– Никак дурно тебе, девица? Вся дрожишь. Настойки бы тебе, чтобы согреться. Клюквенной.

«Понял! Всё он понял, проклятый колдун! От меня несёт той же настойкой, что от Костыля!»

Хотелось плакать, да от слёз ничего путного не бывает, то девка давно усвоила. Она процедила:

– Думал, я пред тобой робеть стану? Выискался, тоже.

Змеелов пости что улыбнулся, но моргнул – и едва дрогнувшие уголки тонких губ снова выпрямились. Он задумчиво протянул:

– Попадись ты мне годков десять назад, иначе бы говорили. Теперь-то уже что… – и враз посерьёзнел, как и не было ничего. – Значит слушай. Змеевицы вечно голодны и вечно охотятся.

– Как звери?

– Звери убивают из нужды. Эти же твари, – он запнулся и произнёс неуверенно: – Им нравится. Так я думаю. – На миг колдун погрузился в свои мысли, но очнулся и продолжил. – Могут прикинуться человеком. Иной раз заглядишься, как красивы! – Он играючи провёл по медным волосам Ирги, и та поспешила откинуть их за спину. А Змеелов продолжил: – Но это всё ложь. Они жаждут одной только крови.

Ирга облизала губы.

– Если могут прикинуться… Как понять, что пред тобой человек, а не…

– Зелье у меня есть. Одно, чтобы выдать следы змеевицы, – он указал на пятна зелени на груди покойника. – Ещё одно, чтобы заставить её перекинуться. Человек от него околеет враз, а вот гадина… Ей яды не страшны. Но, пока не обернётся, точно не узнаешь, кто есть кто.

– А когда обернётся… Как выглядит?

Колдун осклабился. Он приблизился к покойнику, двумя пальцами раскрыл тому глаз.

– Погляди сама. Ну?

– Ты ополоумел никак! Мёртвому? В глаза?! Чтобы он меня с собой утащил?!

Змеелов поморщился.

– Уж скольким я покойникам в глаза смотрел… У некоторых из них тогда даже сердце билось.

– Ну так ты нечисть боле, чем человек!

Змеелов равнодушно пожал плечами.

– Ну так ты тоже.

Ирга вспыхнула.

– Что сказал?! – Очертила перед собой в воздухе защитный символ. – Вот тебе, погань! Будешь знать!

Колдун только любопытно склонил голову на бок.

– А самой-то как? Не жжётся?

– Нет… А…

– А должно. Сама догадаешься или подсказать? Ни в жись не поверю, что никто не заметил!

От окна всё так же тянуло холодом, мокрая рубаха льнула к телу, но отчего-то стало жарко.

– Чего не заметил?

Змеелов почти ласково пригладил редкие волосы Костыля – неуместно и тепло, словно друга в Тень провожал. И одновременно гаркнул:

– Колдовку у себя под носом!

Вольно списать все беды, выпавшие их семье, на Безлюдье. Мол, та сторона коснулась детей задолго до рождения, оттого и Лихо за ними следует, оттого ершисты и строптивы, оттого девке, что ни день, тошно солнышко встречать. Вольно… Да только неправда. Не с рождения начались беды кукушат и не со смерти доброй старухи Айры, про которую Ирга сама иной раз сказывала, мол, дар имела. Дар у Айры был лишь один – доброта. В Гадючьем яре все знали: старушка поможет советом, накормит в голодный год, утешит, обнимет… И воспитает двух сирот, брошенных матерью-кукушкой, как родных. Да, тогда начались все беды Ирги и Василя, когда мать собрала вещички да ушла, оставив сына и дочь. Тогда Василь замкнулся и никому боле не показывал, как тяжко на душе. Тогда озлилась Ирга. И Безлюдье в том винить не след.

– Врёшь.

– А ты проверь. Глянь в глаза покойнику.

Ирга осторожно приблизилась, покамест стараясь глядеть не на Костыля, а на Змеелова.

– Я что же, колдовка? Как ты?

Тот усмехнулся.

– Не как я. И в том твоё счастье.

– Враки.

– Каждая врака где-то начало берёт. – Меж бровей колдуна залегла глубокая морщина, и он добавил уже без малейшей насмешки: – Либо не верь мне и не гляди. Тебе-то лучше знать, что и с кем этот мужик перед смертью делал. Ты старосте и расскажешь.

Во рту пересохло. Вот оно как. Ни в болото, так в крапиву… Коли не сделает девка так, как требует колдун, тот сдаст её старосте с потрохами, а Первак уже начнёт пытать, когда это Ирга и Костыль успели одной настойки налакаться. Побледнев, она склонилась над покойником и пригрозила:

– Утащит меня в Тень – буду тебе ночами являться!

– Являйся. Мне обыкновенно что похуже снится.

Глаз покойника глядел на неё, не наоборот. Был он страшен и белёс, как слепой глаз колдуна, а за пеленой пряталось нечто.

Змеелов поймал Иргу пятернёй за загривок и заставил наклониться ниже. Колдовка ахнула и… увидела.

Последний миг Костыля был страшен. Чёрное небо и трясина поменялись местами, и не разобрать было, звёзды сияют али болотные огни. Мостки качались, а может то качался спьяну сам Костыль. Он лежал на них и никак не мог подняться – что-то давило на грудь, что-то, что кольцами вилось вокруг, вырастая из самого болота. Змея, огромная, холодная, с бесконечным хвостом, сжимала его в своих смертельных объятиях. А лицо её, скрытое сумраком, было человечьим. Она прильнула к нему, потёрлась о горячую грудь с судорожно колотящимся сердцем, пощекотала языком шею и губами коснулась щеки.

Когда змеевица оторвалась от лица Костыля, тот был уже мёртв.

Кто-то закричал, Ирга крикнула в ответ. И очнулась.

Змеелов держал её за плечи, сама же девка судорожно вцепилась в волосы Костыля – едва не вырвала.

– Видела? – спросил колдун.

Ирга замотала головой. Она и рада бы развидеть то, что пряталось в мёртвом глазу…

– Что это?!

По лбу и вискам стекал холодный пот, во рту было сухо, а нутро выворачивало наизнанку. За мгновение до того, как желчь всё же изверглась из желудка, колдун успел подставить девке посудину с недоеденной кашей.

– Это гадина, что убила его. Ты же хотела знать, кто такие змеевицы. Лицо разглядела?

Ирга вспомнила, что успела разглядеть, и снова склонилась над чашкой. Пустой желудок отозвался спазмом. Колдун фыркнул:

– Толку с тебя… колдовка.

Ирга хрипло отозвалась:

– Сам бы поглядел, авось больше толку было бы.

Змеелов прошёл по избе, склонился к устью печи, порылся в ларях, приоткрыл дверцу в погреб. Наконец добыл бочонок с мочёными яблоками.

– Нет уж. Приятного в том мало. На, съешь. Полегчает.

Живот снова свело. Ирга утёрла лоб рукавом.

– Так ты нарочно меня заставил? Чтобы самому не смотреть?

– Конечно. Мне ещё силы пригодятся, а с тебя хоть какая польза. Точно яблочко не будешь? Ну как хочешь. – Колдун сел на лавку и вытянул ноги. Яблоко он съел вместе с семечками и хвостиком, ничего не осталось, ещё и пальцы облизал. – Глупая ты. Неучёная. Жаль. Могла б и в самом деле помочь. Может ещё раз посмотришь? Ну как узнаешь кого из односельчан?

Ирге поплохело, но теперь уже не от колдовства.

– Это что же… Кто-то из наших мог обернуться… той тварью?

Второе яблоко сгинуло вслед за первым, и теперь уже Ирга ощутила, что и сама голодна.

– Угу. Кто-то и обернулся.

Не чуя ног, Ирга подошла и плюхнулась рядом с колдуном. Вышло, что села непозволительно близко, ажно прижалась бедром, но отодвинуться сил уже не нашлось. Колдун наклонил к ней быстро пустеющий бочонок.

– М?

На сей раз девка не побрезговала, взяла сразу два яблока и подивилась, когда те исчезли у неё во рту прежде, чем она их разглядела. Сок потёк по подбородку и, когда Змеелов стёр его пальцами, Ирга даже не стала отворачиваться.

– Я всех в Гадючьем яре знаю. Все всех знают. Кабы кто оборачивался, заметили б…

– Колдовку же у себя под носом не заметили.

– Я не…

– Поспорь ещё, мигом к старосте отправишься про клюквенную настойку рассказывать.

Яблочко комом встало в горле.

– Я просто из фляги отхлебнула. Знать не знаю, что случилось после…

Змеелов махнул на неё рукой, ясно, мол.

– С кем ваш покойничек миловался, мне неважно. А вот кому он насолил – другое дело. Признавайся, девка, околдовала кого? Может несколько мужиков по тебе сохнут? Или по этому ещё кто? – Колдун покосился на мертвеца и цокнул: – Хотя нет, по этому вряд ли.