Автор: Аликс Э. Харроу
Книга: Старлинг Хаус
Моим братьям
ОДИН
Иногда мне снится дом, которого я никогда не видела.
Точнее, почти никто не видел. Логан Колдуэлл утверждает, что он бросил это место на прошлых летних каникулах, но он еще больший лжец, чем я. Правда в том, что с дороги дом не видно. Только железные зубцы парадных ворот и длинная красная дорожка, да еще вид известняковых стен, перечеркнутых жимолостью и бархатцами. Даже памятная табличка перед домом наполовину заросла плющом, а буквы так заросли мхом из-за запущенности, что только название еще можно разобрать:
СТАРЛИНГ ХАУС
Но иногда в ранней зимней темноте сквозь платаны1 можно разглядеть единственное освещенное окно.
Это забавный свет: насыщенный янтарный, дрожащий от ветра, совсем не похожий на гул уличного фонаря или тошнотворную синеву флуоресцентных ламп2. Я думаю, что это окно — единственный свет, который я когда-либо видела, не исходящий от угольного завода на берегу реки.
В моем сне свет предназначен для меня.
Я следую за ним через ворота, по дороге, через порог. Мне должно быть страшно — о Старлинг Хаусе ходят истории, которые люди рассказывают только по ночам, полушепотом, под гулким светом крыльца, — но во сне я не колеблюсь.
Во сне я дома.
Видимо, это слишком надуманно даже для моего подсознания, потому что именно в этот момент я обычно просыпаюсь. Я появляюсь в полутьме комнаты мотеля с голодной, пустой болью в груди, которая, как я думаю, должна быть тоской по дому, хотя, наверное, я этого не знаю.
Я смотрю в потолок, пока на рассвете не погаснут фонари на парковке.
Раньше я думала, что они что-то значат, эти сны. Они начались внезапно, когда мне было двенадцать или тринадцать лет, как раз тогда, когда все герои моих книг начали проявлять магические способности, получать зашифрованные послания или что-то еще; конечно, я была одержима ими.
Я расспрашивала всех в городе о местечке Старлинг, но получала лишь косые взгляды и сосание зубов3. Я никогда не нравилась людям в этом городе — их взгляды скользили по мне, как будто я уличный попрошайка или кусок убитого на дороге, проблему которого они обязаны были бы решить, если бы смотрели прямо на него, — но Старлинги нравились им еще меньше.
Они считаются эксцентриками и мизантропами, семья сомнительного происхождения, которая на протяжении многих поколений отказывается участвовать в самых элементарных элементах гражданского общества Идена (церковь, государственная школа, продажа выпечки для добровольной пожарной команды), предпочитая вместо этого ютиться в том величественном доме, который никто, кроме коронера4, никогда не видел вживую. У них есть деньги — что, в общем-то, оправдывает все, кроме убийств, — но они не добываются ни углем, ни табаком, и никто, похоже, не может на них жениться. Семейное древо Старлингов — это безумное разрастание привитых ветвей и новых побегов, в котором полно чужаков и незнакомцев, появившихся у парадных ворот и присвоивших себе фамилию Старлинг, не ступив на порог самого Идена.
Принято надеяться, что и они, и их дом падут в выгребную яму и сгниют на дне, не вызывая ни скорби, ни памяти, и, возможно, освободят город от векового проклятия.
(Я не верю в проклятия, но если бы существовало такое понятие, как проклятый город, он был бы очень похож на Иден, штат Кентукки. Когда-то это был угольный округ номер один в стране, но теперь это просто участок берега реки, на котором ведется добыча полезных ископаемых, с электростанцией, прудом для сбора летучей золы и двумя Dollar Generals5. Это такое место, где остаются только те, кто не может позволить себе уехать, где вода на вкус как ржавчина, а туман поднимается с реки даже летом и задерживается в низинах до полудня).
Поскольку никто не стал рассказывать мне историю Старлинг Хауса, я придумала свою собственную. В таком городке, как Иден, не так уж много развлечений, и у меня было мало друзей моего возраста. Ты никогда не станешь очень популярным, если носишь одежду из ящика для пожертвований Первой Христианской церкви и воруешь школьные принадлежности, какой бы хитрой ни была твоя улыбка; другие дети чувствовали голод за улыбкой и избегали меня из дикой уверенности, что, если мы все вместе потерпим кораблекрушение, меня найдут через шесть недель ковыряющимся в их костях.
Поэтому я проводила много выходных, сидя скрестив ноги на матрасе в мотеле вместе с младшим братом и придумывая истории о домах с привидениями, пока мы оба не пугались так сильно, что вскрикивали от звука поворачивающейся дверной ручки в трех комнатах ниже. Я набирала лучшие из них в тайные часы после полуночи, когда Джаспер спал, а мамы не было дома, но никогда никуда их не отправляла6. В любом случае, я бросила все это много лет назад.
Однажды я рассказала маме о снах. Она рассмеялась.
— Если бы я читала эту чертову книгу столько раз, сколько ты, мне бы тоже снились кошмары.
На мой четвертый или пятый день рождения мама подарила мне экземпляр Подземелья — одно из старых изданий девятнадцатого века, в обложке из ткани цвета паутины, с серебряным шитьем названия. Книга была подержанной, возможно, украденной, и на внутренней стороне обложки были написаны чьи-то инициалы, но я читала ее столько раз, что страницы уже не сшивались.
Сюжет довольно прост: маленькая девочка (Нора Ли) открывает для себя другой мир (Подземелье), после чего начинаются галлюцинаторные приключения. Иллюстрации тоже не самые лучшие — это серия суровых литографий, которые находятся где-то между жутким и кошмарным. Но я помню, как смотрела на них до тех пор, пока их образы не задерживались на внутренней стороне моих век: черные пейзажи, преследуемые призрачными Чудовищами, бледные фигуры, затерянные среди спутанных деревьев, маленькие девочки, падающие в тайные места под землей. Глядя на них, я чувствовала себя так, словно заглянула в чужой череп, который знал то же, что и я: что за каждой улыбкой скрываются острые зубы, а под красивой кожей мира поджидают голые кости.
Я выводила имя автора кончиком пальца, рисовала на полях своих школьных работ с тройками: Э. Старлинг.
Она так и не опубликовала больше ни одной книги. Она не дала ни одного интервью. Единственное, что она оставила после себя, кроме Подземелья, — это дом, спрятанный среди деревьев. Может быть, именно поэтому я была так одержима ею. Я хотела увидеть, откуда она взялась, доказать себе, что она настоящая. Я хотела пройтись по ее тайной архитектуре, провести пальцами по ее обоям, увидеть, как трепещут на ветру ее занавески, и на мгновение поверить, что это ее призрак.
Прошло одиннадцать лет и сорок четыре дня с тех пор, как я в последний раз открыла эту книгу. Я вернулась домой сразу после похорон мамы, бросила ее в сложенный вдвое продуктовый пакет вместе с половиной пачки Ньюпорта, заплесневелым ловцом снов и тюбиком губной помады и засунула все это глубоко под кровать.
Наверняка страницы уже разбухли и покрылись плесенью; в Идене все гниет, если дать ему время.
Мне до сих пор иногда снится место Старлинг, но я больше не думаю, что это что-то значит. А даже если бы и значило — я бросила школу, подрабатываю в Tractor Supply7, у меня плохие зубы и брат, который заслуживает лучшего, чем этот тупиковый городишко, в котором мне не везет.
Мечты не для таких, как я.
Такие, как я, должны составлять два списка: что им нужно и что они хотят. Если ты умен, то первый список должен быть коротким, а второй ты сжигаешь. Мама никогда не понимала этого — она всегда хотела и стремилась, желала, вожделела и жаждала, пока не перестала, — но я быстро учусь. У меня один список, в нем одно дело, и оно не дает мне скучать.
