– Можете считать, вам повезло. Всего четыре года в корпусе безопасности на юге это и не наказание даже. Практически почетная ссылка. Вернетесь, будет, о чем рассказать.

Ун поморщился как от зубной боли. Из всех возможных наказаний, они выбрали самое мерзкое. Но почему они? Какие такие они? Он. Вот этот тип, стоящий прямо перед ним. Господин Ирн-шин. Он, скорее всего, все это и придумал. Да и черт с ним.

Вытянутое лицо господина Ирн-шина сделалось скучающим, даже отстраненным, и от того каким-то пугающим.

– В этот раз я все-таки попрошу вас воздержаться от необдуманных поступков. Помните о ваших сестрах. Вы им нужны, и они зависят от вас. Высочайшее покровительство не безгранично.

– Поблагодарите его величество от меня, если так позволено, – сказал Ун, и, понимая, что этот змей не отступит, пока не пожрет чужого горя, печально понурил голову, позволив боли отразиться на лице. Это страдание, вполне телесное, легко было принять за душевную муку. – Я хочу сказать спасибо и вам. За заботу. Хм... Простите, но мне теперь бы все обдумать. И прилечь.

– Конечно, – господин Ирн-шин снова довольно заулыбался. – Я тоже спешу. Вот еще что, Ун. Здесь к вам кое-кто пришел. Соберитесь. Незачем ей печалиться.

Уну показалось, что советник задержался бы здесь подольше, ведь еще не напился чужими слезами, но маска обязывала его соблюдать приличия. Он вышел прочь, и не прошло и секунды, как в камеру влетела бледная, дрожащая Тия. Она бросилась к Уну, наклонилась, обняла его, да так крепко, что боль пронзила сразу и плечи, и грудь, и бока. Ему пришлось прикусить язык, чтобы удержаться от самого последнего, грязного ругательства.

– Ты что устроил?! – чуть ли не выкрикнула Тия. – Ты его... ты же его чуть не убил! Так молотил! Кару думала, тебя казнят из-за нее! Себя не жалко, о сестре бы подумал! Как бы она потом с таким жила?

– Скажи ей, что она не при чем...

– Ах, спасибо за позволение! Ты что обо мне думаешь? Конечно, я ей все объяснила! Хотя она и упиралась, и не верила... ах... – Тия отстранилась от Уна, почувствовав, как он начал мелко дрожать. – Плохо, да? Извини… Сейчас я…

Она вытащила платок из кармана юбки и аккуратно стерла пот с его лба. Ун улыбнулся сквозь боль. В этот момент Тия была удивительно похожа на мать. Когда мама еще была здорова, и когда он был еще совсем мал, она, наверное, вот также протирала его лицо от какой-нибудь уличной пыли. Он попытался призвать из глубины памяти воспоминания далекого детства, но перед внутренним взором почему-то выплыло только лицо Молы, щербатое, усеянное мелкими, несчетными пятнами.

– Вот почему ты такой, а? – Тия убрала платок и ткнула его пальцем в лоб, так что Ун поморщился. – А вот забили бы они там тебя до смерти, и что? Покажи живот, ну!

Ун отвел взгляд, понимая, что она не отстанет, и приподнял край рубашки.

– Ох! – вздохнула Тия. – Да ты весь... весь... как сорен! Живого места нет! Они тебя тут хоть лечили? Лечили, да? Хорошо.

Она нервно обошла камеру кругом и в каком-то бессилии рухнула на край кровати.

– Ну не казнят хоть!.. А если бы тебя отправили на рудники? Представляешь, каким бы ты оттуда вернулся? Если бы вернулся… Теперь поедешь на юг. Какой кошмар! Даже свадьбу Кару пропустишь! Хотя какая тут теперь свадьба. И ведь надо было всего лишь чуть-чуть подождать! Чуть-чуть! Нам бы... многое потом вернули! Они обещали! Вот почему ты такой, а?

Если бы сестра не замолчала так резко, Ун бы, наверное, и не обратил на эти слова никакого внимания. Но она замолчала, словно почувствовав, что сказала лишнее, и он теперь сидел, открыв рот, и смотрел прямо на нее.

– Обещали? В смысле обещали?

В первый момент ему порказалось, что Тия сейчас вскочит и выбежит прочь, но она взяла себя в руки, выпрямилась. Взгляд ее желтых глаз сделался твердым, из черт лица куда-то исчезла вся детскость. Хотя, скорее всего, ее давно уже там и не было. Он просто привык думать о Тии, как будто ей все еще пятнадцать лет. Прошлое ослепило его, сделало близоруким.

Но теперь Ун видел. Перед ним сидела решительная, молодая раанка, способная на поступок.

– Кто тебе пообещал? – спросил Ун почти шепотом. – Те бумаги... ты...

– Неважно кто, – пальцы ее с силой, почти с ненавистью впились в одеяло, – мне дали слово. И сдержали его. Тебя бы потом направили на другую должность. Перевели бы. Все вернулось. А ты... Вот надо было устраивать эту дурацкую драку? Да еще такую...

Ун слушал и не верил. Она ведь могла притвориться, что он ее неправильно понял. Зачем ей говорить такое? Почему?

– Тия, – как будто сами собой произнесли его пересохшие губы, – это же наш отец. Наша семья... Мы...

– Какая семья? Даже не смей начинать мне говорить о какой-то там славе или прочем бреде. Семья! Наша семья сгнивала заживо, Ун, – холодно и зло сказала Тия, точнее незнакомка с ее лицом. – Отец? Ты его в последние годы и не видел! Ты вот знаешь, что он собирался развестись с матерью и определить ее в бедлам? Ты слышишь, Ун? Нашу маму к уродам и умалишенным! Не изображай удивление! Ты от меня все отмахивался! Все ходил и рычал на Аль. Да у отца таких Аль десять было! Десять, о которых я знала. И еще десять, о которых не слышала. Не смотри на меня так, – вдруг прервала она свою речь и резко поднялась, и показалась Уну очень высокой. – Хочешь, сейчас же здесь и ударь. Но не смотри так. Ты не лучше меня.

– Он же наш отец... – беспомощно повторял Ун. – Мы все... Тия, он же наш отец...

– Отец? А Кару наша сестра. Я сама бы все выдержала. Но ты ведь знаешь, какая Кару! Ун, ты же любишь ее, как и я люблю. Эта дурацкая свадьба... Она бы не смогла жить под одной крышей с тем уродом. Не смогла бы. Ты же видишь, какая она... нежная. И слабая. Не как мы с тобой, Ун. Она бы что-нибудь с собой сделала.

– А арест отца ее, по-твоему, не подкосил? – спросил Ун бесцветным тоном.

– Нет, – ответила Тия как отрезала. – И ты это знаешь. Время скорби прошло. Она выйдет замуж, за того, кого любит и кто любит ее, и будет счастлива.

Тия пристально посмотрела ему в глаза, покачала головой, убрала красную прядь за ухо.

– И только попробуй мне сейчас что-нибудь сказать насчет тех несчастных выборов. Ун, ты думаешь, что у отца был хотя бы один шанс войти в Совет? Серьезно? Что кто-нибудь поддержал бы его? Чиновника из третьесортных провинций?

– Да, – кивнул Ун, хотя она говорила так уверенно, что он сам уже ни в чем не был уверен. – Тия...

Тия махнула рукой, пошла к двери, но остановилась на пороге, повернулась к нему, что-то обдумывая.

– Как вернешься с юга – убей меня, если хочешь. Плевать. Я ни о чем не жалею и сплю спокойно. Только Кару о нашем разговоре не рассказывай. Этой правды она не выдержит.

Сказала, точно ударила, и вышла. Замок щелкнул, какое-то время в коридоре еще слышались голоса, но потом все стихло.

Глава XXI

– Сейчас еще один состав пропустим и в путь. К полудню будем на месте.

Сказав это, Зар, помощник машиниста, загасил сигарету, метнул ее в траву и, чуть переваливаясь с бока на бок, пошел вдоль рельс к крошечному станционному дому, по самые окна осевшему в землю.

«Уже сегодня?» – Ун оглянулся на поезд. Он думал, что почувствует облегчение, когда недельное путешествие на юг наконец-то подойдет к концу, но вместо этого сердце сжала непонятная тоска. Прикипел он что ли к этому деревянному грузовому вагону? Смешно и глупо, но, выходило, что так.

Нет, поначалу пришлось несладко. Ун спать не мог из-за тряски и ритмичных ударов колес, от которых не спасал ни тонкий матрас, ни слой чистой соломы на полу. Каждый новый толчок отдавался болью в животе и отбитых боках. Да еще и мошкара донимала. Мошкара! Зимой! Хотя какая зима? Это Столицу теперь заливали дожди, а где-то на севере Благословение Императора укрывала тяжелая снежная шапка. Юг дышал влажной духотой, и леса его пухли от яркой, толстолистой зелени.

Проклятые леса здесь вообще были повсюду, Ун за неделю насмотрелся их на всю оставшуюся жизнь, и даже от вида лесного пейзажа с озером, который удалось захватить с собой, его уже начинало мутить. Хотелось простора, хотелось видеть мир от горизонта до горизонта. В землях исконной Раании тоже царили леса, но они были воздушными, полупрозрачными, здешние же полнились тьмой и больше походили на сплошной монолит. Ну и местечко! Неудивительно, что норны, испокон веков жившие в этих жестоких краях, ничего не смогли создать и годились только быть рабами или солдатами для соренов и забытого врага. Если бы рааны оставили тут крапчатых без надзора, так они бы и вовсе одичали.