Не надо было обладать богатым воображением, чтобы представить, какая тоска начиналась за зеленой оградой вокзала. Тесные улицы, подбитые со всех сторон стенами непролазного южного леса, грязные лавки с россыпью залежалых фруктов, над которыми и днем, и ночью мечутся опьяненные от забродившего сока пчелы и мухи. А еще норны. Как те двое с чемоданами, вполне довольные своей жизнью в этой дыре, ничего больше не знавшие и не желавшие ни о чем знать.

Утешало только одно, в этом поселке с хрипящим, неприятным названием Хребет, он пробудет не больше пары часов – штаб майора Вица находился где-то в лесах.

Ун посмотрел в высокое синее небо и улыбнулся. «Надо сейчас заранее достать бумаги о переводе...» Ради них ему пришлось написать четыре, нет, не прошения и даже не просьбы, а мольбы к господину Ирн-шину. Пришлось унижаться, упрашивать, чтобы ему позволили перейти на службу в настоящую боевую часть, бесконечно ждать ответа, снова и снова получать «заботливые» и «взволнованные» отписки и отговорки.

Но оно того стоило. В конце концов, он здесь. На юге, на границе, где Империю и ближайшие островные крепости дикарей разделяло лишь море. Не было второго такого места, где ему бы представился шанс кровью и потом, в настоящем бою, отмыться от собственного позора. Здесь он докажет самому себе, что достоин вернуться домой. Здесь он получит право смотреть в глаза честным раанам и не чувствовать себя как не пойманный, но измаранный с ног до головы в мерзости преступник и...

– Простите, вы господин Ун?

Ун дернулся, негромко ругнулся, поняв, что вновь погрузился в свои мысли и совершенно перестал следит за окружением: солдат-норн словно и не подошел, а возник из неоткуда и теперь стоял и пялился не то с удивлением, не то с недоверием и слегка морщил нос, изувеченный, как и большая половина лица, россыпью мелких рыжеватых точек.

– Я не хотел вас беспокоить, просто я ищу...

«Наверное, этого прислал майор, – решил Ун. – Славно».

– Да, это я. Поезд немного опоздал, но думаю, мы еще успеваем в срок и...

– Господин Ун, сын господина Рена, внук господина Ду, правнук господина Мита, для меня будет честью помогать вам! Я остановился у ворот, если хотите, я могу довезти вас...

Норн говорил торопливо, чуть запинался, но все имена произнес точно. Даже дедушки Ду, прожившего такую незаметную жизнь, что порой и сам Ун забывал о его существовании. Нет, все-таки о майоре говорили правду. Если даже его солдаты помнили прадеда, знали о его подвигах, совершенных во славу Империи – то это о чем-то да говорило.

– Проводник – это очень кстати. Я у вас в Хребте никогда не был. Не хотелось бы тут бродить и терять время. Так что, господин майор еще в городе?

В бледно-зеленых глазах норна возникло непонимание, потом растерянность и смущение. Ун постарался не раздражаться. В конце концов, от норнов можно было ждать верности, но точно не сообразительности.

– Господин майор Виц. Твой офицер, – проговорил Ун медленно.

Норн открыл и закрыл рот, повел плечами, только теперь Ун заметил его сержантские лычки.

– Извините, господин Ун, меня прислал не господин майор. Меня отправил капитан Шиддат, из тридцать пятой пограничной заставы, – норнское имя, слишком громоздкое, слишком неприятное, резануло слух. – Он приказал встретить вас и во всем помогать. Но я бы и без приказа... Это огромная честь... Мы помним господина генерала Мита. Мы помним все, что он сделал для нас и для Империи! Мы...

– Все знают, что он сделал, – Ун перебил норна и кивком указал в сторону вокзальных ворот, – мне нужно в комендатуру.

Для встречи почетного гостя капитан Шиддат, или как его там звали, выделил старый, потрепанный «Вепрь». Когда Ун закрывал за собой дверцу автомобиля, что-то внутри нее хрустнуло, словно собиралось отвалиться или сломаться, а мотор даже не завыл, полным жалости голосом, а болезненно заухал. Но ехать все равно было лучше, чем идти пешком под палящим солнцем, которое уже почти доползло до верхушки небосвода, и Ун просто откинулся на спинку кресла, постаравшись не думать о темных пятнах на обивке.

Да и что там с этим «Вепрем»! Внутри самого Уна все как-то медленно ломалось, корежилось, проворачиваясь между двумя жерновами: гордости и досады. В Столице прадеда уже давно позабыли, но это беспамятство было по-своему благородным, что ли, трагичным. Ведь рядом с императором Тару Завоевателем в последнюю войну сражалось великое множество героев! Память отдельного раана спустя сто лет не смогла бы удержать сразу столько имен, да и сложно было бы выделить среди них кого-то одного. А здесь... Ун посмотрел в окно, на ряды деревянных домов, выкрашенных в белый, на хлипкие балконы и террасы, устроенные у самых крыш, на олеповатые узоры, намазанные над окнами. В этой дыре о его прадеде почему-то помнили. И кто? Норны?

–...мы не верили, что вас могут направить сюда. Но секретарь в управлении поклялся, что видел бумаги о вашем переводе в Южный округ...

Да, дыра. Лучше и не скажешь. Рядом со Столицей, да что там Столицей, даже рядом с Благословением Императора, этот поселок выглядел как дохлый воробей рядом с белой болотной цаплей. Ун был здесь всего ничего, но уже чувствовал, что вздохнет с облегчением только когда оставит Хребет позади и лучше бы надолго, навсегда.

«Сейчас бы закурить», – подумал Ун и понял, что уже держит в левой руке самокрутку, а правой копается в кармане, пытаясь выловить коробок спичек. Немного покурить теперь – почему нет? Пара затяжек не сильно вскружат голову, да и запах хуже не станет: понадобится месяц-другой, чтобы он выветрился из волос и кожи. Его сейчас все равно не скроешь.

– ...если вам будет нужно.

– А?

Ун вздрогнул, пальцы разжались, и самокрутка полетела на пол.

– Проклятье...

– Я говорю, для моей матери будет честью принять вас. Она очень хорошо готовит.

– Как там тебя? – пробормотал Ун, слушая норна в пол-уха и думая, наклоняться за самокруткой или оставить все так.

– Варран, господин Ун.

– Ага... да. Варран, может быть, загляну как-нибудь. Но сейчас у меня не будет на это времени.

Он понял, что рука его продолжает копаться в кармане, и пальцы то сжимают, то разжимают платок. Надо его выкинуть. Надо!.. Он не какое-то животное. И он выбросит. Нужно только найти какое-то безопасное место, чтобы никто ничего не увидел и не подумал. Потом. Позже...

– Мы приехали.

«Вепрь» затормозил так же, как и ехал – со скрипом, но без лишних рывков. Ун взглянул на трехэтажное тоскливое здание комендатуры, на имперский флаг над входом, выцветший и пыльный, на солдата норна с повязкой дежурного, стоявшего на пороге в развалку, глубоко вздохнул, набираясь смелости перед встречей, и потянулся к ручке. В этот момент из дверей комендатуры выскочил раан в светлом костюме, должно быть счетовод или какой-нибудь еще секретарь, он замахал рукой и спешно пошел, почти побежал, к автомобилю, что-то говоря на ходу. Ун повернул боковое колесо и опустил стекло.

– Добрый де... – начал было говорить он и прикусил язык. Раану осталось пройти шагов пять, когда стало совершенно очевидно, что это и не раан вовсе. Волосы у него были темно-красные, с щеки на шею переползало серо-рыжее пятно, но глаза смотрели чернотой. Нет, в полураанах не было ничего дурного. Пусть только-только родившийся племянник Уна и был настоящим рааном, но в какой-то момент ему пришлось принять неприятную вероятность, что со стороны папаши там могла подмешаться норнская кровь, он даже приучил себя не слишком сильно думать об этом. Но одно дело полураан-полунорн, и совсем другое – полусорен. Кто опускался до серошкурых? А такие темные глаза были только у соренов. У них и у...

«Нет, нет, не надо об этом думать».

Полусорен чуть ли не сунул голову в окно, и теперь Ун видел еще и насколько тот молод. Едва ли старше Карапуза.

– Вы господин Ун? – спросил он лихо. – Это вас ждет господин майор?

– Д-да..

– Его здесь нет. Он не приехал с погрузочной площадки, я вас сопровожу.