Потоки воздуха смели с крыльца пыль, какой-то древесный мусор и пепельницу Стрельницкого. Сигарета вспыхнула в пальцах, стремительно прогорая, и Сергей мысленно выругался.
Но не ушёл. Ему нужно было видеть Димины реакции (и самому вовремя среагировать, если всё покатится в бездну).
– Третьей серии? – прищурился Дима. – Ну в таком случае она… или он отлично прикроет ведущего сам. Раз противник появился слева, то он, очевидно, наш с Дарой.
Усмешка у него вышла на редкость кровожадной, и Дара в воздухе протрубила что-то воинственное, откликаясь на чувства пилота.
Борис Викторович снова бросил взгляд на драконицу.
– Подъём ещё на пятнадцать, круг с минимальным радиусом… Значит, сломаете строй, обнажите левый фланг и завяжете бой с неразведанным противником? Чудесная тактика. – И, не давая возразить такой оценке, тут же задал следующий вопрос: – Плоский «клин», все средневесы вашей категории. Высота триста, скорость сто двадцать. Дистанция, интервал и темп, которые будете выдерживать?
– Зависит от темперамента ведущего… Ну и от обстановки, конечно. В среднем интервал в крыло ведущего, а дистанция… ну, хвоста полтора. – Дима перевёл взгляд на кружащуюся над усадьбой Дару. – А темп в чём считать-то предлагаете? Его для себя Дара сама определит с учётом воздушных течений…
Борис Викторович вздёрнул скептически брови, заслышав такой ответ, но тоже поднял взгляд и сказал только:
– Манёвренность у дракона приемлемая, но над скоростью наборы высоты стоит поработать… как и над точностью. Впрочем, с учётом отсутствия экзоскелета… Ну и при вашем отношении к вопросам группового пилотажа тут удивляться нечему.
Дара спикировала, тремя мощными взмахами гася скорость у самой земли (пепельницу сдуло бы снова, но Сергей держал её в руке), и резко объявила:
– Я точная!
– Кончайте фокусы, пилот, – не впечатлился Борис Викторович. – Я не давал разрешение на посадку.
– А мы не в армии, – сквозь зубы процедил Дима, и Дара возмущённо (отличать её возмущение от агрессии Сергей уже научился) встопорщила гребень.
О, похоже, кому-то наступили на больную мозоль.
– Да ну? – сухо удивился Борис Викторович.
– Да! – яростно объявила Дара. – Я свободный дракон! Не как… ваши!
– Пилот!
– Что «пилот»? – набычился Дима. – Дара говорит, что думает!
Борис Викторович обернулся к Стрельницкому, мол, призовите своего пилота к порядку, но Сергей самым что ни на есть нейтральным тоном пояснил:
– Во всяком случае она действительно может говорить за себя, Борис Викторович… Тут целая комиссия это признала.
Он, конечно, не стал издевательски разводить руками.
Но победная ухмылка Димы всё равно того стоила.
– Третий отдел… – пробормотал Борис Викторович недовольно.
Поскучнев, он посмотрел на часы и продолжил свой экзамен, но уже как-то без энтузиазма. Дару он дальше не то чтобы не замечал, но обращался по-прежнему исключительно к Диме… Впрочем, это не мешало Даре вставлять свои замечания.
В её интонациях явно начал прослеживаться Димин фирменный сарказм.
– Дракон должен реагировать на ваши мысленные команды немедленно, пилот, а не задавать вопросы, – заметил Борис Викторович под конец.
– Когда важно, я реагирую сразу! – обиделась Дара.
Бросив быстрый взгляд на Стрельницкого, Дима поддержал её:
– Если мы не в воздухе, куда спешим?
«Дайте команду на взлёт – нам обоим», – повисло в воздухе невысказанным, но очевидным.
– Чтобы понять, на что способен пилот, ему не обязательно садиться в седло. Вы – боевая единица.
– Мы не единица, мы пара, – проворчала Дара. – Дим, ну скажи ему! Один плюс один – два!
За её арифметические познания явно стоило благодарить профессора Лазаревского.
– Он в курсе, просто упрощает модель для собственного понимания, – негромко «объяснил» Дима, нарушая любые правила приличия (он прекрасно мог выразить это по связи, но не стал).
– Борис Викторович, – позвал Стрельницкий, понимая, что этот цирк пора кончать.
Тот ещё раз посмотрел на часы.
– У меня есть ещё двадцать минут. Вы хотели что-то обсудить?
– Да, пойдёмте в библиотеку. Дим, – предупреждающий взгляд, – зайди к Тамаре Георгиевне, скажи сделать нам кофе.
…Получив исчерпывающее мнение подполковника ДРА по поводу «вашего доморощенного пилота» и проводив гостя, Стрельницкий зашёл на кухню отнести Тамаре Георгиевне чашки (и личную благодарность, разумеется), оглядел гостиную и вышел на крыльцо.
Солнечная пауза закончилась, небо снова затянуло тучами. Ветер здесь, в низине, ещё не задувал, но верхушки яблонь в саду уже покачивали ветвями.
Дара сердито скребла себя шею – видимо, опять шелушилась чешуя.
– Где Дима? – спросил Сергей, поборов секундную неловкость.
– Там, – исчерпывающе ответила Дара и указала на усадьбу сгибом крыла.
Человеческие интонации в её речи причудливо сочетались с совершенно нечеловеческим тембром голоса, и Сергей к этому так и не смог пока привыкнуть.
– Где? – вздохнув, повторил он свой вопрос.
Дара задумалась, с остервенением расчёсывая что-то в основании встопорщенного гребня.
– Где железки. И этот… мешок, который бьют, когда сердятся.
– Тренажёный зал. Понятно.
– Он не хотел, чтоб я тебе говорила. – Дара помолчала, старательно подбирая слова. – Но знает, что ты его… найдёшь. Сам. Поэтому я сказала. Зачем время тратить?
– И вправду незачем, – согласился Сергей. – Спасибо.
Когда он уже заходил в дом, в спину ему долетело:
– Скажи ему, что у меня чеш-шется…
Дима и впрямь упражнялся с «мешком, который бьют, когда сердятся». Работал он коротко, резко, ожесточённо, почти не двигаясь с места. Кулаки в боксёрских бинтах впечатывались в мешок сериями по два-три удара с минимальными вариациями – не тренировка, а тупая попытка вымотать себя.
Стрельницкий наблюдал за ним какое-то время с порога, потом подошёл ближе.
Дима даже не повернул головы, сосредоточенно избивая мешок.
– Знаешь, это больше похоже не на спорт, а на сублимацию… эмоций.
Резко ускорившись, Дима впечатал длинную серию, закончив мощным нижним, от которого мешок качнулся назад. Разорвав дистанцию, Дима сердито обернулся.
– И что?
Дышал он так же коротко и резко, как бил.
– В чём дело?
– А вам какая разница?
– Если Дара откусит следующему гостю голову, я окажусь в затруднительном положении.
Ему приходилось заново изучать этот упёртого пилота, ловить его реакции – и прививать нужные.
Контроль бывает и такой (та же самая тонкая игра, просто с новыми вводными).
– Не откусит.
Повернувшись обратно, Дима влепил в мешок ещё один мощный удар – тормозя его движение, – и продолжил набивать серии. Правой, правой-левой, правой-правой-левой-правой-левой…
В этом начал угадываться определённый ритм.
– Хватит, – удар-удар, – лезть мне в душу.
– Я не лезу. Просто спросил, в чём дело.
Ещё одна длинная серия, смещение вбок, удар, удар, серия. Дима всё заметнее припадал на правую ногу, но не останавливался.
Стрельницкий чуть повысил голос:
– Я задал вопрос.
Правой-левой, правой-левой-левой, два размашистых боковых. Мешок раскачивался, и Дима начал активнее двигаться, «ловя» его движения.
– Он в кадетку приезжал.
Смазанный апперкот – так, что костяшки заныли у самого Сергея.
Переспрашивать, кто, нужды не было.
– В шестом классе. Только тогда он капитаном ещё был.
Отпрыгнув, Дима сильно припал на правую ногу и зашипел что-то неразборчивое. Но тут же шагнул обратно к мешку, не давая себе передышки.
– Рассказывал… про училище. – Дыхание стало заметно тяжелее, а паузы между словами дольше. – Про драконов. Про ДРА.
– Красиво рассказывал? – подтолкнул Стрельницкий аккуратно.
– Увлекательно, – зло откликнулся Дима, постепенно сбавляя темп ударов. – Умолчав… детали.
– Какие?
– Седацию. Обработку. Оковы экзоскелета.