–Если мы не пойдем на запад, а решим вернуться сюда, то он будет стрелять.

Бело-рыжие щеки Пестрой потемнели, она кивнула почти с благодарностью.

– Руки развяжете? – спросил Ун, сам не понимая, откуда в нем взялось столько наглости. Он просто чувствовал, что может попросить о таком. И знал, хоть и не смог бы объяснить откуда пришло это знание – оно было сродни уверенности в смерти господина Кел-шина – что девчонка согласится. Она еще не понимала, как все будет, но, как ни странно, это понимал зверь. Наверное, иногда инстинкты работали лучше любого разума. Полосатый встал между ними, не позволяя Пестрой ничего сделать, глянул на Уна предупреждающе и вновь указал на запад:

– Нет, руки не развяжет, красноголовый, а сейчас идти! Быстро!

Глава XL

Если бы не боль в ноге и саднящие связанные руки, то Ун бы поверил, что все происходящее лишь очередной бредовый сон, один из тех кошмаров, в которых снова и снова являлась она.

«Опять она!»

Причем тут она? Выкинуть ее из головы и все. А впрочем...

Ун оттянул от горла ворот маскировочного плаща и исподлобья посмотрел на Варрана. Норнские боги сегодня ему благоволили: он почти не пострадал во время аварии, несколько синяков и всклоченные волосы не в счет, и теперь шел впереди своей обычной чуть скользящей походкой. Интересно, много ли норн смог разобрать в невнятном рычании полосатого? Наверное, каждое слово. Но понял ли что-нибудь о…

Да какая разница, что он там о ней понял? Важно другое. То, что окружающий мир то и дело мутнел, словно к глазам Уна подносили тонкую зернистую пленку. То, что они очутились посреди ничего и путь их пролегал как будто из неоткуда в никуда и мог бы, наверное, продолжаться так вечно, потому что само время покрылось трещинами и надломилось.

Прошел ли с момента нападения час или полчаса? Да и было ли вообще то нападение?

Ун заставил себя всем весом наступить на правую стопу, зашипел от боли, скрутившей мышцы от щиколотки до колена, и сжал пальцы, сминая письмо. Варран мгновенно обернулся – из-за застывшей на подбородке крови он бы, наверное, выглядел даже грозно, если бы не встревоженный взгляд.

– Вы в порядке?

Боль помогла рассеять бредовый туман и вновь сделала мир осязаемым и настоящим.

Нет, засада была.

И был зверь, который посмел повторять раанские слова.

«Кто это тебя любит?»

– Господин Ун?

Ун остановился и медленно посмотрел по сторонам.

Лес, крепко обнимавший дорогу, предстал перед ним спокойным тихим чудовищем. Среди изгибавшихся почти как растянутые пружины деревьев и пурпурно-желтых лоз огненного плюща он видел сумрак, пронизанный редкими солнечными лучами, и больше ничего. Таким сонным, пустынным и безобидным лес являлся только чужакам.

Ун разочарованно вздохнул. Все-таки месяц с небольшим – слишком короткий срок чтобы научиться понимать дикость со всеми ее едва уловимыми знаками и полутонами. Доверять собственным чувствам не стоило.

– За нами кто-нибудь идет? – спросил он.

Тревога Варрана сменилась удивлением. Норн задумчиво почесал подбородок, сдирая засохшие бурые корки, но воздержался от вопросов, и оставалось только ждать, пока он бродил взад-вперед вдоль обочины, подолгу смотрел вверх, в переплетения закрученных веток, а иногда застывал на месте и прислушивался, наклоняя голову к плечу.

– Не могу утверждать наверняка, – наконец-то заговорил Варран, – но я почти уверен, что хвоста нет. Мы проходили мимо колонии вьюнков, они сейчас спокойны, не думаю что…

Такого заверения было вполне достаточно. Ун медленно опустился на землю, отбросил письмо, помятое, липшее к мокрой от пота ладони, и принялся развязывать шнурки на правом ботинке. Побелевшие и слегка одеревеневшие пальцы слушались плохо, но, повозившись и припомнив все норнские ругательства, он смог ослабить узел и выудить из-за голенища складной нож.

Ун смотрел на темную рукоять, но видел только пустые синие глаза. Глаза, в которых не могла задержаться ни одна осознанная мысль.

Нет, все было по-настоящему.

Он надавил на боковую панель, короткое лезвие выскользнуло из паза с привычным голодным щелчком, напомнившем тиканье настенных часов, и звук этот вернул все на свои места. Время вновь стало рекой, невозможно было не чувствовать, как течение ее безжалостно набирает скорость и шепчет: «Не успеешь, не успеешь!».

С дикарскими веревками пришлось повозиться, они были тонкими, но прочными, сплетенными из какого-то гибкого волокна. Когда Варран стряхнул последние обрезки пут, Ун кивнул, но не норну, скорее, сам себе, сложил и спрятал нож в карман и подумал: «Больше никаких задержек». Он потер покрасневшие и саднящие запястья, одернул рубашку, привычным движением заправив выбившиеся края за ремень, бегло осмотрел маскировочный плащ: тот оказался практически цел, если не считать пары небольших прорех. Что ж, все не так плохо. Без плаща в чаще пришлось бы туго, а цепляться дырами за каждую встречную ветку не хотелось.

– Вы обронили.

Ун повернулся. Варран протянул ему письмо, казавшееся ослепительно белым в перепачканной кровью и пылью крапчатой руке.

– Спасибо.

Ун снова почувствовал, как совсем близко от его лица распахивается и захлопывается, плюя слюной, клыкастая пасть, и как воротник впивается в горло, как удавка. Или петля висельницы? Сначала он порвал письмо на четыре одинаковых куска, а потом уже – в клочья, превращая слова в буквы, а буквы – в сотни черточек, которые невозможно было прочитать.

Даже под прицелом винтовки Варран сохранял совершенное хладнокровие, а теперь захлопал глазами, как ребенок на ярмарке, и это его непонимание было оскорбительным. Как будто что-то могло пойти иначе, как будто кому-то было позволено диктовать условия раанам.

– Я пойду за ними, – Ун шаркнул больной ногой по россыпи порванной бумаги.

Варран посмотрел на восток с тревогой, подходящей не солдату, а собаке, учуявшей волков. Уж не ждал ли он, что оттуда немедленно выпрыгнет целый отряд дикарей?

– Вам нельзя...

– С чего это нельзя? Кто мне запретит? Ты?

– Нет, – норн выдержал его прямой предупредительный взгляд, только на крапчатом лбу пролегло несколько глубоких морщин. – Но тот стрелок в засаде, если вы вернетесь – это будет большой ошибкой...

– Ты, правда, в это веришь? Что где-то там прятался еще один островной ублюдок, а помогать зверю связать троих солдат пошла девчонка?

Странно, что Варран, всегда практичный, не замечал очевидного противоречия. Единственной ошибкой теперь было – уйти от места аварии так далеко. Если бы Ун мог думать тогда так же ясно, как сейчас, то не позволил бы увести себя и просто свернул бы в лес и спрятался, дожидаясь, когда можно будет отправиться по звериному следу.

С другой стороны, от этих «гостей» можно было ожидать чего угодно. Все речи Пестрой, все ее требования, произнесенные сквозь фальшивые слезы, казались самым настоящим абсурдом. Что за игру она вела? Чего хотела добиться на самом деле? Что должна была прикрыть эта нелепая история о торговле полосатыми? Разведывательную операцию? Или внезапную атаку?

«Спрошу у нее при личной встрече».

– Все же это опасно, господин Ун, – Варран никак не унимался, – они вооружены и будут настороже. Наш долг сейчас – сообщить о произошедшем.

– И дать им время запутать следы и как следует спрятаться?

Ун шагнул в сторону, чтобы обойти Варрана, но тот преградил ему дорогу. Осторожность крапчатого брала верх над гордостью и всеми правилами приличия. Слишком долго его народ держали вдали от зверинцев, они позабыли, как естественно полосатым животным дается притворство и как легко можно стать его добычей. Одна уступка, за ней – вторая, третья, и вот ты уже...

«Нет, не стоит вспоминать».

Лучше сдохнуть в этом лесу, чем поджать хвост и торопливо исполнять звериные приказы.

– Варран, у них Ив. Он полураан, но будь в нем и всего одна пятая раанской крови, я бы никому не позволил превращать его в разменную монету, – ложь далась легко, и попала в цель. Все-таки Норны всегда отличались верностью, а не сообразительностью и, тем более, не гордостью. Упрямая решимость начала стираться с окровавленного крапчатого лица. – Я не могу бросить Ива. Его нужно вытащить. Или хотя бы выяснить, где его будут держать. Ты, если хочешь, возвращайся в лагерь, как раз позовешь на подмогу. Патрули по этой дороге ездят редко, я же помню, нас хватятся только вечером.