Вновь и вновь разглядывал он отражение Снежной Принцессы, как сам величал Зиновию, зеркала услужливо размножили облик нынешней фаворитки, предоставив мужчине изучать прекрасную, но ледяную наружность во всех аспектах и под доступными углами. И как обычно Астрогор не удержался от сравнения, ставя на чаши весов любовниц, бывшую и нынешнюю.

Огонь и лёд. Затёртое, примитивное поэтическое сравнение. Луя – он по привычке назвал её уменьшительным именем и тут же поморщился – огненная бунтарка, но когда необходимо – покладистая, шёлковая, любвеобильная гетера, что шла ради него на всё. Теперь-то уж никуда и ни на что не пойдёт.

Зиновия – снежная макушка вулкана. По крайней мере, таковой она ему казалась. Покорная, прохладно-ласковая, предсказуемая в определённых пределах. Разве не таким бывает спящий вулкан? Револьду импонировали холодность и странная отчуждённость любовницы – излишняя пылкость ему ни к чему, особенно, когда он уже так близок к свершению долгожданной мести. Опять же, наверное, всё дело в охоте за чувствами дамы: интерес, как и огонь, необходимо постоянно сохранять, подкармливая его сучьями надежды и обещания. Рыжая того не понимала, хоть прекрасно владела наукой обольщения, она горела страстью и выплёскивала ту на его рубцеватое сердце, словно хотела обуглить до черноты. Беловласка, в чьих глазах лёд не плавился, но губы услужливо, правда, с некоторым вызовом дарили скупые улыбки, остужала его страсть, не гася его целиком: ровно столько, сколько необходимо, чтобы держать на коротком поводке.

И подход, и взгляд у обеих совершенно иной. Зиновии плевать, что и как он творил с людьми и их союзниками, какими средствами не брезговал марать перепачканную до черноты душу. Она не поощряла, но и не вменяла ему в вину. Но кареглазая Луция, иное дело. Та робким шёпотом, иль гневным вскриком билась в его голове, она – только теперь до него дошло – боролась за его душу, тщетно силясь очистить своими белыми пальчиками толстенный слой копоти. И тем злила его, бесила до белого каления, до слёз, которые он оставил снам. Именно слёз он не мог простить.

Теперь всё проще. Жаль рыжую, столько дел ещё могла натворить. Он даже согласился бы на её уход к тщедушным мальчишкам, пусть так, лишь бы была жива и не путалась под ногами. Молодые должны жить, а не лежать в земле. Но ей удалось-таки его взбесить окончательно. Проклятие снять невозможно, а раз так…, что уж тут говорить.

– Это из-за неё? – ровный голосок Зиновии выдернул его из мыслей. Револьд поёжился: никому неприятно, когда кто-то дознаётся до сокровенности помыслов. – Ты ещё к ней что-то испытываешь.

Последнее прозвучало не вопросом, а твёрдой уверенностью. Но, опять же, ни капли упрёка или намёка на ревность.

– Какая разница, из-за чего или кого? – Огонёк подступившего гнева, опасная искорка вспыхнула во взоре серых глаз. Ещё чуть-чуть и грозы не миновать.

– Проглоти это уже, перевари и шагай дальше. Эмоции и застарелые чувства – помеха в достижении цели. А ты ещё не забыл, кто твоя цель?

Зиновия и не думала поддаваться на огонь в его глазах, не такая дура, как вертихвостка Луция. Ту сгубила импульсивность и необдуманность. А когда идёшь в жерло вулкана, каждый шаг следует подвергать контролю, пускай он дается через силу, через задушенный гнев в горле, – игра стоит свеч. И Револьдова свеча ярко догорит над жерлом её вулкана, до последней капельки.

Она встала с низенького кресла, которое поставили посреди зала по велению хозяина. Не прибавляя ничего лишнего и не удостоив любовника и тенью взгляда, женщина направилась к парадной двустворчатой двери, волк незамедлительно поднялся на лапы и неторопливой рысцой зашагал за госпожой. В дверях Зиновия задержалась, пропустив прислужника, её прямая, величавая фигура встрепенулась, точно птица после долгого сна, затем двери сомкнулись за куртизанкой, Револьд остался один, в тишине пустого зала.

В отличие от Белого волка, его Волчий пёс не имел привычки следовать за господином всюду и везде. Ещё при составлении договора оба условились о разумной доле присутствия каждого в жизни друг друга. Волкодлак уже вторую ночь кряду не казал носа: как догадывался Револьд, у его приятеля очередной гон; прислужник незадолго до того как кануть в неизвестность, болтал что-то о новенькой волчице, встреченной им у реки в зарослях багульника.

Но сейчас Волкодлак всё равно ничем помочь не сумел бы союзнику.

Револьду вспомнился вихрь в Красной комнате, то бессилие, бушевавшее внутри. И кинжал-то он кинул в порыве необъяснимого отчаяния, скорее от злости на себя, чем на мальчишку. А ведь и всеслух мог не добраться назад, если серебреное остриё его достало. Об этом он размышлял не меньше. Не этого ли он и опасался? Узнать, что все его чаяния загубил обычный кинжал, пущенный им же самим. Не только.

Увидеть лицо той, которую он проклял. Как ни крути, а ведь именно Луции удалось то, к чему стремились многие женщины, но тщетно. Пятнадцать лет он никого не подпускал к своему сердцу, дозволяя телу разрядку с шлюхами разных мастей и, приняв за правило, не повторяться. Настырная девица с волосами цвета меди в вишнёвый отлив и прилипчивым запахом корицы с миндалём, сумела подобрать к его сердцу особый крючок, очаровав и практически подчинив себе са́мого влиятельного вурдалака почти на два года. И что говорить, в её любовь он верил, хоть сам кутал в эту самую любовь своё рубцеватое сердце. Так было удобно и ему и ей, как ему казалось.

Наверное, Зиновия права. Пора шагать дальше. Что сделано, то сделано, хотя он бы всё сделал – повернул время вспять, если бы ему предоставили такой шанс, лишь бы остановить свой язык и не дать Табу Слова оплести паутиной девичий ротик; кончики его пальцев столько раз ласкали её нежные, пухлые губки, а те в ответ всегда мягко льнули.

Да, придётся двигаться дальше. В конечном счёте, вершина горы достаточно близка, и если всеслух мёртв, Револьд всё равно придумает способ подобраться к Саркару, главе праведников больше ускользать не удасться. Но лучше бы для Астрогора и того же Катуня, чтобы он выжил.

Договорившись с самим собой впервые за два дня, вурдалак решительным и твёрдым шагом покинул Зеркальный Зал. Его многочисленные мрачные отражения скрылись за множеством двустворчатых дверей.

***

Флего́нт Сарка́р аналогично Астрогору жаждал поймать вожака вурдалаков. Около тридцати лет всеми правдами и больше неправдами глава праведников служил правому делу, считая его превыше личных.

Если бы семнадцать лет назад, кто-то сказал, что из обычного, посредственного демона по воле случая с годами выйдет вождь, которому давно не было равных, – ни за что не поверил бы.

Тот лучай грамотно обставили всё те же праведники с подачи мелкого по всем меркам управленца в тартарруском провинциальном городке, кажется в провинции Цеглед, название города так и не осело в памяти стареющего Флегонта. По слухам, которые он считал разумной причиной, устроенная жене и дочери автокатастрофа из-за подозрения причастности Револьда к вурдалакам, так как его товарищ был из их числа, послужила толчком несчастному вдовцу примкнуть к выше обозначенной группировке. А дальше по накатанной: карьерный рост и сумасшедший успех, вплоть до самого верха. В отчётах той псевдо аварии, местный князёк тогда указал, что истинной целью тогда являлся сам глава семейства, а не его жена и дочь. Насмешка судьбы – это и, правда, вышел случай. Если бы Астрогор тогда был в той машине…

Но пускай вурдалак и ставил от случая к случаю палки в колёса праведников, он оставался всего лишь демоном, одержимым жаждой мести. А в войне побеждает всегда тот, у кого голова холоднее. Флегонт, как завзятый охотник, получал удовольствие всякий раз, когда где-нибудь стычка его людей с вурдалаками заканчивалась победой. Как удачно пущенная пуля с отравляющей начинкой: медленно и верно яд всасывался в кровеносную систему врага, пророча неизбежную гибель. Правда, вурдалаки не торопились умирать. Вожак у них подобрался на редкость умный и хитрый. А ещё человечный. В том Саркар зрел особую слабость противника, которую он обязательно использует и не раз.