– Как будто я оставлю союзника на тебя, – презрительно изрёк Гамаюн. – Да ты и себя защитить не можешь.
Если бы Матфей вовремя не встрял в этот «чудесный» диалог, то все присутствующие вполне могли стать свидетелями занимательной дуэли, на которую подбивал «выскочку-зазнайку» ящер, обещая с головы до лап заплевать оппонента ядом.
– Ребят, всё, конечно, замечательно, мы ещё живы и целы, и всё такое, но фонарик-то у нас по-прежнему один, – напомнила Юна Дивия, когда последний закатный лизун над линией горизонта вылинял и сровнялся с кобальтовым небом. – Как мы отыщем этот народ, если я уже с трудом различаю то, что у меня под ногами? А из-за определённых особенностей местного ландшафта, наше передвижение в темноте значительно осложняется.
– Можно отправить птиц, – предложила Лука, – обращаясь ко всем и ни к кому сразу. Темнота, мягко заполнившая собою округу, вернула девушке смелость и былую выдержку. – Пусть ворон и филин полетят в разные стороны, они скорее отыщут то, что нужно нам.
– Хорошая идея, Луя, – похвалил её Матфей, – но думаю, что мой ворон никуда не полетит. Его пора деяний – дневная, пожалуй, только и останется, что попросить Элигоса. Думаю, тебе он не откажет.
Польщённая доверием, Лука тут же подозвала филина, тот послушно заковылял к ней, а когда она, не ожидая ответа, попросила его исследовать окрестность, тот тут же прокричал нечто пронзительно-жуткое и поднялся на крыло. Сделав два низких захода, птица набрала скорость и поднялась выше. Крупное тело Элигоса стремительно уменьшалось, вскоре став тёмной точкой, которая пропала из поля зрения глаз.
– Он не связан договором. Может не вернуться, – почему-то произнёс мрачным тоном Виктор Сухманов.
– Нет, он вернётся, – заверил скорее Луцию, чем остальных Матфей. – Он поклялся своим родом, что отыщет киранлалов и вернётся назад. К тебе, Лука.
– Ко мне, – тихо повторила она и вздрогнула.
– Я бы не уповал на верность этой птицы, – непривычно резко высказался Виктор; его голос походил на натянутую до предела тетиву: того и гляди – порвётся. – Он служил праведнику, и кто знает, может, до сих пор хранит верность серому братству. Вам, разве не показалось странным, что этот переправщик ни с того ни с сего вдруг увязался за нами по доброй воле? Мне это даже подозрительно. К тому же, раз можно подкупить галку, то почему бы Низложенному филину не продаться? Да и где гарантии, что он остался без союзника и правду ли о себе говорит?
Матфей, терпеливо слушавший тираду друга, всё же решил остудить того:
– Так что же ты не отослал Элигоса сразу, как только мы переправились, Вик?
– Я хотел предложить, – в твёрдой речи товарища пробежала рябь смущения, – но девчонки так умилялись. Но я бы не взял его с нами, как… как кое-кого.
Прямой намёк больно хлестнул Лукерью. Она готовилась, что ей придётся ещё немало вынести предубеждений, впрочем, заслуженных, но неприкрытая враждебная резкость от человека, которого она считала до недавних пор наиболее расположенным к ней, болезненно сдавила горло.
– Вик, – предостерёг юношу звонкий и боевой по настрою голосок Юны.
Тот смолчал. Хорошо, что темень сгущалась так быстро, что просматривались лишь контуры друзей – иначе бы всем стало видно, как судорога боли исказила лицо Виктора Сухманова, как стиснулись до белизны его уста, а руки сжались в крепкие кулаки. Но всё, что они различали – его прямой и горделивый силуэт.
Время застыло в липкой ночной плёнке, прибравшей себе всё, что простиралось во все концы света. Докучливый запах серы пробивался под ворота свитеров и кофт, которыми ребята тщетно защищали лица, намертво прилипая к нёбу. Зато на синевато-чёрном поднебесье постепенно просыпались серебристые звёзды, образуя знакомые и неизвестные созвездия. Когда их вдоволь обозначилось на тёмном бархате небес, наконец, соизволила показаться и сама луна. Круглая, без изъяна, матово-золотая монета.
– Эбе, – с восторгом прошептала Юна, вспомнив одну из Вирийских сказок в книжке ворона.
Ей тут же стало интересна одна мысль, вдруг взбредшая ей в голову из ниоткуда: интересно, как бы описал луну Эрик? У него она вышла бы как яичный блин с припёком в жёлто-оливковом соусе. Несомненно, именно так! Но спрашивать она постеснялась – уж больно момент неподходящий, да и они – далеко не герои какого-то там романа из её книжного шкафа.
Подул ветер, не сильный, но обжигающе ледяной. Тут все принялись кутаться в одежду как могли, у кого имелись капюшоны на куртках, тут же накинули на головы. Хуже всех пришлось Луции: при ней имелся легкий плащ, и кофта под ним едва помогала удерживать телу тепло. Девушку затрясло от озноба. К ней тут же приблизилась Юна и, не дожидаясь разрешения, прижалась сбоку, обхватив руками за плечо. Этот трогательный контакт ослабил напряжение в сжатых до предела мышцах Луки, и та ощутила, как от маленькой и до недавних пор презираемой ею девчонки к ней, Лукерье, потекло спасительное тепло.
Дышать стало легче, ветер заметно разбавил пахучее «амбре» серы, облегчив незадачливой компании время ожидания.
У кошек ночное видение, в отличие от людей, идеально, и именно коты-прислужники первыми различили среди звёзд быстро движущуюся в их сторону чёрную точку.
– Похоже, переправщик возвращается, – доложил союзнику Лиандр равнодушным с незначительной долей небрежения голосом. Коты никогда не признают полезными сов, пусть даже те и ночные странники, рассекающие подлунье. А уж ровней и подавно.
Приблизительно то же передала и Сеера Матфею, лишь с той разницей, что в её словах отражалось только безразличие.
Элигос вернулся с хорошими новостями: деревня располагалась совсем неподалёку, западнее от скопления соляных террас, навскидку – в пешем часе.
Эта новость приободрила людей и некоторых прислужников – саламандр оказался не готов к ночному холоду пустыни, а ворон на плече союзника ворчливо сетовал на ночную слепоту, делавшую его беспомощным. Кошки и филин, по понятной причине, держались достойно и стойко.
– Элигос, ты хорошо запомнил, где та деревня? – спросила Лука филина, когда тот уселся на чёрный бугорок застывшей лавы подле неё. Услышав пронзительный совиный вскрик, девушка расценила это за положительный ответ. – Тебе придётся снова подняться в небо и вести нас. Только, прошу тебя, лети ниже обычного, чтобы мы могли тебя различить.
Бывший переправщик откликнулся по-человечески визгливым воплем и тут же, расправив большущие крылья, отчего стал казаться чуть не вдвое крупнее, без труда взмыл над головами стоявших людей. Как и просила Луция, Элигос летел низко и не торопясь, подстроившись под поступь людей.
– А ему, кажись, твоя кровушка пришлась по вкусу, – шутливо заметил Эрик Горденов, поравнявшись и обогнав Луку. – Так и из перьев лезет вон, как хочет тебе угодить.
– Глупости, – беспечно бросила она, но всё же её взгляд пристальнее всех следил за плавным, грациозным полётом филина.
Виктор Сухманов включил фонарик и как мог, освещал земную поверхность идущим позади него. Это, конечно, было слабым подспорьем, но в кромешной тьме, где даже луна не способна разбавить густоту темени, этот жиденький лучик света ободрял и не позволял сбиваться с пути. Юна так и не отпустила плеча Лукерьи, и они обе шли, поддерживая друг дружку, чтоб не упасть, споткнувшись о какой-нибудь подвернувшийся невзначай бугор андезита.
К их удивлению жёсткая корка под ногами вскоре смягчилась редкой травяной порослью. А когда вдалеке отчётливо проступили несколько огненных точек, предположительно гигантских костров, травы на земле прибавилось, правда, та имела скорее сушёный и ершистый вид. Но от сухого шелеста под ногами путникам шлось уже несколько легче, а воодушевление, наполнившее их, одарило впрыском новых сил. Марсианский ландшафт Шаммала остался позади вместе с причудливыми холмиками окаменевшей лавы.
Огни укрупнялись и, точно спасительные очи маяка, вели компанию людей и прислужников к заветному убежищу. К удивлению ребят на пути, словно диковинные грибы, вставали гигантские растения с кронами по форме канделябра. В темноте их распознать издали было невозможно, но в слабом удалённом свете огней силуэты местной флоры проступали всё отчётливее и зловеще. Кто-то из прислужников подсказал, что причудливые древовидные растения всего лишь разновидность суккулента, а именно молочай.
