– Господин Но-шин с супругой и сыном...
Когда в зал вошел этот самый господин Но-шин, переваливаясь с ноги на ногу, как медленная утка, в сопровождении своего семейства, мама подозвала Кару поближе и что-то прошептала ей. Сестра выпятила губу, зашмыгала носом и заплакала. Ун хотел уже задать очевидный вопрос, но Тия зашептала ему на ухо:
– Мама говорит, что в министерстве семьи одобрили свадьбу Кару с этим сыном господина Но-шина.
Ун извернулся насколько мог, поднялся на носочках, торопясь вновь выловить взглядом прошедшего за господином Но-шином мальчишку. Коротышка, но, если смотреть издали, вроде не тупица и не жирдяй.
– А что она плачет?
– Да ты посмотри, какой он! – возмутилась Тия. – У него же лоб огромный и глаза рыбьи. Фу-у-у!
Ун только пожал плечами. Как они это рассмотрели?
– Нашла о чем плакать, это же высокородная семья, очень важная.
– А он ей не понравился, – ответила Тия с вызовом.
– Все равно. Зачем слезы лить, ей же не сейчас за него замуж идти.
– Не понимаешь ты! – Тия махнула рукой и больше ничего не пыталась объяснять.
Чем дольше звучали имена, тем больше красного оказывалось на одежде приглашенных. Наконец появился сам глава Совета, и слуга с посохом многозначительно замолчал, позволяя грянуть оркестру, который сыграл короткую, полную торжества мелодию, пробиравшую до костей.
– Его величество, заступник Раании и всех объединенных земель...
У Уна живот свело от волнения. Он вытянулся насколько мог, пока титул императора тонул в шорохе юбок и скрипе подошв, скользящих по паркету. Все склонились, и у него теперь был неплохой обзор. Первыми в зал вошли императорские гвардейцы, они ловко чеканили шаг, выстроили коридор, их капитан скомандовал что-то, и все они вытянулись, запрокинув головы, точно хотели показать кому-то подбородки. Наконец-то появился и сам император. Его невозможно было ни с кем спутать – не было и не могло быть во всей империи второго такого красного мундира и такой решительной осанки...
Кто-то схватил Уна за затылок, пальцы впились ему в волосы, и наклонили.
– Ун... – предупредительно прошептал отец.
– Ее высочество императрица Сими, его высочество кронпринц Вер, его высочество принц То....
Ун очень хотел посмотреть на ее величество, но когда зазвучал гимн Раанской империи и все выпрямились, за сомкнувшейся, подавшейся вперед толпой уже было ничего не разглядеть.
Отзвучали последние ноты гимна, в зале на какие-то секунды повисла тишина, а потом раздался голос, который Ун так часто слышал по радио аппарату. Говорил сам император:
– Мы счастливы, что вы отозвались сегодня на наш зов и пришли почтить память моего славного предка, раана столь же смелого, сколь и мудрого. Император Тару Завоеватель, гроза юга, объединяющая рука, был....
«Надо завести дневник», – решил Ун. Он представил, как выйдет в отставку в высочайшем гвардейском чине и тогда непременно передаст свои записи внукам. Его прадед не побеспокоился о такой мелочи, а Ун бы хотел прочитать его мысли и воспоминания о том, как он встретил самого императора Тару. Как можно было это не записать? Не описать встречу с монархом, который положил конец бесконечным войнам, объединил осколки империи и без следа уничтожил извечного врага, посылавшего против раанов вооруженных дрессированных макак и...
–... и я надеюсь, что вы отдадите должное его памяти вместе с нами.
Ун беспомощно захлопал глазами. Император закончил свою речь, толпа зашевелилась, рааны еще немного подались вперед, ближе к трону. Ун мельком заметил, высокую фигурку императрицы, облаченную в красное, которая в сопровождении принцев и толпы высокородных просителей и дам-компаньонок направилась куда-то в сторону, Ун не смог разглядеть куда именно. Император, кажется, беседовал с членами Совета и кем-то еще из высокородных, но вскоре ушел, как того требовал этикет, и большинство гвардейцев последовали за ним. Музыка вновь заиграла, теперь это был бодрый марш, и слуги забегали среди оживившихся гостей с подносами, полными напитков и угощений.
– ...А танцев не будет? – спросила у своего спутника прошедшая мимо девушка, с трудом справлявшаяся с тяжелой накидкой. Танцы! Ун закатил глаза. Какие могут быть танцы на памятном приеме? Даже он об этом знал! Вот если бы сегодня были именины ее величества или принцев, то тогда бы...
– Господин Рен! Вы все-таки успели приехать ко дню поминовения!
К ним подошел невысокий раан лет сорока с зачесанными назад ярко-красными волосами и бледными зелеными глазами. Его костюм был строгим, по черному рукаву пиджака полз красный узор. Ун поспешил поклониться.
– А я волновался, что не увижу вас... Госпожа! Нет-нет, сидите! – он взял руку матери и поцеловал с противным шлепающим звуком. – Теперь, господин Рен, часто будем видеться в приемной Совета. Кстати, как вы устроились? Как вам дом? – улыбка важного раана стала слащавой, почти прокисшей, и при этом странно ядовитой. – Я поручил выбрать вам самый удобный дом!
– Благодарю, господин советник, – ответил отец, – дом прекрасный.
Ун поймал на себе настойчивый взгляд отца и сразу все понял, извинился, схватил за руки Тию и все еще хнычущую Кару и потянул их за собой вглубь зала, в галдящую и торопливую толпу, медленно, но верно дробящуюся на небольшие кружки.
– Куда ты нас потащил? – возмутилась Тия. Когда они дошли до ряда колонн у самой стены, она вырвала руку из его пальцев.
– Я потащил вас посмотреть картины, – бесстрастно соврал Ун. К счастью, картины на стенах и правда были. Их обрамляли тяжелые резные рамы, и все они изображали сцены деяний раанских императоров. Сюжет картины, перед которой они сейчас остановились, Ун узнал сразу. Император Тару простирал вперед руку с аккуратным белым листом с красной печатью.
– Это подписание мира с западными княжествами перед...
– Ой! Смотрите! – уже начавшая было заранее зевать Тия вдруг вскинулась и быстрым шагом, едва не бегом, бросилась в сторону.
– Тия!
Пришлось бежать следом, чтобы не потерять ее из виду. Ун маневрировал среди разодетых гостей как умел, за ним едва поспевала Кару, он наступал на подолы платьев и длинные шельфы накидок, и одна пожилая раанка даже посмотрела на него и погрозила кулачком:
– Ты маленький...
Он не остановился, чтобы дослушать, и шагов через десять нагнал Тию. Она стояла, прижавшись руками к колонне, и на что-то с любопытством смотрела. В первый момент Ун не понял, что ее так заинтересовало, но скоро все стало ясно. Лакей, разодетый в зеленый шелк, вел на поводке криволапого, слюнявого пса с обвисшей мордой, покрытого крупными рыжими пятнами. Окружающие рааны почтительно замедлялись, когда пес проходил мимо, и чуть ли не кланялись. «Наверное, собака какого-то вельможи», – подумал Ун и сам себе не поверил. Зверь казался таким нескладным, кривым и больным, что будь он их – отец непременно приказал бы избавить его от дальнейших мучений. Кто-то рядом тихо, но назойливо шептался – у соседней колонны стояли двое. Они были на год или два старше Уна. Тараторила долговязая девчонка со смешной высокой прической, ее товарищ – хитролицый и ушастый – слушал и кивал.
– Фуууу! – протянула Тия.
Ун вновь посмотрел на пса. Тот уже достаточно далеко проковылял вперед, но остановился, опустил зад и занялся делом, которое Пушистый еще щенком научился делать только на улице. Окружающие рааны захихикали. Ун поморщился и подумал, что это, должно быть, собака кого-то из Совета – не меньше. Словно из неоткуда рядом с кучкой возник второй слуга с щеткой и совком.
– Ну и уродливая же псина, – сказала Тия.
Ун хмыкнул – и не поспоришь, хотел уже ответить, но тут справа донесся возмущенный голосок:
– Ты что такое говоришь?! – это была та долговязая. Она повернула к ним свое пятнистое возмущенное лицо, пока ее руки, точно жившие отдельно от остального тела, все пытались лихорадочно справиться с непомерно длинной накидкой, украшенной красными нитями. Долговязая внимательно осмотрела Тию, Уна и Кару, и зеленые глаза сделались двумя узкими щелочками. – А-а-а, простаки? Это Вихрь! Потомок Рыка, мастиффа, который защитил его величества Тару от стаи койотов. Это благородное создание, у него кровь чище и достойнее вашей!