Затеряться в такой толпе должно было быть легче легкого, но каким-то образом многие гости словно бы узнавали Уна, подходили и пытались завести беседу, а он отвечал коротко, до ужаса боясь выкинуть какую-нибудь глупость. Один белозубый раан в форме корпуса безопасности с капитанскими погонами пожал ему руку и спросил вполне серьезно, какие у него планы на жизнь, и не хочет ли правнук своего прославленного прадеда поступить в офицерское училище корпуса.

Ун растерялся. Корпус безопасности был овеян славой, его солдаты дрались там, где даже самые отважные отступали, и делали работу, за которую не решился бы взяться никто другой, но ему куда больше хотелось бы стать пилотом одной из железных самолетных птиц или попасть в гвардию императора. И дело было совершенно не в красоте мундира, а в пользе для страны. Надо было ответить как-нибудь неопределенно-вежливо, но улыбка собеседника располагала к откровенности и словно бы намекала, что смеяться над ним тут никто не станет. Ун пошаркал ботинком и ответил, опустив глаза, чтобы не видеть любопытное вытянутое лицо капитана:

– Было бы здорово, но какой смысл, господин капитан? Войн-то теперь совсем нет. Что же я буду делать в корпусе?

Капитан рассмеялся.

– А что же мы, по-вашему, там делаем?

Вышло ужасно неловко. Ун не хотел никого обидеть, но умудрился одной фразой назвать бесполезным, по сути, главное военное подразделение империи. Он начал выискивать взглядом в толпе отца. Вдруг тот рядом и все слышал?

– У нас так почти вся страна думает, не волнуйтесь, – капитан заметил, как Ун краснеет, и попытался успокоить его, даже негромко рассмеялся, – и мы очень стараемся, чтобы так думали все. Мир – результат тяжелого труда корпуса. Ну, и других. Гвардия, летуны... Но в основном корпуса, разумеется. Лучшей награды, чем мнение о нашей ненужности, и представить сложно.

– Извините, – буркнул пунцовый Ун.

– Сказал же, не стоит! – капитан по-дружески похлопал его по плечу. – Знаете, вы кажетесь мне толковым пареньком. Я поговорю с господином управителем, может быть, он согласится взять вас с собой, чтобы посмотреть на макак в нашем зверинце.

Капитан еще раз пожал ему руку и скрылся в толпе, точно и не было, но накрепко запомнился Уну – единственный за весь тот вечер, хотя его ждал еще с десяток бесед ни о чем с десятком очень важных раанов.

Что если путь в офицерское училище корпуса – это его предназначение? Он легко мог представить себя в серой форме, начищенных, как у капитана, сапогах и с пистолетом на боку. У прадеда тоже была серая форма, пусть и не корпуса, и если Ун получит офицерские погоны, то станет еще более похожим на него, хотя и трудно поверить, что их сходство можно еще как-то усилить.

Несколько дней он не мог избавиться от этого образа, но все не решался спросить у отца, поговорил ли с ним тот капитан насчет зверинца. Он боялся услышать, что капитан забыл о своем обещании, и боялся узнать, что отец решил не брать его с собой.

На четвертую неделю их пребывания в Благословении императора, когда Ун уже отчаялся и почти сдался, перестав что-либо ожидать, отец неожиданно пригласил его в свой кабинет. В углах этой огромной комнаты стояли сейфы, подпирающие потолок, а вдоль стен тянулись шкафы с сотнями и сотнями книг и папок, из-за которых в воздухе держался легкий запах пыли. Отец подходил этому месту, потому что был великаном, Ун же здесь сам себе казался еще более крошечным, чем на самом деле.

– Ко мне обратился капитан Нот из корпуса безопасности, – голос отца был холодным и отстраненным. Он сложил бумаги на краю стола аккуратной стопкой. – Не много ли ты о себе возомнил? Разве я не просил, не лезть к гостям и не утомлять их пустыми разговорами?

«Но он сам со мной заговорил!» – не решился возразить Ун.

– Пусть даже не ты начинаешь разговор, это не имеет значения. Нужно было тактично избавить гостя от своего присутствия и от необходимости тратить на тебя время.

Он замолчал. Часы на стене беспокойно считали секунды, тик-так, тик-так, Ун давился слезами, которые не должны были пролиться здесь и сейчас, а отец все молчал. Прошли две бесконечные минуты – или часа? – прежде чем он заговорил:

– Отвратительное поведение. Но должен признать, капитан Нот отзывался о тебе хорошо. Сказал, что ты честный и вежливый юноша. И не подхалим. Говорит, надо взять тебя на осмотр зверинца.

Ун шумно всхлипнул и затаил дыхание. Он старался стоять неподвижно и даже не моргать. Вдруг от этой его неподвижности будет зависеть весь исход дела? Глупая мысль, но на что еще ему оставалось надеяться?

– Думаю, такая поездка будет полезна. Твой дед свозил меня посмотреть на зверинец, когда я был вдвое младше тебя, а тогда те места были действительно опасны. Так что завтра в восемь утра чтобы был одет прилично и готов к отправлению. Но помни, что я сказал. Не трать время важных раанов на свою ерунду.

Ун вышел из кабинета отца, и когда дверь за ним закрылась, чуть ли не подпрыгнул. Ему захотелось закричать, но он снова сдержал себя и побежал в свою комнату, нужно было как следует подготовиться.

Ему не терпелось увидеть зверинец.

Глава III

Ун пал жертвой собственной фантазии. Половину ночи он проворочался с боку на бок, пытаясь уснуть, но вместо этого все дальше и дальше заходя в дебри размышлений о том, каким будет завтрашний день и какими окажутся макаки. Теперь же, прижавшись лбом к окну автомобиля, он отчаянно давил зевоту и то и дело протирал слезящиеся глаза. Вид за окном делал все только хуже. Когда город остался позади, дорога побежала через поля, широта и воля которых радовала только первые пять минут. Чем дальше и дольше они ехали, тем чаще на ум приходило единственное правильное слово, очень точно описывающее окружающий пейзаж: скука.

Не помогали иногда появлявшиеся на обочине стада длиннорогих зверей, водящихся только в северных провинциях. Они были весьма любопытными со своими косматыми боками, туповатыми мордами и остроконечными розовыми ушами, но Ун успел пресытиться их видом, побывав с матерью и сестрами на фермерской выставке.

В Раании, сердце империи, царили леса, в которых водились лисы, пестрые птицы и тайны. Степи же и поля были лишены любой надежды на самый жалкий секрет. Ун вспомнил, как они ездили на пикники в дубовую рощу, и как длинные нити солнечных лучей пробивались через зеленые кроны и согревали землю, и в воздухе смешивались тепло и прохлада, вспомнил, как искал с сестрами мышиные норы среди корней, прошлогодние желуди и блестящие черные камешки.

Автомобиль затормозил, дернулся, и Ун открыл глаза, вырванный из сна. Полей он больше не видел, весь вид перекрывал невысокий забор с витками колючей проволоки, из-за которого выглядывали хмурые серые здания, с плохо промытыми окнами.

На темном щите большими белыми буквами было выведено «На пропускном пункте предъявите документы в развернутом виде», над щитом лениво хлопало синее знамя с собачьей головой корпуса безопасности. Отец, сидевший впереди, вышел из автомобиля, махнул рукой. Из-за приоткрывшихся ворот появился капитан Нот, в этот раз одетый в полевую форму и кепи, которые по какой-то странной причине подходили ему лучше, чем китель и фуражка.

Отец поздоровался с офицером, и Ун заворожено наблюдал за неспешной беседой, додумывая, о чем они могут говорить. К его удивлению и радости капитан сел в их автомобиль, на задние сидение рядом с ним, и вполне серьезно пожал ему руку.

– Доброе утро.

– Доброе утро! – ответил Ун и изо всех сил постарался удержаться от вопросов и глупых замечаний. Памятуя о советах отца, он притворился, что его вообще здесь нет.

Первые минуты три салон заполняла сдавленная тишина, перемешанная с шуршанием карандаша, отец записывал что-то в блокнот, потом спрятал его в карман пальто и сказал:

– Так что не сказал бы, что ситуация меня устраивает, – похоже, он продолжил начатый еще снаружи разговор. – Мне докладывали, что округ здесь непростой, но что все настолько плохо! Куда смотрит корпус, капитан? Мой предшественник платил вам за терпимость ко всякой дряни? В ваших обязанностях не только следить за зверинцами. Город кишит соренами. Мне страшно отпускать дочерей в школу без охраны. Не могу даже представить, что творится в местных фермерских поселках.