двери справа. Свежий вид кожи немного приободрил его, но умыться было бы не лишним.
Столовая в самом крайнем проёме ничуть не поменялась. Только обновили краску стен. Окон тут не было, как-никак противоположная сторона. За длинными общими столами потихоньку собирались люди разных возрастов и типажей. Сейчас всматриваться и анализировать все эти лица – плохой тон. Негоже смущать людей с самого утра за трапезой. Может позже, на прогулке.