– Да вы что! – сказал профессор Го и прищурился. Да так не хорошо прищурился, раздраженно. «Не пойду я в увольнение, ох не пойду». – А если точнее, курсант Ун?

Линии широты, долготы, какой-то резной силуэт, не похожий ни на континент империи, ни на южный континент, по крайней мере, ни на одну из его изученных летунами частей, если Ун что-то понимал в географии. Обозначения на карте были, но как назло совсем мелкие – с четвертого ряда не рассмотреть.

– Остров, господин профессор.

– Да вы что, курсант Ун! А моя мать – женщина. Что это за остров?

– Прошу прощения, не расслышал названия, господин профессор.

– А я его и не называл. Садитесь, курсант, и слушайте внимательней.

Ун сел, профессор покачал седой головой:

– В мое время за такое... А-а! Что с вас взять. Эпохи процветания размягчают умы. Это остров Рыбий глаз, самый северный в Тысячиземном архипелаге, окружающем южный континент. Он относится к группе Зеленых островов и лежит на полпути между нами и дикарями. Вам, курсант Ун, приличествовало бы узнать этот остров. Именно там ваш прадед со стаей железных птиц настиг соренского генерала Тинара и разбил остатки его сил.

По аудитории пробежал смешок, Ун и сам улыбнулся. Все-таки сложно было поверить, что когда-то у соренов были какие-то генералы.

– Что за веселье? – рявкнул профессор Го, ударив указкой по доске, и смех разом оборвался. – Вам читали целый курс по Объединительной войне, а вы, похоже, все еще считаете, что это была битва против горстки детей и недоносков! Курсант Лит! Вам все еще весело? Родись вы каких-то триста лет назад – соренский солдат сжег бы вашу вонючую лачугу, в которой вы бы прятались на каких-нибудь болотах, вас, недоумка, угнал бы на невольничий рынок, вашего отца зарезал, а матери сделал бы пару серошкурых щенков, чтобы не скучала. То, что сто лет назад великому, я говорю это без лести, императору Тару Завоевателю удалось разделаться с врагами Раании и объединить под своей властью все земли – его величайшее наследие и подарок нам, который нельзя обесценивать пренебрежением!

Профессор говорил с жаром, и курсанты совсем притихли.

– Древний, вычеркнутый из истории враг, и сорены – в ту пору они уже стали на необратимый путь вырождения, но все еще были на пике своего могущества. Два этих народа правили западными областями, севером и востоком. На юге сорены подчинили себе племена норнов и держали их за рабов и солдат, а норны хорошие солдаты – что бы вы там себе не думали. И это я молчу о макаках, из которых забытый враг смог сколотить целые армии. А Раания? Наша бедная родина! Окруженная соперниками, лишенная выхода к морю, не знавшая ни одного поколение без дворцового переворота или гнусного заговора! Вы знаете обо всем этом и умудряетесь находить что-то смешное в наших врагах и той судьбоносной войне?

Он прервал свой монолог, оглядел слушателей тяжелым, припечатывающим к месту взглядом, очень похожим на взгляд, какой бывал у отца, когда тот злился.

– Вам кажется, что его величество вел войну десять лет, потому что был бесталанен или глуп? Или потому что полагал это очень забавным? Может быть, вам напомнить об осаде и разорении первой столицы Раании? Или об окружении командующего Дара и катастрофе у Синеводной? Это все, кстати говоря, устроил именно генерал Тинар, если вы забыли. Наше превосходство не должно застилать нам глаза, южный континент только кажется спящим... Да перед кем я распинаюсь! Не знаю даже, каким древним богам молиться, чтобы они сохранили нашу несчастную империю, когда вы, олухи, начнете командовать чем-то большим, чем полевая кухня. Одна у меня надежда, что большую половину из вас отправят патрулировать улицы, тогда...

В дверь аудитории постучали, профессор Го нахмурился и рявкнул:

– Войдите, что вам нужно?

Заглянул дежурный, вежливо кивнул и сообщил:

– Простите, господин профессор. Господин генерал немедленно требует к себе курсанта Уна.

Вот это уже был неприятный поворот. Да, Ун готовил себя к тому, что о драке узнают и, может быть, даже сегодня, но что разбираться станет не куратор курса, а глава училища? Это плохо. Нрав у Плешивого, как звали генерала за глаза любящие воспитанники, был тяжелый, впрочем сильного уважения и жалости к корпусу безопасности тот не питал.

Ун шел и обдумывал стратегию защиты. Отнекиваться не нужно. Дрался ли он? Дрался. Начал ли первым? Не задели бы – не полез. Было ли это мальчишеством? Возможно. Повторится ли это? Разумеется, если понадобится.

В приемной Уна встретил секретарь – он до смерти боялся начальства, отчего постоянно ходил с потным пятном на спине и получил гордое прозвище Потливый. Но сейчас Потливый был скорее удивлен, чем испуган. Он неопределенно махнул на дверь папкой, чуть не вытряхнув из нее все листы:

– Идите, курсант.

Ун постучал и вошел, получив дозволение.

– Курсант Ун явился по вашему приказу, господин генерал! – отчеканил он, и сразу почувствовал, что что-то не так. Генерал стоял, упершись взглядом в какую-то записку на столе, потом перевернул ее и подсунул между двух тяжелых учетных книг. Его длинные красные пряди, росшие на затылке, которые он обычно зачесывал вперед, сейчас стояли торчком, обнажив лысину. Смешнее зрелища не придумаешь, но Уну не захотелось даже улыбнуться.

Плешивый не был зол, он выглядел растерянным, каким его, наверное, никто никогда не видел. Наконец он прямо посмотрел на Уна, глубоко вздохнул, точно взял себя в руки, напустил былой решимости, выпрямился и сказал:

– Вольно. Ун, я вынужден сообщить вам, что с этого момента вы отчислены из Высшего офицерского училища.

Ун не пошевелился, все также стоя по стойке смирно.

Отчислен? За что? За драку? Да кого же отчисляют за такую-то дрянь! С его-то отметками? Ну не лучший из него стратег и тактик, и не умеет он думать на пять шагов вперед и все время забывает учитывать разницу высот во время штабных игр, так что с того? Он не хочет быть генералом и даже полковником. Оставьте это все себе! И ведь есть здесь рааны и тупее, и тех держат, а он со своими результатами по стрельбе...

– Вольно, ну? Вольно, – генерал подошел к Уну и похлопал его по плечу. – Я хотел бы объяснить вам, в чем дело, Ун. Но я и сам не знаю причины. Мне сообщили только полчаса назад.

Ун не понимал. Сообщили? Кто мог приказывать безраздельному правителю училища? Не сговариваясь, Ун и Плешивый посмотрели на портрет императора в тяжелой раме, висевший над столом.

– Нет, – тихо сказал генерал и машинально пригладил волосы, – распоряжение пришло без красной печати. Вот что, Ун. Пусть ваши погоны и курсантские, по традиции, мне следовало бы сорвать их с вас при строе, но обойдемся без этого. Соберите вещи и идите, у ворот вас ждут. Удачи вам и не опускайте голову.

Генерал всегда был немногословен, и теперь тоже остался верен себе.

Как-то обрывочно Уну запомнились торопливые сборы, и вот он уже, без лычек и погон, в «лысой» форме шел вдоль плаца, таща в заплечном мешке свои немногочисленные, не принадлежавшие училищу пожитки.

В один момент Ун совершил страшную ошибку: обернулся. Его острый взгляд сразу заметил силуэты курсантов в окнах второго этажа. Странное дело, с его изгнания – иначе и на скажешь – не прошло и пятнадцати минут, а бывшие товарищи уже о чем-то прослышали. Ун выдохнул и твердо зашагал дальше. Все что теперь ему оставалось – не сгибаться под весом сочувственных и любопытных взглядов.

А что будет, когда отец узнает? Продумать этот кошмарный сценарий как следует, Ун не успел. У ворот училища его действительно ждали. Черный автомобиль без номерных пластин тихо фыркал на холостом ходу. Задняя дверь приоткрылась, показалось острое лицо, белое, с чуть выцветшими пятнами.

– Ун, прошу вас, – сказал раан добродушно, и неторопливо махнул рукой, позволяя как следует рассмотреть красные цветы на рукаве пиджака. Где-то и когда-то Ун уже слышал этот чуть насмешливый голос и видел эти три пятна, только не помнил где, да и не хотел теперь вспоминать. И без того было тошно. Он покорно втиснулся в автомобиль – скажи ему сейчас кто прыгнуть с моста, так он бы и прыгнул, хуже все равно бы не стало.