Как это обычно происходит, рогач подружился с любовником жены (к моему глубокому сожалению, хотя тут я был бессилен что-то изменить). Мне кажется, что он так никогда и не узнал о наших с Жанной отношениях, а если до него и дошли какие-то слухи, чудак не придавал им никакого значения. Как бы я ни старался избежать встречи с ним, рано или поздно он находил меня в каком-нибудь уголке замка.

– Мой дорогой Сувирия! – воскликнул он однажды, сжимая меня в объятиях.

На этот раз наш ученый муж жил в замке уже целую неделю, что было для него весьма длительным сроком, если учесть, что он никогда долго не сидел на месте. Но сейчас он задержался, потому что отыскал в нашем городке старуху, которая славилась своим умением вызывать духов умерших, и каждый день ходил к ней.

– Мне кажется, что я наконец вышел на тропинку, которая приведет нас к философскому камню! – продолжил он. – И тропинка эта была не в нашем мире, а за его пределами! Благодаря этой старой ведьме я могу говорить с душами великих людей, которые направят мои стопы. Не далее как вчера я беседовал с Мишелем Нострадамусом и с самим Карлом Великим.

Его желание общаться со мной объяснялось очень просто. Все его родственники знали беднягу как облупленного и отмахивались от него, точно от назойливой мухи, а слуги были людьми низшего звания. Я же, будучи единственным учеником в замке, занимал некое среднее положение между этими двумя полюсами, а потому наш алхимик мог морочить мне голову в свое удовольствие. С моей стороны было бы крайне невежливо отшить члена семьи Вобана, так что мне приходилось терпеть его восторженные высказывания о философском камне и прочую ахинею, которую он нес. Но надо быть снисходительным – моя задача не отличалась сложностью. В мои обязанности входило только широко открывать глаза и время от времени произносить: «Неужели?», а потом: «Безумно интересно!» – и даже: «Весь мир содрогнется от восторга!»; но при этом в голове у меня вертелось совсем иное: «Ну хватит уже, тронутый, мне пора на сеновал трахать твою жену».

На самом деле философским камнем был Базош. О, Базош, Базош – источник блаженства! То были лучшие дни моей жизни, исполненные нежности и надежды. Счастливое время… И учтите, что это говорит человек, проживший девяносто восемь лет, совершивший девяносто восемь оборотов вокруг Солнца. Однако именно тогда произошло событие, которое бросило легкую тень на мое безмятежное существование.

Мы с Жанной не всегда прятали свои чувства. Иногда в замок приезжал пехотный капитан, шевалье Антуан Бардоненш. Я не припомню, чем он заслужил расположение маркиза, но ворота Базоша для него всегда были открыты. Это был молодой здоровяк с квадратным подбородком и прекрасный фехтовальщик. Он отличался невероятной наивностью и идеалом своим считал странствующих рыцарей, заменяя, однако, трагический пафос их существования на безудержное веселье. Мне нечасто доводилось встречать людей такой счастливой наружности, кажущихся воплощением мужской красоты. Шарлотта, старшая сестра Жанны, была в него по уши влюблена. Иногда по воскресеньям мы вчетвером, я с Жанной и Бардоненш с Шарлоттой, устраивали пикник на одном из окрестных лугов. Они, вооружившись палками, затевали шуточные турниры по фехтованию, которые заканчивались невинными потасовками на траве под раскаты веселого смеха. Я же изучал Бардоненша, как меня учили в Базоше, чтобы понять, какая личность скрывается за этим обликом рубаки и за молодым задором. И не нашел абсолютно ничего. Жизнь этого человека ограничивалась страстью к оружию и служению французскому королю Людовику Четырнадцатому, которого его приближенные величали «королем-солнце», а враги – «Монстром Европы» или еще проще – «Монстром».

Как-то раз, когда маркиза в Базоше не было и братья Дюкруа тоже куда-то отлучились (что было событием чрезвычайной редкости), мы вчетвером устроили в замке настоящий праздник. Мы были еще детьми, несмотря на мои штудии, на замужество Жанны и на униформу пехотного капитана, которую носил Бардоненш, и затеяли игру в жмурки. Когда мне завязали глаза, ловить их не составляло для меня никакого труда. Благодаря Сферическому залу я мог практически обойтись без зрения, идя по следу аромата их смеха и шороха их духов. Я стал ощупывать стены, притворяясь, будто не знаю, куда идти, чтобы дать им время спрятаться получше, и вдруг под моей рукой открылась маленькая дверь, скрытая за занавеской. Этот тайный ход был мне неизвестен, и я воспользовался случаем, чтобы зайти туда.

За дверью тянулся узкий коридор. Мои руки нащупали полки, которые тянулись вдоль стен, а на них какие-то странные предметы. Я снял с глаз повязку: передо мной оказались макеты фортификаций всех городов и крепостей Европы.

Боже мой, я вдруг понял, где нахожусь. В Версале Монстр собирал миниатюрные воспроизведения крепостей континента – toutes en relief[22]. Когда его генералам надо было взять какую-нибудь из них, макет уже был готов, чтобы инженеры могли разработать наилучший вариант атаки. Вобан втайне от Монстра создал подобную коллекцию у себя в замке и, естественно, не собирался посвящать в такую тайну меня, простого кандидата в инженеры; но, несмотря на то что моя верность маркизу вынуждала меня покинуть эту комнату, я почему-то задержался.

Мой взгляд остановился на макете, который стоял прямо передо мной: очертания крепости с двенадцатью бастионами напоминали звезду. Ремесленники сделали исключительно тонкую работу. Крепости со всех концов Европы были сделаны здесь из гипса, лучинок и фарфора. Все масштабы соблюдены в точности, все углы наклона бастионов и глубина рвов учтены… Реки, прибрежные зоны и лиманы окрашены в голубые и синие тона в зависимости от глубины воды и отдаленности от укреплений, светло- или темно-коричневыми тонами отмечены овраги и возвышенности разной высоты. На полях каждого макета помещались таблицы с дополнительной информацией для специалистов.

Я закрыл глаза, словно продолжая игру в жмурки. Изображения крепостей отличались таким совершенством, что мне не стоило труда узнать их на ощупь, касаясь макетов кончиками пальцев: Ат, Намюр, Дюнкерк[23], Лилль, Перпиньян. Большинство крепостей, созданных Вобаном или же им перестроенных. Безансон. Турне. А вот и Бауртанге, и Копертино[24], неприятельские крепости, изученные шпионами Монстра. Мои пальцы снова и снова угадывали форму звезды в каждом макете, словно в этой волшебной комнате заключили весь Млечный Путь. Тут послышались голоса, снаружи меня звали Жанна и Бардоненш. Еще один последний макет, сказал я себе, – и все.

Я снова закрыл глаза и пробежал пальцами по средневековым стенам, по старинным бастионам. Все детали указывали на то, что это был древний город с тысячелетней историей за плечами. Любопытно. А вот и еще интересная подробность: это морской порт, и стены не защищают его со стороны моря. Я замер. Мурашки побежали у меня по спине, а в горле словно застрял комок. Эти очертания были мне знакомы.

Впервые со дня моего приезда в Базош у меня возникло мрачное предчувствие. Ибо все, что делалось в этом замке, должно было отвечать какой-то цели, и, если эти макеты стояли здесь, это означало, что когда-нибудь, вероятно, они могут быть использованы для подготовки штурма. Я открыл глаза и посмотрел на последний макет. Это была Барселона.

Вы знаете, что такое ненависть с первого взгляда? За мою долгую жизнь мне довелось встретиться с таким количеством негодяев, пройдох и мерзавцев, что, если бы сам черт решил созвать их на свое отвратительное сборище, им бы понадобился зал размером со Средиземное море. Но только один из них заслужил мою неизменную ненависть: Йорис Проспер ван Вербом. Посмотрите, посмотрите только на эту копию с его парадного портрета. Очаровательный молодой человек, не правда ли?