Ун не успел ничего сказать, а мальчишка уже залез на заднее сидение и похлопал Варрана по плечу:

– Ты знаешь, где погрузочная площадка? За садами?

– Да.

– Вот туда нам и надо. Я Ив, кстати.

«Вепрь» тяжело тронулся с места, развернулся, и они поехали назад, по тем же улицам, и во второй раз они казались еще тоскливее, чем в первый.

– Я думал, майор приедет сам, но раз так... Хорошо, что успел вас встретить!

Ун искоса, стараясь не поворачивать головы, посмотрел на полусорена. Тот вольготно развалился на сидении, явно не испытывая никакого смущения за свою весьма и весьма дерзкую манеру.

– Почему ты меня ждал? – спросил Ун.

Полусорен неопределенно пожал плечами.

– Я знал, что вы приезжаете.... Вот и решил... Не думаю, что майор будет сильно задерживаться после полудня. Нам бы двигаться побыстрее. Вон там, где поворот, можно и срезать.

Взгляд Варран сделался вопросительным, Ун кивнул, и мотор «Вепря» зарычал громче. «Пейзаж», проносившийся мимо, стал размытым, лишенным деталей и сразу как-то похорошел.

«А ведь мне очень везет», – мысль эта появилась неожиданно, но была удивительно ободряющей. И правда! Он мог теперь долго плестись до комендатуры, потом ходить от кабинета к кабинету, выясняя, где же майор, и никто ничего, разумеется, не мог бы ему толком ответить. Потом пришлось бы придумывать, как добираться до этой погрузочной площадки, а она, судя по тому, что «Вепрь» миновал окраины Хребта и свернул на дорогу, уходящую вглубь леса, была не близко. И все это при условии что «майор не будет сильно задерживаться после полудня».

– На перекрестке направо!

Голос полусорена донесся словно издалека, и только теперь Ун понял, что автомобиль уже не едет, а мчится, и ветер ревет в открытые окна так громко, что за ним не слышно даже хрипов мотора. Дорога стала уже, здесь тяжело было бы разминуться двум грузовикам, непролазный подлесок постепенно сжимал ее все сильнее и сильнее, но вид этих недружелюбных, переполненных тенями зарослей не вызывал отчаяния. Напротив, в душе поселилась легкость. Эта неровная дорога, пролегавшая через угрюмый южный лес, вела к освобождению. Когда он совершит достаточно, кошмары прекратятся, и она больше никогда не вернется мучить его. Никогда!

– Может, поедем быстрее? – громко спросил Ун, пытаясь перекричать ветер.

– Да куда быстрее, – проворчал Варран, – и мы уже почти приехали.

На обочине замелькали невысокие белые столбы, мимо пронесся указатель, на повороте автомобиль занесло, и Ун хотел выругаться, но открывшийся впереди вид заставил его забыть обо всем.

«Невероятно!»

Он подскочил, ударился макушкой о крышу, но не заметил боли, удивление и восторг захватили его.

Впереди, на широкой площадке, выложенной тяжелыми бетонными плитами, терпеливо ждала полета огромная железная птица.

Ун видел птиц далеко в небе, видел фотокарточки, но разве могла бумага передать это величие? Только теперь ему по-настоящему стало понятно, какая сила нанесла смертельный удар в самое сердце соренского королевства, чьи когти разодрали в клочья чудовищного врага, имя которого была предано забвению. Он сам был стороне этой силы, но не мог не чувствовать благоговение, граничащее с ужасом.

Железная птица была больше, чем Ун себе представлял: два раана могли бы встать друг другу на плечи и все равно не достали бы до ее покатой спины. Нос был заостренным, хищным, узкий хвост слегка загибался вверх, как и кончики крыльев, не таких и больших, но удивительно подходящих машине. Подходили ей и цвета, белый и серый и синий, и пусть краска была явно старой и кое-где облупилось, это придавало птице лишь более боевой и решительный вид. Вокруг нее суетились с десяток солдат, все в темно-зеленой полевой форме, они затаскивали ящики в открытое брюхо, но их муравьиная толкотня не делала птицу мертвой, напротив, лишь подчеркивала ее величественное спокойствие и опасность.

От этой прекрасной машины не хотелось отрывать взгляд, но «Вепрь» повернул, останавливаясь, перед Уном снова оказался лес, и эта резкая смена белого зеленым вырвала его из восторженного оцепенения.

– Потрясающе, – прошептал он, и слова его заглушил хлопок. Полусорен вышел из автомобиля первым, быстро зашагал в сторону площадки, и это вызвало неясную, нелепую ревность. Не хотелось, чтобы он приблизился к такой красоте первым. Не хотелось, чтобы он вообще к ней приближался.

‑ Я дождусь вашего отлета, ‑ сказал Варран.

‑ Да, да...

Ун схватил мешок, выскочил наружу и поспешил за полусореном. Восторг его отпустил, мир перестал состоять из одной только птицы, и он видел теперь и длинный здания без окон, должно быть, склады, утопающие в густом кустарнике, и тяжелый шлагбаум, в который упиралась подъездная дорога. Здесь полусорена остановил солдат. Ун назвал бы его рааном, но белая полоса на левом рукаве не позволяла ошибиться: это тоже был полураан, пусть и родившийся без признаков чужой крови. Ун не помнил, когда и где видел такое в последний раз, но стоило привыкать. Настоящих раанов на юге было мало.

–... Вот! Это господин Ун, я сопровождаю его к майору, и он будет недоволен, если мы теперь опоздаем из-за вас, – сказал полусорен и кивнул. – Идемте, господин Ун. Я вас представлю.

Солдат посмотрел с подозрением, но не стал мешать, и они обошли шлагбаум. Когда Ун ступил на плиты, все происходящее стало ощущаться настоящим.

«Я здесь! Я и правда здесь!».

Недалеко от машины, прямо под затертым, уже нечитаемым номером, и эмблемой, выведенной красной краской, силуэтом не то волка, не то собаки, стоял майор. Его Ун заметил сразу, даже не приглядываясь к пагонам. Пусть офицер и носил обычную полевую форму, выцветшую от солнца, ему все равно не удалось бы спрятаться среди своих солдат. Он был немолод, из-под кепки выглядывали коротко стриженные побелевшие волосы, но выдавало его совсем другое: прямая спина, холодное уверенное спокойствие, неторопливость, с которыми он указывал то на один, то на другой ящик рукой, покрытой крупными пятнами. Нет, у него было куда больше общего с железной птицей, чем с собственными солдатами.

Когда между ними осталось шагов восемь, майор повернул голову, и у Уна волосы зашевелились на затылке от его тяжелого, но пронзительного взгляда. Только у одного раана он видел такой взгляд, и хорошо помнил, что он значил. Лишь когда стало ясно, что майор Виц смотрит не на него, а на полусорена, Ун снова смог дышать полной грудью. Полусорен же словно ничего и не заметил.

‑ Господин майор!

Пятно над правым глазом офицера медленно начало спускаться к переносице, дробясь глубокими морщинами:

‑ Ты! – громко сказал он, и голос его проскрипел ломающимся, хриплым железом. – Я сказал, что не желаю тебя видеть.

– Никак не мог оставить вашего нового рекрута! – мальчишка даже не вздрогнул. ‑ И я бы все-таки хотел еще раз попросить вас принять...

– Когда твой хозяин устроит мне аудиенцию в Совете, я тебя даже в жопу поцелую, выродок, а сейчас ты уберешься отсюда, – рявкнул майор, и взгляд его устремился на Уна. – Ты. Значит, это тебя посадили мне на шею? Ну и запашок...

Ун торопливо вытянулся.

– Я прибыл...

–Ты часом не умираешь?

Майор оглядел его с головы до ног за какую-то короткую секунду, но Уну показалось, что его разобрали по частям и собрали обратно, и что этот раан теперь знает о нем все и даже то, чего сам Ун о себе не знает. Он начал верить, что и правда смертельно болен, и с новой силой прочувствовал собственные изъяны: и что тело все еще слишком худое, ломкое, старая одежда висит на нем, как будто снята с чужого плеча, и что лицо совсем обрезалось, отчего глаза казались одновременно и слишком большими, и слишком запавшими, и что пятна побледнели.

– Я был болен, но выздоровел... – Ун говорил правду и чувствовал себя лжецом.

– И теперь решил послужить на границе, ‑ по ровному тону невозможно было понять, насмехается ли офицер или просто констатирует факт.