– Твой прадед был гораздо достойнее всех тех, кто добился титулов мелкими интригами и придворным лизоблюдством. Император Тару Завоеватель был справедлив, но враги и соперники слишком умело пользовались гордыней и безалаберностью нашего предка.

Ун захлопал глазами от неожиданности. Отец как будто бы был зол на собственного деда и даже не скрывал этого.

– Теперь я собираюсь исправить его ошибку. Мне придется много трудиться, и если все получится, то я смогу войти в Совет и тогда наша семья получит высокий титул. Который, на самом деле, был заслужен еще много лет назад. Тогда к тебе и моим внукам будут обращаться на шин, и ты сможешь носить красное.

У Уна в носу защекотало от волнения. Он никогда и не представлял, что однажды на его одежде может появиться красная вышивка. Да и не думал о таком, и их высокородных видел, может быть, одного или двух раанов и то в далеком детстве.

– Я сделаю все, что от меня зависит. Но вот что, Ун. Боюсь, ты слишком похож на своего прославленного прадеда. Не во всем, но, к сожалению, ты впитал многие его недостатки. Ты порой говоришь не к месту. Твой последний «подвиг» в теплицах, а я узнал о нем поподробнее и поточнее, пока ты болел, теперь меня очень сильно тревожит.

Ун вжался в спинку дивана, жалея, что она не может проглотить его.

– Ун, в Столице ты больше не будешь представлять только себя, ты будешь представлять всю семью. Я надеюсь слышать от твоих учителей и воспитателей только об учебе и ни о чем более. Я могу на это рассчитывать?

– Да, – пискнул Ун, – я постараюсь.

– Хорошо, иди и помни о нашем разговоре.

Ун вышел из кабинета на подкашивающихся ногах, и Аль, несшая отцу обед, спросила, все ли с ним, господином Уном, хорошо, и тот ответил, что просто споткнулся, но был красным до самого кончика носа и сомневался, что она поверила.

Поезд прибыл в столицу ранним вечером. Пока служанки впопыхах собирали еще не упакованные походный багаж, Ун все смотрел в окно, за котором медленно проползали городские окраины. Столица была такой, как он себе представлял, только в сотни раз больше. Белые дома были выше, улицы, даже самые незначительные и нецентральные, шире, а раанов! Ун не помнил, чтобы где-то видел такие толпы в непраздничные дни. Вдалеке, на холме, от которого в старые времена и разросся весь город, белел, обласканный закатным розовым солнцем, императорский дворец. Рельсы уходили все дальше и дальше от окраин, и лишь через час этого неспешного, аккуратного движения и невыносимой пытки для Уна, они наконец-то прибыли на столичный императорский вокзал.

Их здесь ждали. Пока отец помогал матери сойти по вагонным ступеням, рабочие рааны в чистых, даже выглаженных, Ун мог поклясться, что они выглажены, костюмах складывали чемоданы на специальные низкие тележки.

У самых дверей вокзала стояли два автомобиля. У первого над фонарями были закреплены небольшие флажки с бело-красной птицей – столичным гербом. Шофер вышел, открыл дверь, вежливо поклонившись. В автомобиль сели мать, сестры и отец, Ун забрался последним, чуть помедлив, и шофер снисходительно, но по-доброму усмехнулся его нерешительности. Они поехали, не дожидаясь, пока во вторую машину загрузят вещи, и Ун уже больше не мог не смотреть в окно. Отец читал что-то, не обращая на детей внимания, но мама, особенно бледная сегодня и утомленная дорогой, сказала:

– Ты же не из дикого края, Ун. Неприлично так таращиться, – но он ничего не мог с собой поделать.

Все эти ярко-зеленые парки, очереди трамваев, красивые фонари, и даже гвардейцы! Ун увидел двоих раанов в синей гвардейской форме, которые беседовали о чем-то на углу у булочной.

Он так увлекся этим почти неприличным разглядыванием Столицы, что даже не обращал внимания на незамолкающих сестер, которые засыпали усталую маму все новыми и новыми вопросами.

– ...а это памятник кому? Доктор... Не дочитала, – кажется, говорила Тия.

– Доктор Ек, – сказал отец, не отрывавший глаз от бумаг и поглощенный своими мыслями.

– А, – важно протянула Тия, явно ничего не поняв. А Ун чуть шею не сломал, пытаясь разглядеть стремительно уносящийся вдаль и уменьшающийся памятник. Нужно будет обязательно сходить потом и посмотреть получше. Именно доктор Ек, служивший при императоре Тару Завоевателе, заметил, что макаки отдаленно схожи с разумными видами и что они годятся для проверки лекарств. Если бы не он, макак бы, наверное, всех истребили. Уже спустя минуту мысль о памятнике и великом открытии доктора были вытеснены высоченным пятиуровневым фонтаном. А потом чем-то еще. Столица была слишком красивой. Невозможно было выделить что-то одно и ухватиться за это, хотелось смотреть на все сразу и видеть еще и еще. Но вот машина свернула на небольшую жилую улицу и начала сбавлять ход.

Их новый дом оказался белым с красной крышей, трехэтажным, но каким-то узким, словно зажатым между не менее узкими соседями. К удивлению Уна, перед домом не росло ни единого деревца, только подстриженные кусты шиповника на крошечном квадрате палисадника. Крыльцо выходило сразу на тротуар. Дверь им открыла смотрительница дома: седоволосая раанка с ровным серым пятном прямо по центру лба, скрюченная годами так сильно, что не понять, когда она кланяется, а когда стоит прямо. В традиционном для слуг черно-сером наряде она выглядела не то как вдова, не то как без пяти минут покойница, но вот голос ее поразил Уна звонкостью:

– Прошу, прошу вас, господин. Госпожа... Сюда... Позвольте вашу накидку, – Ун удивленно наблюдал, с какой живостью и ловкостью эта скрюченная смотрительница взялась за свою работу. – Прошу вас, господа, пройти в гостиную. Я поставила воду, если угодно, у меня есть прекрасный чай. Урожай того года. Юго-восточный лист, лучший лист...

Она держалась так чинно и с таким почтением, что даже отец, не терпевший пустой болтовни, ее не перебивал.

– Стучат? Ах, должно быть, это ваш багаж... Заносите! Нет, к задним дверям вы не подъедете. Вносите через главную. Пока заносят, пойдемте, господа, я покажу вам дом. Вы сможете немного отдохнуть с дороги перед ужином, у меня сегодня готовится...

Скрюченная старуха строго посмотрела на двух служанок и шоферов, которые начали заносить в коридор чемоданы, и повела новых хозяев знакомиться с домом.

Первый этаж занимала кухня, столовая, гостиная, небольшой кабинет и крошечная каморка для слуг. Спальни были на втором этаже, и к ним вела достаточно крутая лестница.

– Маме будет тяжело сюда забираться, – сказал Ун, стоя в узком коридоре, пока мама, сестры и смотрительница зашли в одну из комнат. Он повернулся к отцу. Тот щурился, крепко сжав челюсти, но как только заметил взгляд Уна, улыбнулся.

– Не волнуйся. Я распоряжусь, чтобы ей подготовили одну из комнат внизу

– ...а ваших слуг придется поселить на третьем этаже. Это неприлично, конечно, – доносился из комнаты голос старухи, – но в этом доме только одна прикухонная коморка и она совсем маленькая. И лестницы для слуг тут тоже нет. Но ничего, не волнуйтесь, госпожа, я установлю жесткие правила! Вы своих слуг и замечать не будете, пока они вам не понадобятся. Я уже десять лет слежу за этим домом и знаю, как и что устроить, чтобы у хозяев не было никаких тревог...

За небольшим столом Ун все никак не мог усесться – он то и дело задевал локтями сидящую справа от него Тию, никто из них не желал уступить и поужаться, но это было сущей мелочью. Главное, что впервые за долгое время их наконец-то не раскачивало, и сок не грозил вылиться из стаканов при любом удобном и неудобном случае.

Перед тем, как отпустить Уна с сестрами в спальни, отец сказал:

– Завтра будет большой прием в честь памяти его императорского величества Тару Завоевателя, и мы приглашены...

– Во дворце? – Ун вскочил и чуть не повалил стул.

Отец посмотрел на него предупреждающе:

– Да. Ун.

– Простите, – Ун сел, чуть сгорбившись. То, о чем он мечтал, было так близко! Завтра! Вот почему они уезжали в такой спешке. Эх, глупая его голова! Проболей он еще дольше, то они бы не успели.