Через секунду Мари вновь сделала свой первый вдох.

Гротэр не думала, что согласившись на перерождение, первым, что она увидит, будет труп.

Кровь была везде. Жидкость маленьким тёмными брызгами раскрасила деревянные стены, озерцом затопила пол и почти полностью покрывала труп женщины, вспоротый, с вывернутыми наизнанку внутренностями. Всё происходящее показалось Мари очередным кошмаром.

Её, совсем маленькую, подняли огромными руками и закутали в какую-то ткань, а затем присели на корточки вместе с ней, перед мёртвой женщиной со странной кожей, и выдернули из груди трупа кинжал. Металл слегка светился, а в воздухе воняло чем-то цветочно-сладким. Глаза женщины, голубые и совершенно пустые, безучастно застекленели. Человек, держащий учёную на коленях, наклонился закрыть женщине веки и защемил Мари руку металлической пряжкой ремня. На глазах мага, оказавшейся в маленьком теле, навернулись слёзы, и она возмущённо запищала.

Дэйва вызвали чуть раньше полуночи, когда он только заснул. Срочное дело требовало его вмешательства. Он не возмущался, услышав приказ наведаться в трущобы и проверить, как там обстановка у игрушки хозяина. Раз ему отдали распоряжение, значит ошейник, – редкий вид артефакта из Центральной Империи, – передал какой-то сигнал. Слуга сел на ящера, которого ему предварительно оседлали, и со всей возможной скоростью направился в город.

Путь занял десяток ринок. Дэйв мог бы добраться и быстрее, но ограничение на скорость движения в городских стенах распространялось даже на трущобы. Он спешился с ящера возле нужной землянки, краем глаза подмечая тусклый свет в окнах и тёмный, едва видимый дымок, поднимающийся от трубы.

Подбежав к двери, слуга громко в неё постучал. Он не чувствовал пиетета: подгоняли усталость и желание разобраться со всем как можно скорее, и этого оказалось достаточно, чтобы скинуть всю привычную хладнокровность. Влажный, напитанный туманом воздух раздражал.

Не услышав ответа, Дэйв подёргал за ручку. Дверца, которая даже запертая изнутри легко открывалась, сейчас глухо сидела на месте. Он долбанул по ней раз, другой, и буквально провалился, проломив прогнившие доски.

Сделав несколько шагов по инерции, он смачно вляпался сапогом в тёмную лужу крови, разлитую по деревянному настилу. Чуть ближе к камину, возле стены, лежала фейри, из груди которой торчал кинжал. Слуга, конечно, готов был к неожиданности, но точно не к такой.

Дэйв был одарённым. На его правой лопатке гордо сверкал символ хамелеона. Яркий, незамутнённый, чистый и иногда даже подающий признаки жизни, он выдавал в нем способности шпиона и разведчика, но даже самые сильные из благословлённых стигмами богов Архадского архипелага, те что носили на себе символ багряного льва, не смогли бы дышать с проткнутым сердцем.

Фейри же всё ещё была живой, хотя и ясно, что долго она не протянет. У него мурашки побежали от этого зрелища, и слуга прекрасно понял, что в таком состоянии женщина не родит, даже будь она хоть трижды бессмертной. Зато ребёнок, обладай он хоть долей такой же странной живучести…

Слуга выхватил тонкий меч, который всегда носил с собой находясь за пределами замка, и разрезал чужой живот. Дэйв убивал людей, но никогда не принимал роды, тем более таким способом, и всё же слуга прекрасно понимал, что именно он сейчас становится причиной кончины игрушки графа. Дэйв не был бы ассистентом, если бы не мог самостоятельно принимать такие решения. Он, по крайней мере, попытается спасти то, ради чего хозяин держал эту ведьму.

Крови практически не было, потому что она уже давно заливала пол. Но ребёнок, синеватый, морщинистый, не дышал, не кричал. Надо же было такому недоразумению случиться…

Смысла искать того, кто попытался прикончить фейри, не было. Дверь заперта изнутри, окно цело. С момента его прихода никто из дома не выходил. Внутри наёмников не пряталось. Это означало, что убийца находится прямо тут, в луже собственной крови.

Дэйв перерезал острым мечом пуповину и неуклюже завязал её. Затем завернул ребёнка в простыни, которые сдернул с узкой кровати в дальнем углу комнаты, и присел около ведьмы, чтобы забрать кинжал, которым проткнула себя фейри. После чего закрыл ей веки.

И вдруг комок в его руках запищал.

Он сориентировался мгновенно, мельком ещё раз осмотрев дом и бросившись к ящеру. На улице накрапывал дождь, – туман уплотнился настолько, что стал впиваться в предметы мелкой моросью, – и слуга, прижав ребёнка к груди, прикрыл помимо простыни её ещё и курткой, лишь бы новорождённая не замерзла.

Он отвез её в поместье едва ли не быстрее, чем приехал в трущобы, и бросился в кабинет хозяина, уверенный, что тот не спит и ждет вестей. Дэйв оказался прав: граф сидел за своим рабочим столом и перебирал бумаги. Ребёнок перестал пищать ещё когда он вышел на влажный, пропитанный морским холодом воздух, и сейчас девочка молчала. Поэтому Дэйв напряжённо проверил свёрток, сидя при этом на коленях, как и полагается слуге перед хозяином. Ожившая, словно по мановению фейринской магии, новорождённая вызывала у него трепет.

– Что это? – нахмурившись, раздражённо бросил морщинистый, сухой мужчина и Дэйв отдёрнул руку от простыни, чтобы полностью сосредоточится на графе. Он рассказал ему обо всём, что успело произойти за эти пол склянки, вплоть до мельчайших подробностей.

– Кинжал? – хмуро и тихо, с явным недовольством проговорил граф. И Дэйву пришлось проползти на коленях, придерживая рукой простыни, дабы передать оружие, которое он заткнул за кожаный пояс. Из-за ребёнка двигаться в подобном положении было неудобно, и Дэйв думал лишь о том, как бы не зацепить за деревянный и неровный дощатый пол штаны.

Одарённый отдал оружие, а затем отполз назад. Граф внимательно осмотрел резьбу на тёмном металле, отложил кинжал в сторону, поднялся и, едва волоча кривые ноги, подошёл к Дэйву. Хозяин, не смотря на свою немощность, возвышался над ассистентом. Слугу всегда нервировало такой расклад дел, но изменить он ничего не мог. У графа было скверное отношение к тем, кто в его присутствие показывал своё здоровье, напоминая о его собственной ущербности. Не наказывал граф за такое, пожалуй, только своих воспитанников.

Хозяин сдвинул простынь, осматривая ребёнка. Они оба, и Дэйв, и Виктор, увидели необыкновенные алые глаза новорождённой девочки, смотревшей на них в ответ слишком серьёзно, холодно и осознанно.

– Интересно… – морщинки заиграли по всему лицу графа, когда он чуть улыбнулся, но через мгновение улыбка исчезла и от ребёнка отвернулись, будто бы его и не существовало. – Пустышка.

Виктор тяжко вернулся в кресло и, погрузившись в свои мысли, вновь стал перебирать бумаги. Дэйв понял, что разговор закончен, но тепло маленького тельца не позволило ему покинуть кабинет.

– Что делать с ребёнком? – едва слышно шепнул Дэйв, прекрасно понимая, что заговорив без разрешения, нарушает одно из самых главных правил дома, за что его тут же могли сбросить с обрыва прямо в океан.

– С этим? – хозяин нахмурился, потёр переносицу и ответил. – Отдай Ольге. Через пять циклов снова проверим дар и, если результат будет таким же, продадим кому-нибудь. Всё же красный цвет глаз – редкость.

Её? Продать? Мари успела оклематься после головокружительного перемещения по пахнущей спёртой влагой улице, детали которого уже растворялись в памяти, словно сон. С каждой минутой воспоминаний становилось всё меньше и от этого Марианн физически было больно. Даже кровавая картина свернулась и ушла на второй план перед страхом остаться лишь глупым младенцем: без опыта, воспоминаний, знаний. И сейчас, после услышанного, ей захотелось врезать «богу второго шанса» промеж ног. Влипла она знатно. Кажется, перерождение ей подсунули сильно похожее на подгнивший фрукт.

«Злая ты. И глупая. Но так уж и быть, помогу, раз промахнулся», – тихим шёпотом зазвенело в ушах и Марианн увидела еле заметную тень, скользнувшую по потолку. В голове сразу посветлело, помутившиеся картинки обрели четкость и глаза сами по себе закрылись от накатившей усталости.