— Чего ты хочешь от меня?

— Я хочу, чтобы ты показала мне, какая ты страстная, — говорю я, выворачивая ее из объятий. — Я отказываюсь считать, что мне не хватает милосердия.

Я сажусь на мягкую скамью и упираюсь локтями в колени, не сводя с нее взгляда. Эти крошечные шортики — дерзость, ее сексуальная обнаженная кожа — дразнилка. Просто стоя здесь, как она есть, она провоцирует меня.

— Мне следует надеть что-нибудь более подходящее, — говорит она.

— Я сорву это. — Ее грудь вздымается, в глазах вспыхивает вызывающий огонь.

— Ты требуешь пуанты?

Какой сложный вопрос. То, что я хочу потребовать от нее, противоречит каждой клеточке моей крови.

— Ты медлишь.

После долгой паузы, когда она закрывает глаза, чтобы отгородиться от мира и отвлекающих факторов, она поднимает ногу в изящной позе, вытянув руку над головой. Я наблюдаю за тем, как она переходит от одной позы в другую, ее тело легкое и грациозное, и это сразу же становится бальзамом на мои измученные нервы.

Ее волосы развеваются по плечам, когда она кружится, ее тело превращается в мягкое, туманное пятно, и я замираю. Я втянут в ее орбиту, ее гравитация — моя собственная сила. Когда она выгибается, растягивая свое нежное тело, во мне просыпается безумное желание. Что-то такое темное и развратное пульсирует в моих венах, потребность прикоснуться к ней и исказить ее по-своему, по развратному.

Музыка заканчивается, и ее движения замирают. Она смотрит на меня сквозь спутанные волосы. Она — огонь, лед и неистовая красота.

И все равно я хочу большего.

Я протягиваю руку и снова запускаю трек. Затем встаю, быстро закатываю рукава и приближаюсь к ней. Я останавливаюсь в нескольких сантиметрах от нее, смотрю в ее сияющее лицо и беру ее за шею, сжимая ее пальцами.

— Все твои разговоры о страсти, — говорю я срывающимся голосом, — и все же это то, что ты мне даешь. Какое-то отрепетированное дерьмо, которое не вдохновит и бомжа на обочине.

Она дрожит в моих руках — от страха или гнева, не знаю, но это разжигает аппетит монстра, и я едва сдерживаюсь, чтобы не впиться в ее губы своими.

— Покажи мне свою страсть, — приказываю я. — Я хочу попробовать на вкус то необъяснимое, без чего, по твоим словам, ты не можешь жить. Заставь меня поверить в это, Кайлин Биг, иначе я обрушу на тебя страстное наказание, которое, обещаю, ты будешь молиться, чтобы не пережить.

Я грубо отпускаю ее, позволяя ей вырваться, и она, спотыкаясь, отступает от меня.

Опустившись на подушку, я разминаю шею, прорабатывая напряженные мышцы.

— Сначала.

Дыхание распирает ее легкие, и она выпрямляется в позу.

— Никакой рутины, — приказываю я.

Она опускает руку. В этот момент наши взгляды встречаются, легкий кончик губ выдает мое удовольствие от ее беды, и она, не в силах сопротивляться, сгибает пальцы.

Мой чертов член становится твердым и ноющим, и я почти хватаю его через брюки, только чтобы ослабить давление. Ее страдания — сильнейший афродизиак, вливающийся в мою кровь, и заставляющий меня сходить с ума от потребности.

Если она переживет эту ночь, то я, возможно, нет.

С новой силой она поднимает подбородок и сгибается в талии. Она дважды кружит в воздухе, и ее движения становятся более грубыми и интенсивными. Она эротично вращает бедрами, прикасаясь к своему телу развратными, чувственными способами.

Моя челюсть сжимается, задние зубы стиснуты так сильно, я уверен, что они треснут.

Она делает мягкие ноты фортепиано своими, подстраивая темп под свой знойный ритм, владея звуком, чтобы наполнить воздух плотским сексом и властью.

Это почти вульгарно, ее смелые и бунтарские движения, которые являются чистым, снисходительным возбуждением. И танец был бы признан вульгарным любым из ее инструкторов, я уверен… Но это все для меня, и я чуть ли не из кожи вон лезу.

Ноты затихают, оставляя ее на коленях и задыхающейся от напряжения.

Я провожу рукой по губам, понимая, что теперь этого никогда не будет достаточно. Я мазохист, который близок к тому, чтобы умолять ее продолжать заставлять меня страдать.

— Сначала.

Она вглядывается в меня, ее черты лица напряжены.

— Что? Это было недостаточно страстно для тебя? — То, как грубое слово скатывается с ее маленького язычка, такое манящее, подстегивает мою кровь, как наркотик.

— Я скажу, когда будет достаточно. — Я нажимаю кнопку «Play», и песня начинается сначала. Я ставлю ее на повтор.

Поднявшись на ноги, она выглядит почти побежденной, но я знаю, что это не так. Воспоминания о ней в душе — эти возбуждающие стоны; ощущение ее мокрых пальцев — в ней таится темное существо, которое пытается вырваться на свободу, и я хочу его спровоцировать.

Когда она начинает двигаться, я опускаюсь на сиденье, устраиваясь поудобнее.

Мы проделываем эту процедуру часами.

Каждый раз, когда музыка останавливается и тут же начинается снова, она не спрашивает, а легко переходит к новому танцу, каждый раз меняя его. Иногда он медленный и чувственный. Иногда — быстрый и яростный. Но каждый раз это новый танец, который она создает для меня.

Ее кожа блестит от пота, волосы всклокочены, и я представляю себе, как она дрожит подо мной в момент разрядки — грань между пыткой и наслаждением тонкая завеса. Ее мышцы слабы, тело истощено, и когда она пытается сохранить позу, то падает на колени.

До сих пор ей каждый раз удавалось поднять себя.

Я наклоняюсь вперед, прикрывая рот рукой.

Я раз за разом срывался, и, если мне придется нести ее, боюсь, я не смогу остановить себя от того, чтобы взять ее в самом слабом состоянии.

— Вставай, — приказываю я.

Упираясь руками в мраморный пол, она задыхается.

— Я не могу.

Она пытается ползти, и я встаю, чтобы встретить ее на полпути. Она падает на пол, раскинув конечности, падшим ангелом у моих ног.

Я отпускаю яростное проклятие, мой контроль над собой и без того напряжен до предела. Я опускаюсь на корточки и смотрю на ее покрытое пятнами лицо. Даже в худшем состоянии она самая прекрасная из всех, кого я когда-либо видел, — насмешливое искушение, созданное только для меня.

С покорным стоном я игнорирую болезненную эрекцию, скованную трусами, и закидываю ее слабую руку вокруг своей шеи. Ее кожа раскраснелась и горячая на ощупь. Я прижимаю ее стройное тело к своей груди и поднимаюсь на ноги.

Она издает недовольный звук, когда я несу ее к кровати. Но я, как обжора, стою перед матрасом дольше, чем нужно, смакуя ощущение ее тела, прижатого к моему, прежде чем уложить ее на пуховое одеяло.

Я иду в ванную и наполняю стакан водой из-под крана. Когда я возвращаюсь в комнату, воздух вырывается из моих легких. Вид ее на кровати возбуждает все плотские желания.

Я не милосерден. Я мог бы задушить ее в этой постели с тем же успехом, что и трахнуть, и потребность потакать обоим желаниям подталкивает меня к краю, где я обхватываю ее за шею и притягиваю к себе ее безвольное тело.

Взгляд тяжелеет, веки приоткрываются, рот приоткрывается. Мой враг практически повержен, и я могу пережать ей дыхательное горло и положить конец своим мучениям.

«Tá éad orm an cupán seo chun do liopaí a bhlaiseadh». Я завидую этой чаше, что она пробует твои губы.

Я не уверен, думаю ли я об этом или говорю вслух, когда поднимаю стакан к ее рту.

— Пей. — Она кашляет, но вскоре проглатывает воду.

Я опускаю стакан и позволяю ей опуститься на кровать, не отрывая взгляда от ее лица, а сам провожу рукой по волосам, нервы у меня уже порядком потрепаны.

Увидимся завтра вечером, Кайлин Биг.

Глава 13

Цветы и Пули

Виолетта

Ночи слились воедино, как копия Моне, написанная кровью.

Искусство и боль.

Страсть и провокация.

Моя жизнь забрызгана самыми темными масляными красками. Цвета синяков. Оттенки опасных татуировок. Обесцвечивание желания.

Отметины. Раны. Разбитая кожа.