– Где? – В тёмных влажных глазах девушки вспыхнули пронзительные вишнёвые искорки.

– У Щедрого Дома. Туда он доставил тебя и там же испустил последний вздох. Его могилка отмечена и когда ты окрепнешь, мы обязательно тебя сопроводим…

– Нет! Я пойду сейчас же! – Лукерья Баранка оттолкнула хозяйку дома, высвободившись из мягких, но сильных рук. Одного взгляда оказалось достаточно, и Анкита тут же отступила от гостьи, выпустив её. – Одна.

Сделав по направлению к выходу из девичьей спальни, где она обитала пару дней, несколько шагов, Лука едва не упала, ноги стали ватными и совершенно её не слушались. Кто-то крепко её подхватил под локоть, перекинув себе на плечо её руку. Юна. Маленькая, юркая Ласточка.

– Я же сказала, что пойду одна, – упрямо шипела Лука, но смотреть прямо в монгольские глаза девушки, которую с первого взгляда едва ли не презирала, не смела.

– Одна ты туда не дойдёшь, – охолонила её Юна, и не думая бросать начатое. – Мы вместе туда дойдём. И не спорь.

Сил спорить у Луки не осталось, она смирилась и подчинилась низенькой помощнице, одновременно испытывая стыд и злость за свою беспомощность. Парни по-прежнему молчали. Виктор стоял спиной ко всем, его лицо – застывшая маска с плотно сжатыми губами – было устремлено в квадрат окна, за которым полдень переваливал на вторую половину.

Всё в той же одежде – некогда серебристых брюках и зелёной шёлковой блузе, – сильно мятой, в пятнах грязи, а кое-где и в крови, босиком, Луция Бавервильд вышла из дома добродеи, опираясь на хрупкую фигурку Юны. Во дворике им встретились сыновья Миры – Ди́лип и Пра́дип, юноши кивнули в знак приветствия, но девушки прошествовали мимо, словно не заметив их.

Подойдя к Щедрому Дому, шатру, в который переправлялась она с Маргелом не единожды, гордость и выдержка Луки канули в небытие, когда её взгляд наткнулся на крохотный холмик земли, свежая корка которого уже подсохла под палящим солнцем до пыльно-песочного состояния. Поверх лежала причудливая россыпь цветных камней и несколько чёрных перьев, воткнутых по центру. Ошибиться невозможно. Она рухнула подле, как только высвободилась от цепкой поддержки.

Обе руки легли на крохотный песчаный курган – всё, что осталось в память о чёрном какаду. Пальцы рассеяно пробежали, погладили блестящие бока самоцветов и замерли на длинных, иссиня-чёрных перьях. Девушку сотряс мощный спазм в груди.

– Про-сти! Прости ме-ня, Маргел! – завыла она в полный голос, неожиданно окрепший и полный такой горечи, что Юна сжалась подле. – Не так! Не так всё должно было… ты достоин… не этого…

Слова захлебнулись в потоке слёз, и Луция Бавервильд склонилась над могилкой прислужника, дав волю своему горю. Отныне она одна, и ничему не под силу исправить непоправимое. Единственный верный друг мёртв, и она причина его смерти.

Когда Лука смолкла и затихла, Юна помогла ей встать и вернуться назад; та не сопротивлялась и не препиралась, напротив, послушно следуя, точно вместе со слезами из неё ушла гордыня и воля.

Когда они вошли в дом Миры, к ним подошёл Матфей.

– Мы посовещались и решили: дальше оставаться нельзя, вурдалаки здесь объявятся – это вопрос времени. Странно, что они раньше этого не сделали. Праведники тоже не далеки. Мира уже договорилась о переправе для нас. Как стемнеет, стартуем.

– А откуда? Здесь нельзя, – озадаченно спросила Юна, Лукерья молчала, её взгляд так и оставался отрешённым, будто она впала в транс. – И куда?

– Отправка: Щедрый дом, – раздался бравый голос Эрика Горденова. – А вот пункт назначения вы узнаете в шатре. Мы так решили, Мире и её семье ни к чему знать, для их же и нашей безопасности.

Хозяйка кивнула в знак согласия.

– Ты сказал «вы», – произнесла Юна, вопросительно оглядывая всех ребят.

– Да, – подтвердил Эрик, – ты и Луция, то есть, Лукерья. Ну, в общем, мы все вместе покинем Раджастпур.

Тут Луция издала сухой, злобный смешок и впервые взглянула в лица всем присутствующим.

– Серьёзно? После того, что узнали обо мне? Взять с собой шпионку вурдалаков – не самый блестящий план.

– Серьёзнее не бывает, – отрезал холодный и, как послышалось девушке, с ноткой гнева голос Виктора Сухманова и добавил. – Держи друзей близко, а врагов ещё ближе.

– Как бы вам не пожалеть потом, – не испугалась ледяного взгляда Лука.

– У тебя нет иного выбора, Луя, – едва ли не промурлыкал Эрик, чем вызвал у той недоумение во взгляде. – Ты теперь – персона нон грата для своих бывших обожателей и, как и мы, вне закона. И мы предоставляем тебе шанс не пустить свою жалкую жизнь в пустоту, а попробовать с нами задать перцу тем, кто довёл тебя до такого финала.

Она внутренне дрогнула, испуг однажды ею испытанный и забытый в детстве, вновь поднялся на поверхность сознания. Надежда на грани краха.

– И все согласны, чтобы я по-прежнему была с вами?

– Почти, – отозвался Матфей, он, как и Виктор, стоял чуть дальше остальных, скрестив на груди руки. – Но они свыкнутся с положением дел, если ты приложишь усилия. Но, если ты отказываешься, силком тебя никто не потащит.

На подобный расклад она не рассчитывала, даже помыслить не смела. Но как же она сможет смотреть им в глаза, как и прежде, после всего случившегося?

– Что скажешь? – перебил сумбурный поток мыслей Матфей. Юна, похоже, только вздохнула с облегчением, после того, как узнала о намерении в отношении бывшей куртизанки Астрогора.

– Я хочу этот шанс. Сгинуть я могу и позже. Спасибо.

– Оставь свою благодарность при себе, – грубо буркнул Виктор и отвернулся.

– Рад, что благоразумие ещё на твоей стороне, – приободрил голос Эрика. – У нас несколько свободных часов, кто как, а я хочу провести их во дворе. Уж больно там тюльпаны хороши, когда ещё доведётся на такую красу полюбоваться.

***

Уже два дня Револьд Астрогор пребывал в странном состоянии. Его попеременно охватывали беспокойство и одержимость, под влиянием коих он слонялся по особняку, стоявшему на скалистом берегу южной оконечности Орангека, или частенько выскакивал на выцветший серый мрамор низких ступеней подъездной лестницы. Оттуда его взор упирался в крепкие стволы вязов, бессистемно разросшихся по всему периметру двора вокруг дома. Рука не поднималась их спилить, как только вспоминалось желание той, из прошлой жизни, о доме на берегу моря в окружении высоких вязов. Вид неаккуратных, заслонявших небо ветвей тут же вводил Астрогора в ступор и суровую задумчивость. Те немногие подчинённые, которым дозволялось по службе проживать в голубых стенах особняка (да-да, они имели небесный оттенок, как глаза той, что давным-давно грезила о жизни в этих краях), в подобные моменты оцепенения босса предпочитали держаться в сторонке и где-нибудь подальше. Хоть и заслужил почтение он своей братии во всех слоях, уж больно крут и непредсказуем был нрав главаря вурдалаков, справедливого, но порой скорого на расправу.

Одна Зино́вия Ру́ссу не страшилась резких перемен влиятельного любовника, сохраняя присущие ей одной хладнокровие и безразличие к происходящему. Ме́льхом, неразлучный с нею Белый волк, не казался столь хладнокровным подле хозяйки, но подчиняясь её воле, сдерживал нередко подступавший к горлу гневный рык. Вот и под вечер второго дня, как сбежали мальчишка с рыжеволосой куртизанкой, оба союзника находились в Зеркальном Зале, терпя скорые вспышки гнева господина и не менее быстрые смены на угрюмую тягость молчания.

– Так почему же ты не отправил сразу вдогонку за ним людей? – спокойное лицо Зиновии, бледное, молочного оттенка, не выражало упрёка или суровости, но в тоне голоса промелькнул намёк на насмешку. Тонкий, молниеносный, как ветерок после штиля. – Был след, его бы настигли и доставили обратно. Или ты передумал?

Конечно же, нет! Но Зиновия права: что встало между всеслухом и им, Револьдом, что затормозило его действия?

– Ничего подобного, – сухо ответил он, раздражаясь простой и ясной истине.