Киоси успел многое передумать за эти дни. В лагере пленным рассказали о «политике меча» японского императора, дзайбацу и армейского командования, о «священной войне» Японии за жизненное пространство. Киоси кое-что из этого было известно и раньше, но на многое ему открыли глаза первые дни плена и простые рассказы Земцова об убийствах на границе, о захвате и пытках Варова, о злоключениях Любимова. Эти рассказы были понятны Киоси. Он знал неизвестное Земцову продолжение их. Вспомнился безжизненно валявшийся у порога штаба русский солдат. Опомнившись, он не просил воды, а, скрипя зубами, добрался к лужице. Офицеры смеялись, его глаза горели ненавистью. Потом, как дорогую ценность, майор Танака отвез его на своей машине к полковнику Хасимото. Через несколько месяцев солдат бежал. Киоси почувствовал тогда душевное удовлетворение. А Любимову Киоси помог скрыться от преследователей.

— Он! Варов! — выслушав как-то рассказ Киоси, подтвердил Земцов. — Добрался домой.

Когда на остановке Земцов выпрыгнул из вагона и заправился к дежурному по эшелону, офицер молча поднялся и угрожающе двинулся на Киоси.

* * *

— Чувствуется папашина выучка! — заметил седоусый пехотный полковник, предупреждая попытку Варова заглянуть к нему в карты.

— Привычка разведчика! — отшутился Петр. — Визуальное наблюдение… Ловите девятку! — объявил он, выкладывая на чемодан три карты.

— Эх, разведчик! — скептически отозвался полковник, показывая червовую масть. — Шуба! — довольно выкрикнул он.

Петр сидел возле открытых дверей купе, полурасстегнув непривычный мундир.

— Японцы дерутся! — выкрикнул кто-то в тамбуре.

Возле товарного вагона вертелись друг возле друга офицер и солдат. За борьбой молча наблюдала группа военнопленных.

— Хулиганство! — пробурчал полковник. — Солдат бьет офицера, а те смотрят! Эх, — хваленая армия!

— Пусть не зарабатывает! — сердито возразил Варов: — Это не хулиганство, а классовая борьба! Прежде, чем поднять руку на офицера, солдат может сжечь свою душу ненавистью, — даже слегка охрип Петр.

Полковник удивленно взглянул на него.

— Да вы, оказывается, не так уж благодушны, как мне показалось! — проговорил он. — Классовая борьба!.. Это, пожалуй, правильно. Идемте посмотрим ее.

Петр промолчал. Он увидел, как к вагону подбежал; рослый сержант. Схватив офицера за шиворот, тот бросил его в вагон. «Правильно!» — довольно подумал Варов и сейчас же узнал в сержанте Земцова.

— Земцов! — крикнул он, спрыгивая со ступенек.

— Петр!.. Товарищ старшина! — обрадовался сержант и, взяв под козырек, отрапортовал: — Товарищ Герой Советского Союза, сержант Земцов сопровождает пленных японцев!

— Серафим Онуфриевич! Вот здорово! А я смотрю, кто, думаю, порядки наводит… Кто еще из наших?

— С этим эшелоном никого. Вы далеко ли путь держите?

— В Уссурийск, в школу АИР^[50]… Как там у нас? Где сейчас дивизион?

— В Харбине стоим… Почти всех наградили. Мне орден Красной Звезды… Еще, говорят, медаль какая-то будет…

— Будет! «За победу над Японией». Денисовича чем наградили?

— Денисович две награды получил: медаль «За боевые заслуги» и орден Отечественной Войны.

— Здорово! А? Где майор Бурлов?

— Учится ходить на одной ноге. Все такой же, только какой-то веселый стал. Скоро выпишется.

К друзьям тихим шагом приблизился Киоси. Остановившись против Варова, он низко поклонился ему.

— Ты чего это? — опешил Земцов. — Рехнулся сегодня, что ли? То драку свел, теперь это…

— Подожди, Онуфриевич… Мы, кажется, знакомы… Киоси?

Шофер обрадованно затряс головой и снова поклонился.

— Чего же кланяешься? Здравствуй! — подал Петр руку.

Киоси попятился было назад, но потом быстро схватил руку.

— Герои Совета Союза!

— Где же ты познакомился с ним?

— Длинная история! В беде… Ему доверять можно, — уже серьезно добавил Петр.

— Я доверяю ему. Ты, Петя, дай мне свой адрес, — попросил Серафим Онуфриевич. — Обязательно пиши… а то разъедемся по домам.

Варов достал блокнот, что-то написал и, вырвав лист, подал Земцову.

— Это адрес Сони Давыдовой, помнишь? — пояснил он. — Своего у меня пока нет. Пишите ей, а она перешлет мне. Она будет знать мой адрес.

Когда поезд тронулся, к Варову подошел полковник.

— Вот вы, старшина, какой! — немного удивленно проговорил он. — А я думал: попал в мягкий вагон за чипы папаши… Давно удостоились? Поздравляю!

2

За несколько дней до «Сгиуки-кворей-сан» — национального праздника осенней жертвы в честь душ императорских предков, в который император проводит церемонию поклонения в присутствии всех сановников, Танака вступил в партию «Тенгуто». «Тенгу» — это божественные существа, которые учили когда-то самураев владеть мечом. Но так как настоящий орден самураев исчез, исчезли и «тенгу». Названа партия именем этих существ не случайно. Она должна возродить самурайские традиции и научить своих членов владеть мечом. Официально партия себя еще не объявила, но в ней уже более ста членов, которые раньше входили в «Общество черного дракона». Партия будет бороться за поддержку императорской системы: «Пусть вселенная будет только обиталищем, управляемым императором!» В необходимости этой борьбы Танака не сомневался. Ведь «император — источник всего!» А последние дни наполнили сердца его верноподданных скорбью. Еще в прошлом месяце государь предпринял паломничество в храм Исе и сообщил своей прародительнице богине Аматерасу-о-миками об окончании войны. Вслед за этим по столице поползли зловещие слухи, что его величество в ближайшее время снимет с себя звание земного божества.

С приходом американцев стало известно, что высшее командование и видные государственные слуги императора именуются «военными преступниками» и в скором времени предстанут перед военным трибуналом Союзных держав.

В первые дни оккупации империи были упразднены императорская штаб-квартира, генеральный штаб, военное министерство, полиция по контролю над мыслями верноподданных, военные учебные заведения. В начальных школах запретили иметь оружие, гранаты и учебник профессора Ютака Хибино, поучающий, что в древние времена бог снизошел на землю и воплотился в японском императоре, чтобы управлять расой бого-человеков. Полиции, было запрещено стрелять в демонстрантов.

Но вслед за этими скорбными реформами последовали и ободряющие: директива номер три Макартура обязывала дзайбацу начать производство.

Убедившись, что ему не угрожает никакая опасность, Танака большую часть времени проводил в городе, разыскивая друзей из офицерского корпуса, чтобы включить их в партию «Тенгуто». Чаще он был в районе Хибия, где в шестиэтажном здании Дайници — общества взаимного страхования жизни, теперь помещался штаб Макартура. Каждый раз его влекла сюда какая-то неудержимая сила. Издали Танака видел несколько раз генерала Макартура — высокого, сутулого мужчину с гладко зачесанными волосами. Каждый раз его окружали корреспонденты с блокнотами и фотоаппаратами, кинооператоры. И все это происходило в сотне метров от высочайшего двора. Танака в таких случаях хотел бросить в американца бомбу.

В этот раз Танака увидел подполковника, который в памятную ночь офицерского восстания руководил дворцовой группой и лично убил начальника лейб-гвардии генерала. Мори. Он совсем преобразился: модный костюм европейского покроя, большие очки в роговой оправе, трость. Подполковник бесстрашно расхаживал неподалеку от подъезда штаба, очевидно, кого-то поджидая. «Не думает ли он отправить Макартура в потусторонний мир?» — довольно подумал Танака, вглядываясь по сторонам и направляясь к подполковнику.

— Танака-сан! — удивленно и радостно воскликнул тот, заметив майора. — Верные слуги государя не должны оставлять его в терзаниях и легко уходить из жизни. Это — дезертирство.