Артур действительно вспоминает, резко и отчетливо: Зверь, склонив голову, вкладывает в его ладонь тяжелый ключ. Дверь в Подземелье со скрипом открывается, вливая в подвал туман. Чиркнул спичкой и бросил ее, захлопнув за собой дверь. Потом лестница, потом река, потом вода, обжигающая кожу. Опал, бегущая к нему в объятия, Опал, бьющая его, Опал, заставляющая его пообещать остаться в живых. Он помнит, как кивнул, потому что боялся, что если он заговорит, она услышит ложь.
Но она вернулась, и он все еще жив. Но он уверен, что долго не проживет.
— Ты должна уйти, — срочно говорит он. — Это место опасное, злое…
— Это не так. — Должно быть, это ложь, но по мере того, как она произносит эти слова, Артур чувствует, что они становятся все более правдивыми. Воздух теплее, чем раньше, а Звери стали чуть меньше, чуть менее ужасными. С деревьев доносится пение птиц, как будто наступает рассвет.
Опал проводит большим пальцем по костяшкам его пальцев, согревая их.
— Мы делаем это место таким, какое оно есть. Это всего лишь наши мечты, отраженные от нас.
Артур молча стоит мгновение, раздумывая. Затем он смеется, жестко и не совсем здраво.
— Тогда тебе стоит бежать, пока есть возможность. — Он убирает руку, и она отпускает его. — Все мои сны — это кошмары.
Улыбка Опал становится язвительной и ласковой.
— Нет, это не так. — Она необъяснимым образом указывает на его ноги.
Артур не хочет смотреть вниз. Но Опал наблюдает за ним с тем же теплым выражением на лице, и он понимает, что пойдет на все, чтобы сохранить его. Он смотрит вниз.
Там нет ни тел, ни надгробий. Там, где раньше была только замерзшая трава, мертвая и спутанная, теперь маленький, тревожный клочок зелени. Зазубренный лист одуванчика попадает под его ботинок, и, пока он смотрит, фиалка поднимает над лужайкой свою изогнутую шею. В Подземелье распускаются цветы.
— Я не… Этого не… — Артур не уверен, чего он не понимает, а чего нет, но Опал подходит ближе, прежде чем он успевает сообразить.
На этот раз она дотягивается до рукояти его меча и убирает его пальцы от эфеса. Ее прикосновение нежно и терпеливо.
— Ты долгое время провел в одиночестве, сражаясь в войне, которая даже не была твоей. Она досталась тебе, и ты сделал все возможное, чтобы она не досталась никому другому. Ты так хорошо справился, правда. — Очередная ложь, конечно, но Артур позволяет себе представить, как приятно было бы в это поверить. — Но теперь все кончено. Элеоноры больше нет. Война окончена. Пришло время посвятить себя своим собственным мечтам.
Руки Артура чувствуют себя невесомыми и пустыми без меча. Он не знает, как обычно стоит человек, что он делает со своими руками.
— Я не знаю, как, — честно отвечает он.
Опал подходит еще ближе, так что их груди почти соприкасаются. Приподнявшись на цыпочки, она кладет свою челюсть на его и говорит:
— Все в порядке. У меня есть ты, Артур.
Она опускается на колени на траву — теперь ее стало больше, зеленая волна, как весна, стелется по земле — и притягивает его к себе. Она кладет между ними меч, весь в шрамах и уродливый, и ложится рядом, свернувшись калачиком. Артур ложится рядом с ней. Их тела — пара круглых скобок вокруг серебряного восклицательного знака меча, их лица достаточно близки, чтобы поцеловаться.
Артур смотрит в ее глаза — опасные серые, острые и яркие, как серп луны, а она смотрит в его, и их дыхание сбивается в легкий ритм. Она ничего не говорит, но Артуру кажется, что это и не нужно. Он уже прокручивает в голове дикие истории, экстравагантные сны: Старлинг Хаус в цветах, ворота распахнуты настежь; меч забыт на чердаке, лезвие заржавело и лежит без дела; они вдвоем, свернувшиеся калачиком в бесконечном сумраке, которым не за что умирать и не для чего продолжать жить.
Вокруг них растет высокая трава. Цветы распускаются не по сезону: тигровые лилии нежно стучат о васильки, алые узлы клевера обвивают ростки клещевины. Они изящно изгибаются под дуновением ветерка, перебирая плечи Опал, ее волосы, жесткую линию челюсти. Артуру кажется, что вокруг них движутся какие-то существа — возможно, Звери, только их тела приятные и прекрасные, а вместо гнили они оставляют цветы, но, похоже, его это не волнует.
Он смотрит, как медленно закрываются глаза Опал. Он вспоминает, как сильно устал и как давно не уставал.
Артур Старлинг спит и видит хорошие сны.
ЭПИЛОГ
Это история Старлинг Хауса.
Конечно, об этом доме есть много историй. Вы слышали большинство из них. О безумной вдове и ее бедном муже. О шахтерах, пробравшихся в Ад, и чудовищах в центре лабиринта. Вы даже слышали историю о трех плохих мужчинах и маленькой девочке, которая их настигла, хотя ее никто не рассказывает, пока. (Расскажут, клянусь, расскажут. Многие обещания были нарушены мною, но не это.)
Эта история — моя любимая, потому что она единственная со счастливым концом.
Обычно она начинается, когда кто-нибудь упоминает электростанцию или пожар прошлым летом. Помните ту ночь в июне, говорят они. Сначала сгорел мотель, потом прорвало плотину.
Кто-то еще может упомянуть аварию у старого железнодорожного моста, или череду иногородних, которые попали в больницу со странными травмами, или то, как их собаки смотрели в туман с высоко поднятыми загривками, не решаясь лаять.
Не повезло, наверное, говорит кто-то, и все кивают, как всегда.
Вот только казалось, что все невезение Идена было израсходовано за ту единственную ночь. Сразу после этого, конечно, наступила полоса невезения, и все забеспокоились о работе. Пепелище затопило электростанцию и лишило света всю дорогу до Нашвилла134. Говорили, что его можно было увидеть с Международной космической станции — черная полоса, вырезанная прямо из страны.
Но FEMA135 приехало достаточно быстро, и электричество перебросили из другого места. Неделю или две по всему округу ходили государственные сотрудники в пластиковых костюмах, собирая пробы грунтовых вод, но когда пришли результаты анализов, они сказали, что все не так плохо, как могло бы быть. По их словам, большая часть разлива стекала вниз по склону и оседала в низком месте. Большой Джек, все еще трудится, утверждали местные.
Иногородних выписали из окружной больницы, и они сели в свои шикарные машины. Они поехали на север, их лица были озабоченными, но странно пустыми, как будто они не знали, от чего уезжают, но не решались затормозить.
В то лето туман поднимался еще пару раз, но он не задерживался так долго и не оставлял за собой новых пятен гнили и трагедии. Люди говорили, что он пахнет сладко, как глициния, и оставляет после себя цветущие цветы. Женщина с Риверсайд136 Роуд рассказала, что открыла дверь на кухню и обнаружила прилипшего к стеклу лунного мотылька. Она сфотографировала ее и показала всем, кто спрашивал, и нескольким, кто не спрашивал. Все склонялись над экраном и покорно любовались мотыльком, его размерами, бледно-зелеными крыльями, похожими на лисий огонь в темную ночь.
В июле Дон Грейвли дал большое интервью газете The Courier-Journal137, заверив всех, что планы по расширению еще в силе, что они восстановятся сильнее и больше, чем когда-либо. Вот только в том же номере была статья о судебном иске, поданном против Gravely Power, и о недавно обнаруженном завещании. Женщина-библиотекарь из восточной части штата нашла его в Библии, Луки 15:32, написанное почерком самого Леона Грейвли. Оказалось, что старина Леон завещал компанию и семейное состояние не брату, а своей непутевой дочери. Ее уже давно нет в живых, она утонула в одну из тех злосчастных ночей, но ее дети еще жили.
Вот только найти их никто не мог. Мальчик — как его звали? Джейсон? Джексон? — по слухам, сейчас находится в Луисвилле, но его сестру найти не удавалось. Женщина, управлявшая Мотелем Сад Идена, обошла весь город, стучалась в двери и орала на всех, кто долго стоял на месте, но с той ночи Опал никто не видел. Констебль как можно любезнее сказал бывшей владелице Мотеля Сад Иден, что такие девушки никогда не кончают добром, и бывшая владелицы Сада Идена предложила ему повторить это еще раз, погромче. Констебль отказался.
