Минуло два летних месяца. Все это время шла деятельная подготовка тундры к осенним посадкам. Широкие, освобожденные от мха участки хорошо прогревались солнцем. В некоторых местах мерзлая земля отступила на три метра.
И вдруг — неожиданное. Николай заметил, что годовые приросты у саженцев начали хиреть, чахнуть. Сморщились, подсохли всходы. Николай в панике кинулся в Воркуту. На «Седьмом небе» засыхали спирея, дуб, бузина, лещина, тополь, венгерская сирень, жимолость, вяз, остролистый клен. К осени погибло все и у Кык-Шора. Все! Это был страшный удар.
Николай Русановский и Федор Иванович Ятченко тяжело переживали неудачу. Сколько надежд и трудов обратилось в дым! Гибель лесопосадок у Кык-Шора повлекла за собой и неприятности по службе. Вызвал к себе тот же начальник:
— Государству ваши фантазии влетают в копеечку, — сурово сказал он. — Полагаю, вы сделаете выводы.
Лесоводы уже сделали один вывод — нельзя взять север с наскока, не разгадав фактически ни одной его тайны. Несмотря на поражение, крепла уверенность в том, что лес на северных участках дороги расти может. Собственно, сомневаться уже не приходилось — ведь поднялись и окрепли дикие елочки, или, как назвал их Ятченко, «джунгли» у Чума, росли в тундре одинокие березы, наверняка жил бы оазис у Песца, если бы его не погубили. На «Седьмом небе» погибло много пород, но выжили, хоть и обморозили себе годовой прирост, ирга, боярышник, рябина. При внимательном осмотре оказалось, что там неплохо себя чувствовали ель, сибирская лиственница, шиповник, бородавчатая береза, акация, черемуха. Эти породы дали по семь-десять сантиметров прироста, имели почти здоровый вид и нормальное развитие.
Конечно, на «Седьмом небе» особые условия, и ориентироваться на них было бы неправильно. Так можно произвести предварительный отбор пород, накопить некоторые наблюдения, может быть, в будущем получить семена. Основная задача оставалась прежней — создать живой заслон на линии, остановить снега.
Почему все-таки погибли посадки у Кык-Шора? Казалось, что все дело в климате. Слова «климат» и «акклиматизация» тысячу раз встречались в книгах о природе Севера, да и Ятченко с Русановским в своих докладах часто оперировали ими. Может быть, незащищенные посадки погублены страшными зимними морозами? Но ведь полюс холода у нас находится в зоне тайги! Вокруг Оймякона растет великолепный многопородный лес. Вечная мерзлота? Нет, мерзлоту лесоводы заставили отступить, и, что самое главное, основные лесные массивы страны располагаются на вечной мерзлоте! Подземные льды доходят в Сибири до Байкала и Транссибирской магистрали. Очевидно, дело не в климате или, во всяком случае, не только в климате.
А в чем еще? Это и предстояло узнать. Николай и Федор Иванович засели за обработку материалов. Накопилось их за эти два года немало, но все как-то не доходили руки. Метеорологические сведения, описания деревьев, кустарников и трав, образцы семян, пробы почв, данные их химического анализа, результаты снегомерных наблюдений в разные месяцы зимы — все это лежало пока мертвым грузом.
Одни источники утверждали, что климат в этом районе улучшается, другие доказывали, что ухудшается. Не претендуя на решение этого вопроса, лесоводы тем не менее могли компетентно судить, например, о борьбе между лесом и тундрой. На северной границе леса ель, береза, рябина переносят суровые холода, хотя ветки их обламывают олени и ветер, семена склевывают полярные куропатки. Острые снежинки, пролетающие со шквальной скоростью, точат почки, шлифуют нежную кору молодых побегов. Часто дерево, затратившее огромные усилия на то, чтобы прижиться здесь, падает под топором человека. И тем не менее лесоводы определили, что лес наступает на тундру. Оказалось, на лесных опушках не встречаются умирающие деревья. Наоборот, деревья здесь проявляют очень высокую регенеративную способность. Почти всюду в безлесные участки проникают еловые оазисы. Надо было принять участие в этом наступлении. Наблюдения за корнями и кронами, стеблями и листьями растений показывали, что в условиях европейского Крайнего Севера вечная мерзлота губительно влияет на деревья. Значит, надо было и в дальнейшем бороться с вечной мерзлотой, загонять ее как можно глубже в землю.
Человек не готов пока изменить климата. Но он может приспособиться к нему и приспособить дерево, выбрав наиболее подходящие морозоустойчивые породы. Прижились же на «Седьмом небе» ель и лиственница, растет подлесок, кустарниковые породы. Значит, надо настойчиво продолжать работу по отбору и акклиматизации пород.
Почему же все-таки погибли посадки у Кык-Шора? Вначале Николаю показалось, что он нашел ответ. Очень просто — сняли мох и карликовую березку, оголили землю, нарушили режим. Голая глинистая земля не держит влаги. Полые и дождевые воды не впитываются, а стекают или испаряются. Дерево погибает от жажды. Федор Иванович осторожно заметил, что это, может быть, и правда, но не вся. Надо тщательнее исследовать почвы и их свойства.
Тундра уже представлялась Николаю бесконечно разнообразным краем. Перебирая записи, он видел огромное число оттенков и различий между тундровыми районами. По северу шли пятнистые и ковровые тундры — арктические полупустыни, почти без мха, на них зимой не задерживается снег. Южнее большие площади занимала кочковато-ерниковая тундра с зарослями карликовой березки и густым моховым покровом. А рядом, на тех же широтах, ивняк, разнотравье, осоковые болота, торфяные бугры. В тундре были и высокие сухие места, и увлажненные ложбины, и сырые, как губка, напоенные влагой низины. Под одним небом лежали разные почвы — иловатые и пылевидные, суглинки и моренные…
Лесоводы другими глазами смотрели сейчас на карту Большеземельской тундры. У Полярного Урала вклинивался в гущу тайги длинный и узкий язык. Тундра здесь проникала далеко на юг. Конечно, интересно бы знать, почему такое получилось именно тут. Возможно, в незапамятные времена здесь двигался Великий ледник, сокрушая острые вершины Урала. Но горы крепко держались за землю, и ледник не мог стереть их, измельчить, унести с собой. Пришлось ему спускаться на юг вдоль хребта. Потом льды долго таяли, медленно отступали на север. Дольше, чем в других местах, они держались у западных склонов Урала. Стаяв, льды оставили после себя стертые в порошок наносные породы на голой земле…
Николай очнулся. Опять это неудержимое воображение! Надо работать. Федор Иванович давно разгадал своего первого помощника. В характере Николая мирно уживались две, казалось, противоречивые черты — мечтательность и практичность. Пока это только помогало работе, а кто знает, во что могут развиться эти качества?
Пришлось оставить увлекательные мысли о происхождении приуральской тундры, надо было узнать, почему у станции Кык-Шор погибли саженцы. Интересное сопоставление — у станции Бугры-Полярные нет ни деревца, значительно севернее, у Сивой Маски, растет лес. На севере ведь холоднее! А что, если сравнить почвы, посмотреть анализы? У зловещих Бугров плывунная почва с пылевидной структурой. Плохо проходят воздух, тепло, вода. Место такое, что воде стекать некуда. Железистый слой — ортштейн — также не пропускает воду. В болотах погибает и дерево и кустарник, нет даже вездесущей карликовой березы. У Сивой Маски тоже плывуны, но более крупной структуры, В почве неплохо регулируется влага. Неудивительно, что здесь вымахали высокие ели, которым не страшны ни вьюги, ни морозы, ни мерзлота. А еще севернее, к Сейде и Воркуте, почвы снова ухудшаются.
Деревья там исчезают, но много еще черники, брусники, водянки, багульника, голубики. Растут разнообразные травы и мхи, зеленеют хрупкий хвощ и злая осока, тянется к сырым местам плаун, и тут же кукушкин лен, морошка, княженика, иван-чай. Кустарники обнаруживают удивительную приспособляемость — у них мелкие листья в густом опушении, чтобы меньше испарять влаги. Корни лежат у самой поверхности земли, ветки тоже прижаты к земле. Куропаточья трава и карликовая ива, например, не смеют поднять голову выше трех-пяти сантиметров. Царица растительности здесь — карликовая береза.
