В фокус забредает самурай в традиционном костюме. В его руках красуется идеально наточенная катана. Голова неожиданно спадает с плеч. Невидимая сила разрубает традиционный образ, оставляя только неприятную мёртвую плоть.
Два ангела, сошедшие с дешевых конфет уносят вымоченное в крови тело. Для маленьких ручек взрослый мужчина – непосильная ноша, поэтому они скидывают груз в ближайшую урну, в райские сады тело не вознести. Только меч павшего забирает один из крылатых, ехидно надеясь на повышение. Начальник сверху любит коллекционировать редкие предметы примитивного рукотворного быта.
Лицо Анны перекрывает собою весь зримый кусок пространства. Из открытого рта доносится «тук-тук», сейчас она напоминает молчаливого дятла за работой. После небольшой паузы рот открывается снова, но теперь из него доносится мужской «кхм-кхм». Несоответствие возлюбленной внешности с тембром голоса вызывает тревогу. «Рафаэль… Рафаэль» – эхом разносится в черепной коробке. Голова оказывается в бочке с водой. Панический рывок наружу к жизни.
– Смотрите, как крепко уснул. Бедолага хорошо покуролесил вчера ночью. Во сколько говорите, привезли?
– Не так, чтобы уж сильно и куролесил. – Рафаэль успел вернуться в реальность из мира своих причудливых сновидений. Слегка припухшие глаза смотрят на две знакомые фигуры.
Заведующий доктор игриво поглядывает на сопровождающую его Лили, затем снова по-дружески концентрируясь на пациенте. В палате сейчас стоит тишина. Скорее всего медсестра выключила аудиокнигу заведомо, ещё до визита, со своего планшета, в котором очень досконально и точно отображалась больничная экосистема.
– Аааа, подслушиваете? Доброго вам дня, Рафаэль. – Пациент успел принять положение сидя, разминая затёкшие лопатки круговыми движениями назад.
– Здравствуйте, Саба. Давно не виделись.
Пятидесятилетний широкоплечий врач кивнул с пьедестала собственного роста, который, к слову, почти равнялся 0,0010799110 морской мили. Пока образовался контекстный пробел, стоит отметить, что все причудливые меры измерения – следствие особенностей ума Рафаэля, которому в детстве не претили точные науки, даже наоборот, завораживали его своим многообразием в плане выражения. «Математика – вторая поэзия» – всё время повторял его учитель. Уже после, через много лет, повзрослевший ученик случайно наткнулся на высказывание: «Нельзя быть математиком, не будучи немного поэтом», – заявленное автором знаменитой теоремы о непрерывной функции, не имеющей производной ни в одной точке. Тем самым он доказывал возможность сколь угодного точного приближения многочленами произвольной функции11. После находки учитель немного потерял доселе возвышенный облик, который вырисовывал в своей голове Рафаэль, ведь факт кражи (по крайней мере, его смысловой части) был вполне очевидным.
«Можете идти, Лили, дальше я сам» – сказал Саба медсестре, готовясь сесть на край койки.
– Позволите?
– Настаиваю. – отозвался пациент, испытывающий к Сабе большое чувство симпатии.
Хоть доктор и пытался приземлиться как можно мягче, вопреки его стараниям податливые пружины всё равно отозвались характерной волной, совпав со звуком закрывающейся двери палаты.
– Так-так. – Саба уткнулся в рабочий планшет, ещё раз изучая карточку своего старого знакомого.
– И как я там?
– В каком смысле?
– В бюрократическом.
– А-а-а-а, шутите. Хороший знак, Рафаэль. Что-что, а хорошего словца у вас не отнять. Помнится, в последнюю нашу встречу мы с вами многое смогли прояснить.
– Было дело.
– И вроде как вам «открылись глаза».
– М-м-м, походу.
– Это ваши слова, Рафаэль.
– Помню их немного с дымкой.
– Вот я вам и напоминаю.
– Хорошо, признаюсь.
– Вы сказали, что смогли отпустить ситуацию; что вас больше ничего не расстраивает, да и не должно. Отпустить, Рафаэль. Вы помните?
– Помню.
– Тогда зачем вы снова ухватились за «призрака прошлого Рождества»12?
– Вы про Анну…
– Нет, Анна не ваш призрак. Она причина, по которой вы взываете к добровольной общественной анафеме.
– Вот оно что.
– А разве вы сами этого не видите?
– Можно спросить, с чего вы вообще взяли, что инцидент произошел из-за бывшей жены?
– Потому что вы сами мне назвали её имя двумя предложениями ранее. Рафаэль, давайте не будем играть в старые добрые прятки. Мне казалось, это пройденный этап. Вы знаете меня, я знаю вас.
– Ловко вы это.
– Моя работа.
– Поставлю вам пять звёзд в приложении.
– Вы и в прошлый раз обещались. Можно ли вам в таком случае доверять? Как и доверять вашим ответам из разряда: «я осознал», «я принял», «мне кажется, что я могу двигаться дальше».
Рафаэль не посмотрел на доктора, только ухмыльнулся стене, не зная, что можно сказать супротив. Врач продолжил:
– Расскажите мне, что случилось ночью?
– Ничего особенного. Пошумел немного некстати.
– Что произошло в вашей голове?
– Ничего такого, не знаю. Немного психанул. Средний возраст, сами знаете, как бывает.
– Рафаэль, как я могу вам помочь, если вы уподобляетесь ребёнку? Мы оба с вами знаем, что дело тут не в возрастных изменениях. И не в «немного психанул». Из раза в раз ваши вспышки гнева становятся только отчаяннее.
– А по мне, так стабильно обычные, как и раньше.
– Я читал отчёт санитара.
– Он наплёл, что я сопротивлялся, пытаясь откусить ему ухо, а вокруг моего рта бурлила пена? Боже, этот старичок совсем сошел с ума…
– Если бы ваша свободная фантазия на счёт себя была правдой, то вы бы тут не сидели сейчас со мной, так сказать, в дружеской обстановке. На счёт вашего поведения непосредственно в компании сотрудников – неоспоримо приемлемое. Вы – джентльмен. Но вот описание состояния вашей квартиры, которую вы превратили…
– А разве это не моё личное право?
– На погром?
– Именно. С каких пор я должен отчитываться перед кем-то за свои же сломанные вещи?
– Так дело не в вещах, Рафаэль. Дело в вашем расстройстве. Бог бы с этим вашим столом, который вы истыкали кухонным ножом, а тем более чёрт бы побрал ваши обои, исписанные грязными словами – переклеить их не так дорого. Дело в том, что вы несчастны. Понимаете? Вы потеряли равновесие. Сами отравляете себя вечными терзаниями из-за вымыслов. И не говорите мне, что это не так! Сами подумайте, к чему вы идёте, игнорируя лечение. Мы ведь с вами по-хорошему пытаемся. Сколько раз я писал в отчётах, что вы здоровый человек? Знаете, сколько? Двенадцать раз я врал ради вас, Рафаэль, и каждый раз вы кормите меня обещаниями. Ей богу, как маленький ребёнок врёте, а затем снова оказываетесь в этих стенах. Очень скоро нас заподозрят в корыстном сговоре. И что тогда? Меня уволят, а вас упекут куда подальше. Вы этого хотите?
Всю свою тираду Саба говорил с чувством, перейдя с нейтрально-профессионального тона на дружеский, словно мужчины сидели в баре, успев выпить по бокалу крепкого пива. Рафаэль только кивал, постыдно вперившись взглядом в пустую стену.
Наступило долгое молчание. Доктор пристально глядел на пациента, ожидая ответа. Сдаваться в «гляделки» он не собирался. Наконец Рафаэль заговорил:
– Простите, Саба, что подвёл вас.
– Прощаю, – незамедлительно выпалил тот, – но вы так и не ответили на мой вопрос.
– Я не хочу, чтобы вас уволили, а меня поместили в ПБСТИН13.
– Это был риторический вопрос. Я жду ответа на другой.
– Не понял.
– Что на момент приступа было у вас на уме?
Пациент обмяк. Плечи его сдулись, лицо приняло озабоченное выражение, а взгляд сделался влажным, наполнившись сосредоточенной тревогой.
– Я читал теоретические труды по точке и линии на плоскости. Немного выпил.