– Чего!?

– Мариш, – рука коснулась талии, Андрей придвинулся ближе, – мы же взрослые люди, чего ты так напряглась? – интимно зашептал в ухо, неприятно касаясь дыханием кожи.

– Ты охуел, такое мне предлагать?

На самом дела охуела сейчас я, потому что чего-то подобного не могла представить даже в самом страшном сне.

Андрей дёргается от тона, глаза прищуривает, а потом отодвигается, потому что ровно через пять секунд из туалета возвращается Рита. Плюхается на диванчик, берёт молочный коктейль, весело улыбается.

– Ребят, всё хорошо?

– Ага… – смотрю внимательно на её парня, – даже не представляешь насколько.

– Может пойдём? – сразу же предлагает Андрей, обращаясь исключительно к Рите.

Они ушли, а я осталась. Вот с этого дня он начал максимально ограничивать наше общение. Что только не предпринимал для этого.

Я бы отступила, если бы знала, что он её любит, но из нас двоих, люблю её только я. Поэтому была война. За подругу я стояла насмерть. И буду стоять дальше.

Боже мой… у меня даже мыслей не было как-то располагать его внимание или ещё что-то, я никак его не воспринимала, а наглое предложение выбило воздух из груди. Не нужно иметь семь пядей, чтобы понять, что это его инициатива. Скромная Рита так бы не смогла. Да и любит она его, делить в кровати своего мужика с другой бабой… это простите…

– Нам бы куда-то сходить, – говорю вполголоса.

У Риты портится настроение ещё больше. Оно и понятно. Андрюша так выдрессировал её поведение, что мне самой страшно.

Толкаю в плечо шуточно.

– Ну ты и заноза, – шепчу. – Давай сходим… Устала от этого всего.

– Ещё три экзамена, – шикает.

– В жопу их.

– Ну, да… конечно, – глаза закатывает, – можешь же просто прийти в короткой юбке и всё.

– Это прокатило один раз, потом самой пришлось.

Смотрим друг на друга и смеёмся.

Ну, правда же… Наш подслеповатый препод, просто очень любит красивых девочек, в яркой одежде. Об этом знает весь универ. А мне не хотелось учить, а вот зачёт очень хотелось. Я и пришла в красном платье еле прикрывающим задницу. Он поставил, радостно так улыбаясь мне и через слово Мариночкой называл.

– Ты на тренировку?

– К мелким, – улыбаюсь.

Рита кивает и опускает нос в записи. Следую её примеру, часто посматривая на молчащий телефон. В голове совсем не инженерный калькулятор… говорит о том, что моё сообщение висит непрочитанным три дня. Три чёртовых дня!!!

А ведь всего пять дней назад, мы не могли отлипнуть друг от друга. Ели сладкую вату, перебрали все аттракционы, и я прощалась, не скрывая слёз у входа в учебку. Это были наши первые выходные, где мы не просто болтали, а было всё по-взрослому. Поцелуи, объятия, сладкие-сладкие мурашки по коже.

Теперь больше не друзья. Полгода не виделись в живую. Я оделась красиво, накрасилась, пришла. Саша бровь вверх поднял оценивая, присвистнул, подхватил, закружил, крепко-крепко обнял. А я, не веря тому, что мечта сбылась, сама потянулась целовать, хотя до этого ни разу не смогла. С другими могла. С ним нет. Он как-то изначально вызвал у меня благоговейный трепет. Я ни то, чтобы откровенно себя не вела, я смущалась на каждом шагу.

Ещё бы, он весь такой нереальный под метр девяносто, брюнет, глаза красивого оттенка коньяка. Самый мой типаж. Увидела его и всё… пропала Марина, просто пропала, влюбилась моментально, а он даже внимание не обратил. Тогда обидно было, сейчас понимаю всё. У меня и груди то не было особой. Куда смотреть? То лето у бабушки показалось адом.

Зато есть сейчас…

И вот оно, откатом – молчит.

Блокирую, снова открываю через минуту. Смахиваю нетерпеливо ворох сообщений и всплывающих окон. Опять блок и экраном вниз, чтобы через пять минут сделать тоже самое. Пара так на зло медленно тянется, хоть плачь.

А вечером этого же дня мои розовые мечты разбиваются вдребезги, потому что Саша присылает одно единственное сообщение:

«Марин, не получится ничего у нас. Прости, котён»

– Ты об этом никому не скажешь, поняла меня? – мама дёргает за локоть, больно сжимая через куртку.

Меня как тряпичную куклу тащили до машины в соплях и слезах. Темень кромешная, но я всё равно воровато озираюсь по сторонам. Всегда есть шанс нарваться на безмолвных зрителей, а зрителей на сегодня хватило. Дурман сошёл с первой волной испуга.

– Я … мам… я…

– Заткнись! – звонкая пощечина, – Закрой свой рот, пока я не успокоюсь! – шипит разъярённо, – Села в машину!

Держусь за пылающую щёку и открываю пассажирскую дверь чёрного седана матери. Слёз уже нет, я и холода не чувствую. Остался только панический страх и единственный вопрос. Как оправдаться… как оправдаться…

Пелена перед глазами, во рту вкус крови, пальцы не гнутся. Сердце отбивает чечётку, пока смотрю как мама садится за руль и вцепляется в него руками. В салоне тишина, я боюсь всхлипнуть.

Стыд скручивает нутро. Внутри меня столько всего смешалось за последние двадцать минут, что я не знаю, как себя вести. Мне просто страшно.

Мама ни просто зла, она в дичайшей ярости. В какой-то момент кажется, что она меня убьёт, как минимум явно борется с этим. Уничтожающий взгляд что бросила на моё лицо, говорит о многом. Щека пульсирует нестерпимо. Мне не обидно, я готова что угодно стерпеть и всё простить, лишь бы получить призрачный шанс что-то исправить. Кажется, что ничего нельзя. И это страшно. Мне впервые насколько дико страшно.

Проходит больше пяти минут, когда, совладав с собой, поворачивается и чётко проговаривает:

– Никто! Слышишь меня, никто этого знать не должен. Никогда. Поняла меня?! Если в лицо кто-то скажет или начнут шушукаться за спиной ври всё что хочешь, но не сознавайся. НИКОГДА! Поняла меня? Никогда! Не смей это подтверждать. Тебя там не было!

Острый как бритва взгляд кружит по моему лицу. В темноте он кажется кошмарным. И я пугаюсь этого взгляда куда как больше, чем того, что натворила.

Энергично киваю. Больше ничего не остаётся, только согласиться. Да я бы на сделку с всадником была бы согласна, только бы не это всё. Давлюсь истерикой и пристёгиваю ремень безопасности.

Рывком выныриваю из сна и сажусь. Ходуном в грудной клетке забилось сердце, на вылет качает кровь. Прокашливаюсь и выдыхаю, успокаиваясь. Вот это флэшбэки после вчерашней ругани… Пиздец. Смеюсь, нервно потирая глаза. Гребаная вселенная подкидывает на вентилятор.

Даю себе пару минут на то, чтобы продышать. Тот дикий страх, сейчас, я могу просто продышать. Морщусь, вспоминая подробности. Туманный вечер навсегда научил меня держать язык за зубами. В восемнадцать это не плохой навык, согласитесь.

Ловлю приступ злости и рывком откидываю одеяло.

На хер. Отмахиваюсь. Не хочу ничего вспоминать. Прошли, проработали и забыли. Спрыгиваю с кровати и в душ бегу. Куча дел, нет времени предаваться меланхолии.

В ванной смотрю на своё отражение, кручусь на месте. Кто-то бы отдал душу за такие сиськи и задницу с лицом, а я смотрю на это как на проклятие, потому что, по сути, ничего кроме боли это тело мне не дарит. И пофиг, что боль не физическая. Физическая мне даже нравится. Особенно, когда лениво поднывают мышцы. Это вот я люблю.

Нетерпеливо раскатываю по телу скраб, совсем не бережно по коже фигачу. Нервничаю сильно. Чувствуя острую тягу закурить. Визуализирую этот момент. Даже глаза прикрываю и втягиваюсь глубоко, потом медленно выдыхаю, а после вспоминаю, что не курила больше месяца, с того самого похода в клуб с подругой. Я всё-таки смогла её вытащить, да так вытащила, что она за один вечер сделала пятилетку. Ох… видел бы это её бывший мудак, я бы хотела посмотреть в этот момент на его морду.

Намыливаю волосы, не экономя дорогущее средство. Так всё бесит, что плевать, если его у меня тоже отберут. Интересно, спустится до этого или дальше продолжит манипулировать исключительно словами?