– Но ведь это опасно, – возразила Дженнсен.

Ричард пронизывающе посмотрел на нее. Но ничего не сказал. Он просто ждал, может быть, она найдет аргументы против, доказывающие неудачность его плана. Но сестра опустила глаза и отвела взгляд.

– Наверно, это имеет смысл, – сказала она.

Ричард обратился к Тому:

– Я хотел бы, чтобы ты принес с собой кое-какие материалы. И еще я хочу попросить у тебя твой топор.

Том кивнул и вытащил из мешка топор. Ричард подошел взять его и начал перечислять вещи, которые Том должен был найти – инструменты, тисовое дерево, выделанные шкуры, веревки, кожа и что-то еще. Остаток перечня Кэлен не расслышала.

Д’харианец заправил большие пальцы рук за пояс.

– Хорошо. Но я могу найти не все, что ты просишь. Правильно ли я понял: ты хочешь, чтобы я вернулся обязательно со всеми этими вещами?

– Нет. Все это необходимо, но важнее люди. Возьмите то, что будет, и возвращайтесь с Оуэном как можно скорее.

– Принесу все, что смогу. Когда мы отправимся?

– Сейчас. Нельзя терять время.

– Сейчас? – возмущенно спросил Оуэн. – Через час-два совсем стемнеет.

– Пара часов промедления могут стоить мне жизни, – сказал Ричард. – Не теряйте их.

Кэлен подумала, что мужа опять мучает боль. Только она не знала, какая боль сильнее – причиняемая ядом, или даром. Она видела, какую боль ему приносит дар и делала все, чтобы облегчить, успокоить его, но не могла прогнать насовсем. Они должны найти решение. Кэлен взглянула на маленькую фигурку Ричарда на статуе. Ее верхняя половина была темна, как Ночной Камень, черна, как самая глубокая часть подземного мира.

Том забросил на плечи мешок.

– Позаботься о них за меня, Кара, хорошо? – попросил он, подмигнув морд-сит. Она улыбнулась. – Увидимся через несколько дней.

Юноша помахал рукой, его взгляд задержался на Дженнсен, и Том вместе с бандакарцем двинулись в путь, на родину Оуэна.

Кара скрестила руки на груди и бросила взгляд на Дженнсен.

– Ты будешь дурочкой, если не поцелуешь его на прощание.

Дженнсен занервничала, ее глаза нашли Ричарда.

– Ничего не имею против, – сказал он.

Девушка улыбнулась и побежала догонять Тома. Бетти вприпрыжку неслась следом за ней.

Ричард вытащил статую из выемки в постаменте и положил в свой мешок.

– Надо спуститься в лес и разбить лагерь.

Ричард, Кэлен и Кара начали спускаться под сень высоких елей. Они долго были на открытой местности. Дело времени, когда птицы начнут искать их – когда их начнет искать Николас.

Наверху было холодно, и они сильно продрогли, но Кэлен знала, что костер разводить опасно: птицы могут заметить дым и найти их. Необходимо построить надежное укрытие. Хорошо бы найти убежище под какой-нибудь приют-сосной. Но ни одной приют-сосны за все путешествие по Древнему миру Кэлен не встретилось, а значит, сколько ни мечтай о дереве, оно здесь не вырастет.

Женщина осторожно ступала по каменистым участкам, оглядывая темные облака. Может чуть потеплеет, и пойдет дождь. Но даже и без дождя им предстоит провести очень холодную ночь.

Навстречу по склону поднимались Дженнсен и Бетти. Ветер стал холоднее, а снег повалил крупными хлопьями.

Идя по крутому склону, все молчали. Ступив на небольшую площадку, остановились передохнуть. Дженнсен коснулась руки брата.

– Ричард, прости меня. Я не хотела сердиться на тебя, ведь не ты изгнал тех людей. Я знаю, это не твоя вина. – Она подтянула веревку Бетти, закручивая ее в кольца. – Меня злит, что те люди были изгнаны так несправедливо и жестоко. Я такая же, как они, и потому меня это злит.

– Тебя злит то, что их изгнали, а не то, что ты похожа на них, – произнес Ричард, продолжая идти вперед.

Захваченная врасплох его словами, чуть уязвленная, Дженнсен остановилась.

– Что ты имеешь в виду? – быстро спросила она.

Ричард тоже остановился и повернулся к сестре.

– Так думает Имперский Орден. Так думают люди Оуэна. И те, и другие убеждены, что люди, имеющие редкие свойства, отличающиеся от других, за все в ответе, или виноваты во всех прегрешениях. Имперский Орден считает, что твоя добродетель или твоя злобность – не твои индивидуальные черты, а нечто, присущее тебе от рождения, зависящее от того, в какой группе ты родилась. Они верят в то, что все люди взаимозаменяемы и обладают одинаковыми способностями, а значит, все должны жить одинаково, думать одинаково; не может быть личной добродетели, только добродетель группы. Но такому обществу нужны и избранные – те, кого группа ставит выше, оказывая им доверие, передавая им право говорить от лица группы. Только избранные, по их мнению, обладают собственной ценностью. И свет, отраженный этой ценностью, отражается на всей группе. Быть таким избранным тоже нелегко. Приходится жить под грузом знания, что твоя исключительность – не больше чем иллюзия. Самого себя невозможно обмануть, и потому такое возвышение никогда не приносит истинного самоуважения. В конечном счете, так как это подделка, ложное уважение приходится подкреплять, поддерживая силой. Орден принижает человечество и осуждает все человеческое, все живое, все отличное от безликости. И это становится приговором человеческой уникальности. – Серые глаза брата смотрели прямо в сердце Дженнсен. – Когда ты разозлилась на меня за то, что таких, как ты, изгнали, то промолчала. Но в душе ты обвинила меня в преступлении, совершенном другими. Так же происходит, когда люди боятся меня и считают чудовищем, потому что мой отец был таким. Если восхищаешься кем-то только за его принадлежность к группе людей, заслуживающих твоего уважения, то делаешь ту же самую ошибку. Имперский Орден говорит, что никто не имеет права выделяться из толпы, стремиться к достижению личных целей или обладанию тем, чего нет у других. Магия открывает перед одаренными людьми множество возможностей, дает им ощущение силы и внутренней свободы. Но если люди будут свободны, власть Ордена падет. Вот почему наши враги так ненавидят магию и хотят уничтожить ее в людях. Орден считает, что любое личное достижение – грех, поскольку основано на самолюбовании, а значит, все достижения – зло. Вот почему они проповедуют, что ради цели искоренения такого зла, как магия, оправданы любые средства, могут быть принесены любые жертвы. Орден убежден, что чем внушительнее жертвы, принесенные на алтарь их идей, тем лучше будут плоды. – Ричард продолжал говорить терпеливо, но с большой убежденностью в голосе. Лорду Ралу часто приходилось объяснять самые очевидные вещи самым разным людям, чтобы привлечь их на свою сторону. Многие из этих людей стали потом его верными соратниками. Многих из них уже нет в живых. Мужчина тяжело вздохнул. Иногда самое важное говоришь где-то на бегу. Или на ветру, как сейчас. Дженнсен превратилась в слух. – Со своей стороны мы верим в то, что ценна каждая жизнь и все достижения человека принадлежат только ему. Достичь самоуважения ты можешь только сама. Любая группа, которая готова его тебе обеспечить, требует слишком дорогую плату, надевая на тебя взамен оковы рабства.

Дженнсен долго смотрела на брата.

– Вот поэтому-то я всегда хотела, чтобы меня принимали такой, какая я есть, – наконец улыбнулась она. – И еще я всегда думала, что это страшно несправедливо: преследовать меня за то, какая я уродилась.

– Да, именно так, – сказал Ричард. – Если ты гордишься тем, чем обладаешь, то не позволяй никому привязывать тебе к какой-нибудь группе, и сама никого не связывай. Пусть каждый будет тем, кто он есть. Понимаешь, о чем я говорю? Меня нельзя ненавидеть за то, что мой отец был таким жестоким, и нельзя мною восхищаться только благодаря заслугам моего великого деда. У меня, Ричарда Рала, есть право и обязанность достойно прожить собственную жизнь и самому совершать те поступки, которые я пожелаю – благородные и возвышенные, либо низкие и жестокие. И пускай люди судят меня по ним. Ты – Дженнсен Рал, и только ты проживешь свою жизнь.

Дальше по склону они спускались в тишине. Девушка все так же задумчиво смотрела вперед, думая над словами брата.