– Слушаюсь, господин сержант!

– Идите...

Рядовой повел Уна дальше по кривой улочке, и все косился на него не то с предупреждением, не то с вызовом. «Не хватало только завести себе врага в первый же день», – подумал Ун с раздражением.

– Лад, – спросил он, – а что наш сержант, не лютует?

Услышав имя, а не прозвище, мальчишка тут же как будто немного расслабился:

– Не! Он у нас справедливый. Как ты к нему, так и он к тебе.

Ун кивнул и выдавил из себя улыбку, но на душе стало как-то тревожно. «Ну, если он подумал обо мне, как я о нем, труба дело».

– Нам вот сюда...

Они свернули в небольшой, отгороженный дворик трехэтажного дома, который, похоже, даже белили года три назад.

У самого крыльца на грубой привязи жался рыжий пес. При виде Уна он ощерился, но скорее от страха, чем от злобы.

– Это пес господина капитана, – Карапуз понизил голос, переходя на шепот, – господин капитан его иногда поколачивает, когда бывает не в духе, но ты даже не думай. Это только капитан может.

Ун подумал, что напрасно спрашивал о сержанте, волноваться тут надо было о капитане. Карапуз покопался в кармане, достал оттуда небольшой кусок – не то хлеба, не то пирога, присвистнул и кинул его псу:

– Держи, Ун!

Пес тут же вскочил, кинулся к угощению, жадно сжевал его, едва ли не давясь, и вновь отбежал подальше, поджимая хвост. Ун наблюдал за ним пораженно.

– Как-как его зовут?

– Ун, – ответил Карапуз и добавил почти виновато: – ну а что! Имя не императорское... Частое. Им и корову называть не запрещено.

«А вот это уже плохой знак», – подумал Ун и посмотрел на ухоженный дом с подозрением. Если бы у него был выбор, он бы предпочел не подниматься по ступеням. Если бы...

Карапуз провел его через узкий коридор в приемную, в которой дремал пожилой адъютант, явно не служивший, а проводивший здесь свою почетную пенсию. Старик открыл один глаз и лениво указал на дверь. Карапуз ничего не спросил, постучался, скрылся в смежном кабинете и вернулся через минуту:

– Капитан тебя ждет.

Ун, оправил рубашку, подобрался, ведь первое впечатление нельзя было произвести дважды, тоже постучался, открыл дверь и шагнул в небольшой, залитый светом кабинет.

– Добрый день, господин капитан, разрешите...

Слова застряли в глотке. По ту сторону чистого, свободного от бумаг стола, в удобном мягком кресле с деревянными подлокотниками сидел капитан Нот. Он немного обрюзг, заимел легкую седину, лицо его потемнело от вечного солнца, и морщины стали глубже и резче, но никакой ошибки тут быть не могло, это был именно он.

Старые воспоминания накатили волной. Тогда, в их последнюю встречу в Благословении Императора, капитан, проваливший все возложенные на него заботы о зверинце, смотрел на Уна с ненавистью. Теперь же взгляд его полнился жадным восторгом.

– Что, рядовой? – хохотнул он. – Ты что-то хотел сказать?

Ун спохватился, взял себя в руки и с трудом выговорил:

– Господин капитан, позвольте доложить, рядовой Ун прибыл в ваше распоряжение.

– Да-а-а, – протянул капитан Нот, щуря смеющиеся глаза, – в мое.

Повисло молчание, Ун боялся даже пошевелиться. Разве такая ненависть забывается? Новый зверинец капитана был огромным, но находился посреди ничего, и едва ли в такое место попадали те, кому грозило повышение.

– Что ты, рядовой, побелел? Плохо тебе что ли? Отвечай.

– Очень у вас жарко, господин капитан, – ответил Ун.

– А! Жарко, это точно. Я как приехал, полгода привыкал, – улыбка капитана стала пугающе широкой. – Ничего, рядовой, ты тоже привыкнешь. Да подойди ты к столу. Дай посмотрю на тебя.

Ун шагнул вперед, капитан чуть облокотился о стол, качая головой.

– О, вымахал как! Я тебя вот таким помню... А рожей совсем не своего папаню, чтоб его черти драли, не похож. Ну и на мамашу тоже. Сколько тебе было-то?.. Э-э. Крепко мне тогда попало за тебя и твоих дружков. Крепко.

Он задумался, видимо вспоминая что-то, и крутил в пальцах карандаш.

– Если бы ты оказался здесь хотя бы лет восемь назад! Клянусь, я бы вот этими руками, – он легко переломил карандаш, – придушил бы тебя и сказал всем, что так и было. Но, ха, я отходчивый.

Капитан с деланным удивлением посмотрел на обломки карандаша и отложил их.

– Так что живи, рядовой... И подумай-ка вот о чем. В нашей драгоценной империи зверинцев – жопой жри. А направили тебя именно в мой. Это не случайно! Но надеются твои друзья зря. Я о тебя руки пачкать не стану. Рядовой Карапуз! – вдруг гаркнул капитан. Мальчишка тут же возник на пороге. – Все собрались?

– Так что, господин капитан!

– Ну, отлично.

Он поднялся, подтянул ослабленный ремень, над которым слегка нависал лишний жирок, и улыбнулся:

– За мной.

Уш шел, как приговоренный идет на встречу с расстрельной командой. Снаружи, перед крыльцом, выстроились в шеренгу сержант и пятеро разномастных рядовых, к которым быстро присоединился и Карапуз. Ун остался стоять напротив них, подле капитана Нота.

– Четырнадцатый патруль, – сказал капитан, – сегодня у вас пополнение. По старой традиции я должен вам представить рядового Уна и понавыдумывать чего-нибудь о нем. Но, к счастью, в этот раз мне и правда есть что сказать, – тяжелая рука офицера легла на плечо Уна, тот едва заметно вздрогнул. – Ун у нас не просто раан! Это сын моего старого хорошего друга. Так что фокусы свои для новорылов попридержите при себе.

Ун смотрел на новых товарищей, и наблюдал, как любопытство на их лицах быстро сменяется настороженностью.

– А еще он у нас парнишка ученый. Был ни где-нибудь, а в высшем офицерском училище. Почти его окончил! Ну не дотянул немного. И все равно: столичный гость – это вам не забулдыга или деревенский свинопас. Вздумаете его обидеть, огребете.

Настороженность рядовых переродилась в плохо скрываемую неприязнь. Только сержант остался спокоен и как будто равнодушен ко всем словам капитана.

– Сержант, все ему объясните, все покажете. Переходит под вашу ответственность.

– Слушаюсь, господин капитан, – ответил сержант очень приятным, ничего не выражающим тоном.

– Ну и славно.

Капитан похлопал Уна по плечу, улыбнулся ему и вернулся в дом. Сержант разрешил всем разойтись, и только приказал Карапузу показать новому рядовому его жилье. Тот сказал «так точно», но явно больше не горел желанием быть провожатым, по пути ни о чем не рассказывал и только важно хмурился.

Ун и сам не хотел разговаривать, ему было о чем подумать, но один вопрос, показавшийся вдруг самым важным, он все-таки задал:

– Сколько же лет капитанскому псу?

– Два, кажется, – ответил Карапуз и добавил, чуть подумав, – это у него уже пятый.

Глава XXII

Ун пониже надвинул козырек кепки: он устроился в тени караульной и все равно задыхался от жары – весенний южный полдень не знал жалости. Из приоткрытого окна караульной доносилось жужжание вентилятора и негромкие разговоры. Карапуз что-то обсуждал с Птицей и вечно усталым Локом, избежавшим меткого прозвища, кто-то похрапывал… Там собрался весь четырнадцатый патруль, кроме сержанта Тура, ушедшего по своим делам.

Со стороны могло показаться, что Уна выставили за дверь, но это было не так. По крайней мере, не буквально. Никто его не выгонял, он сам сделал вид, что хочет побыть один. Уж лучше вариться в духоте, чем опять терпеть тяжелое, угрюмое молчание.

Неприятности Уна начались после одного из первых дежурств, когда он опрометчиво спросил, почему они не одолели и половины обозначенного маршрута. Тогда Карапуз подошел к нему, встал чуть ли не нос к носу, посмотрел прямо в глаза и ответил:

– Ну, не прошли. И что, Курсант? Заложишь нас?

Впрочем, нет. Беды его начались сразу после приветственной речи господина капитана, произнесенной на ступенях администрации. Все остальное – лишь последствия.

Прямо сейчас рядовые четырнадцатого патруля должны были находиться если не в зверинце, то хотя бы на стене, и следить, чтобы макаки, точнее полосатые, не выкидывали никаких номеров. Таковы были правила, но местные охранники сами решали, в какую погоду им следовать, а в какую – нет. Если капитан Нот позволял своим бойцам такие вольности и на севере – удивительно, что отец терпел его так долго, а не сослал сюда в первый же час своего назначения управителем Новоземного округа.