Я ковыряю снежинку глазури для пончиков на коробке.

— Ты расскажешь мне, что знаешь?

— Нет. — Бев вздыхает, до жути похожий на вздох Артура Старлинга перед тем, как он предложил мне работу, бесконечно домогаясь. Телевизор достаточно старый, чтобы издавать слабый электрический хлопок, когда она его выключает. — Но я расскажу тебе одну историю.

Это история Старлинг Хауса.

Люди рассказывают ее по-разному, но мой дедушка всегда рассказывал ее именно так. Он был лжецом, но лучшие лжецы — это те, кто наиболее близок к правде, поэтому я верю.

Дело обстоит так: когда-то в далекие времена жили-были три брата по фамилии Грейвли, которые сколотили состояние, выкапывая уголь с берега реки. Они были хорошими, честными парнями, но их сгубила та самая вещь, которая всегда приходит к честным мужчинам с небольшим достатком: бесчестная женщина.

Элеонора Старлинг была родом ниоткуда и не отличалась особой красотой, но все равно пробралась в дом Грейвли. Она была странной девушкой, молчаливой и хрупкой, склонной к меланхолии, но мальчики Грейвли были от нее в восторге. Вскоре после ее приезда они нашли самого старого Грейвли лицом вниз в Мад Ривер. На нем не было ни единой отметины, но, говорят, его лицо было вытянуто и искажено, как у человека, созерцающего невыразимый ужас.

В то время это считалось трагическим несчастным случаем, но когда через несколько недель средний брат объявил о своей помолвке с маленькой Элеонорой Старлинг, люди заговорили, как и подобает людям. Они стали спрашивать себя, как старший из Грейвли оказался в Мад Ривер, хотя его знали как трезвого и осторожного человека. Они задавались вопросом, может быть, он узнал о Мисс Старлинг что-то такое, что ей не понравилось, или просто не поддался ее коварству. Но люди держали свои подозрения при себе; Иден всегда гордился своими хорошими манерами, а хорошие манеры — это в основном держать язык за зубами и заниматься своими делами.

Джон Грейвли и не стал бы их слушать: он был влюблен в Элеонору, или, как поговаривали за его спиной, — в нее. В день их свадьбы она уныло стояла рядом с ним, слишком забывчивая, чтобы быть уродливой, но Джон Грейвли смотрел на нее, как на ледяную воду в июле.

Этой ночью поднялся туман, густой и внезапный. Когда он когда он рассеялся, Джона Грейвли нашли мертвым на дне его собственной Джон Грейвли лежал мертвый на дне своей шахты с таким же жутким выражением лица, как и у его бедного брата. Элеоноры Старлинг нигде не было, но мужчины сказали, что видели маленькие босые следы, которые вели вниз, в кромешную тьму, и больше не выходили.

Большинство людей надеялись, что ей хватит благородства исчезнуть и позволить последнему Грейвли спокойно оплакивать, но три дня спустя Элеонору видели, как Элеонора бродила по холмам и впадинам земли своего мужа, все еще в свадебном платье. Нашедшие ее крестьяне сказали, что ее юбка была тяжелой и мокрой к лодыжкам, подол серый от ила, как будто она вышла прямо из реки. из реки. Они также сказали, что она смеялась, была легкой и радостной, как ребенок.

Новоиспеченная вдова рассказала шерифу, что пошла гулять в брачную ночь, заблудилась и понятия не имела, что случилось с ее бедным, бедным мужем. Никто ей не поверил, но ни один судья не мог ее осудить, поэтому город мог только наблюдать и перешептываться, пока она тратила все деньги мужа и сто шестьдесят шесть акров его богатейшего угольного участка, прямо за рекой от самих шахт, чтобы построить себе такой огромный дом, о котором писали в The Courier-Journal и The Lexington Daily Press.

Место для строительства она выбрала странное: сырая, низкая впадина в лесу, так глубоко, что сам дом не был виден с дороги. Горожане знали о его существовании только по рабочим, которые приезжали и уезжали: геодезисты и архитекторы, плотники и каменщики, кровельщики и маляры. Она нанимала их и увольняла в считанные дни — то ли потому, что не хотела, чтобы они слишком сдружились с местными жителями, или потому, что разозлилась. Иначе зачем бы она наняла четырех слесарей и приказала каждому из них расплавить свои формы? На сайте последним, кого она наняла, был кузнец, приехавший из Цинциннати, чтобы навесить парадные ворота.

Элинор переехала в дом на следующий день после того, как повесили ворота, и больше ее никто не видел. В течение последующих двадцати лет единственным признаком того, что она выжила, был ночной свет ее окон, проглядывающий сквозь деревья, как янтарные глаза какого-то беспокойного животного.

В ее отсутствие город процветал. Они пережили администрацию Гранта и Freedmen’s Bureau³⁴; они заключили мир со саквояжниками³⁵ и воевали со сборщиками налогов. Младший мальчик Грейвли поддерживал семейный бизнес на плаву, открывая новые угольные месторождения и прокладывая железнодорожные пути через реку. Он удачно женился и часто улыбался, и люди начали верить. Элеонора Старлинг оставит его в покое.

Но вот в одну из тех тошнотворных весенних ночей, когда туман стелется по реке белыми завитками, словно стружка под ножом. В одну из тех тошнотворных весенних ночей, когда туман сходит с реки огромными белыми кудрями, как стружка под ножом, брату Грейвли не повезло.

Он сказал жене, что задержится допоздна по делам компании, и уехал на своей любимой лошади, лоснящейся породистой по кличке Стоунволл, который стоил больше, чем зарплата за год большинства мужчин. Стоунволл всегда твердо стоял на ногах, но в ту ночь он, должно быть, зацепился копытом за железнодорожные столбы или подвернул лодыжку. А может, он увидел что-то движущееся в тумане впереди и отказался сделать еще один шаг. Все, что знали наверняка, — это то, что Стоунволл и его всадник стояли на рельсах, когда в полночь проехал поезд с углем.

Доказательств того, что это дело рук вдовы, не было. Но после той ночи Старлинг Хаус погрузился во тьму.

На этот счет существовало несколько конкурирующих теорий: может быть, Элеонора сбежала, и ее мрачная работа была наконец завершена; может быть, духи трех братьев нашли способ отомстить; возможно, она повесилась в порыве раскаяния, а может, просто упала с одной из своих витых лестниц и лежала внизу, сломав шею.

В конце концов шериф взял на себя труд провести расследование, хотя его больше интересовало, в каком состоянии находится тело Элеоноры или ее тело, я сказать не могу, но ворота были заперты, а стены были высокими. Он вернулся в город искусанный и грязный, с выражением отдаленного замешательства, как будто вошел в комнату и не мог вспомнить, зачем.

Иден мог бы забыть о вдове и ее странном доме, если бы было время, и снова вернулись бы к своим делам, но ты уже знаешь, что они этого не сделали. Не смогли по трем очень веским причинам.

Первая — неприятное открытие, что Элеонора, без чьего-либо согласия или одобрения, стала немного знаменитой. Эта ее книга — нездоровая, тревожная вещь, которую все старались не замечать, — заставила ее имя задержаться в доме дольше, чем кому-либо хотелось, как невоспитанный гость.

Второй причиной стал оборванный молодой человек, прибывший в Иден следующей весной. Он называл себя Старлингом, и, возможно, так оно и было; все, что город знал наверняка, — это то, что ворота открылись для него, и после этого в лесу снова появились огни.

О третьей причине говорят редко и лишь вскользь, в виде предположений и намеков. Это что-то в том, как падали тени в Идене после смерти Элеоноры. Это то, как все пошло наперекосяк: река стала темнее, а тучи опустились ниже; богатые угольные пласты иссякли, а здоровые дети заболели; удача испортилась, а сладкие сны испортились. Старлинг Хаус притаился вдали от посторонних глаз, наблюдая за всеми нами.

В прохладные и гнилые ночи здесь по-прежнему поднимается туман. Кто-то считает, что это просто погода, но мой дедушка всегда говорил, что это она: Элеонора Старлинг, превратившаяся в ничто, кроме злобы и тумана, все еще жаждущая крови Грейвли и преследующая город, который все еще ненавидит ее.