Ун посмотрел на медленно удаляющуюся собаку, подумав, что, наверное, не такая это и уродливая собака. А если подумать, то даже красивая, ведь не могла императорская собака быть некрасивой. Должно быть, в столице понимают куда больше в собаках. Хотя самого легендарного Рыка он всегда представлял немножко другим.

Нужно было как-то закончить неудобный разговор и уйти, но Тия не желала отступать:

– А я не сказала, что она неблагородная. Я сказала, что она уродливая. Так что ты тут не придумывай.

Ун поморщился, надеясь, что отец никогда не узнает об этой светской беседе. У долговязой пятна на щеках налились краской:

– Я тебе не «ты»! Обращайся ко мне «госпожа» и на «вы»! Скажи им, Ним!

– Да, так положено, – стоявший за долговязой мальчишка с расшитыми красным узором воротником рубашки, шагнул вперед и сунул руки в карманы брюк. – Вы вообще кто? Как вас сюда пустили?

– Наш папа, – сказала Тия торжественно, – был управителем Новоземного округа!

– Да! – Кару высунулась из-за спины Уна, и он усмехнулся. Это его сестры! Они молчать не станут и не дадут себя в обиду.

– Это где? – Ним фыркнул, не стушевался и подошел еще ближе к Тии.

– Где-то на севере, кажется, – пожала плечами долговязая. – Но тогда понятно. По разумному сразу видно, где он родился.

– Мы родились в Раании, – пискнула Тия, дрогнувшим голосом.

– Да? – Ним чуть наклонился к ее лицу, словно что-то разглядывая. – Уверены? А то пятна у вас какие-то совсем серые и мелкие. Как будто соренский мужик с норнской бабенкой...

Ун ударил со всей силы, но Ним успел прикрыть скулу локтем. Этого хватило, чтобы спасти челюсть, и он даже смог удержаться на ногах, но ненадолго: Ун кинулся на него, толкнул и повалил, придавив к полу. Пара первых ударов прошла легко, хотя и не удалось попасть в нос, и пальцы заболели, но Ним быстро пришел в себя и даже попытался ударить в ответ, попал Уну в грудь, правда, несильно – замаха не хватило.

Кто-то взял Уна за плечо, и тот не глядя оттолкнул доброхота локтем. Нет уж! Когда сорены планировали отравить его сестер, он ходил с понурым видом, что та уродливая, но благородная собака. Теперь уж если кто решит что-то сделать его родным, так получит по полной.

Ун замахнулся для нового удара, широко, как следует. В этот раз в его рукав вцепились сильные, грубые пальцы. Он дернулся, не смог вырваться, обернулся и замер, увидев синий гвардейский мундир.

– Уймись-ка, парень, – тон гвардейца был злым и не обещал ничего хорошего. У Уна словно спала с глаз пелена помутнения. Он огляделся. Гости его величества держались на удалении от драки, оставляя гвардейцам делать свою работу, и, как того требовали приличия, не смотрели слишком пристально, но все замечали. Тия куда-то пропала, а вот Кару была рядом – сидела на полу, зажав ладошками разбитый нос.

– Кару...

Гвардеец велел Уну никуда не уходить, хотя тот и не решился бы убегать, и взялся помогать Ниму, который, пусть и не истекал кровью, да и побит был не так сильно, как хотелось, но держался на ногах с трудом.

Ун присел возле сестры и достал платок из кармана:

– Извини. Не хотел я так. Дай посмотрю.

Но помощь запоздала: кровь уже перестала идти, а Кару успела измазать платье, и лицо ее все было в красных разводах и следах пальцев и выглядело весьма пугающе. Ун протер ее щеки и нос насколько мог, все отчетливее понимая, что будет дальше. И осознание его воплотилось в жизнь весьма и весьма скоро. Он увидел, как к ним быстрым шагом приближается высокая фигура, а перед ней семенит Тия. С другой стороны спешила долговязая с каким-то жирным седым рааном, судя по нескромному количеству красного шитья на бежевом костюме – очень важным. Ун почувствовал, как против воли, его голова вжимается в плечи.

Гвардеец вежливо кивнул отцу, потом – куда почтительнее, толстяку. Разве что честь не отдал, но раан не смотрел на него: его мелкие желто-зеленые глаза оглядели Нима, который ощупывал ударенное плечо, потом Уна и Кару, которую уже бросилась обнимать и успокаивать Тия, а потом – отца. Куцые красные брови его поползли вверх.

– Господин, прошу простить... – начал отец с таким тихим покорным смирением, что у Уна рот открылся от удивления.

– Вы же Рен? – спросил толстяк. – Вы новый помощник господина Ак-шина?

– Да, – сказал отец, – назначен с прошлого месяца...

– Вот так встреча! А это, значит, ваши ребятишки? Мое имя Гит-шин. Слышали о швейной фабрике «Белая лента»? Да-да! Моя! Владею, управляю. Вот так... Знаете, какое совпадение, я хотел как раз поговорить с кем-нибудь из Совета по поводу новых армейских заказов... Но я понимаю, в Совете такие занятые рааны. Если бы вы могли там напомнить о моем обращении... А что я! Потом обсудим дела. Такой праздник! Такая речь, император говорил, как будто прямо в сердце!.. Да-да, дела подождут, – чем дольше говорил этот благородный господин, тем меньше Ун боялся его гнева. – Обсудим все за вином. У меня есть прекрасное вино. Южное. Да-да. Все дела за вином! Я вас приглашаю к себе. Нет-нет, не отказывайтесь!.. А сейчас надо понять, что здесь происходит. Ним, что с тобой? Что за драка?

Долговязая вспыхнула:

– Папочка, я же рассказала вам, что эти сказали о...

– Наверняка, Ним опять неудачно пошутил, – сказал господин Гит-шин, как отрезал, и долговязая замолкла на полуслове. Важный раан погрозил Ниму жирным пальцем: – А тебе я давно говорил, твои шутки однажды доведут до беды, встретишь раана, который не станет терпеть твои выходки...

Господин Гит-шин отчитывал Нима, говорил что-то еще и еще, доказывал и увещевал, потом повернулся к отцу и вновь принялся приглашать его к себе. И, к удивлению Уна, совершенно не понимал и не видел, с каким призрением, граничащим с отвращением, смотрит на него отец.

Поистине, столица была странным местом.

Часть II. Глава XIV

– Вернулся! Вернулся! – Тия набросилась на Уна и повисла на нем, а потом запрокинула голову и фыркнула, сморщив нос: – Ну и воооонь!

Она отпустила его, оттолкнула, брезгливо отряхнула ладони, обернулась и крикнула, нарушая сонное спокойствие дома:

– Накрывайте на стол! Ун приехал! – потом задумалась, сощурилась и покачала головой. – Я передумала! Сначала готовьте воду! Я его таким к еде не пущу, – вид у нее при этом был как у полноправной хозяйки дома. Хотя кем еще ее можно было назвать, после того как мама... Ун заставил себя отмахнуться от тяжелых мыслей.

– Полевые учения есть полевые учения. Я только с поезда. Что ты ждала?

– Что вернется мой брат, а не куча навоза!

– Не пахну я навозом.

– Да откуда тебе-то знать? В чем это твои ботинки? Даже не думай идти дальше! Разувайся! И носки снимай. У-у-у! И таким ты тащился через всю Столицу!

Она убежала, вместо нее в прихожую, из боковой двери для прислуги, ворвался Пушистый и принялся обнюхивать Уна, жаться к нему боками и дико размахивать хвостом

– Некому тебя почесать без меня! – Ун потрепал пса по холке, и тот немедленно завалился на спину, подставляя под руку белое брюхо.

– С возвращением, господин Ун. Ваши вещи. Прошу.

Ун вздрогнул. Их лакей Дот ходил бесшумно да еще вечно с такой постной рожей, что казался не рааном, а приведением, жившим в этом неохватном доме на двенадцать комнат. Впрочем, постная рожа не мешала ему, и свое дело он знал хорошо. Ун отдал лакею кепи, выстиранную и все равно хранившую следы грязи камуфляжную куртку и походный заплечный мешок. Лицо лакея оставалось бесстрастным, только пятно на правой щеке предательски дернулось. Он ушел, унося вещи, Пушистый побежал следом. Ун же подтянул к носу воротник рубашки, принюхался. Да не пах он так плохо! Ну, может быть, немного хуже обычного, но сейчас он с этим разберется – ему чудилось, что в глубине дома уже зашепталась вода.

Принять ванну, пережить семейный обед, а потом откланяться – если повезет, между первым и третьим делом не пройдет больше двух часов.