«Пойдемте-ка отсюда, пока мы не лишились кошельков», — пролетел в ответ на это шепоток по толпе.
Фестиваль путешествий был назначен на третий уикенд января 1966 года. Кроме Проказников и собственного шоу Брэнд пригласил участвовать в программе также и местные театры и даже местный бизнес. По всему фойе стояли палатки, в которых продавались футболки с символикой фестиваля, палатки с восточной и психоделической литературой, палатки с политической продукцией и даже палатки, в которых продавались книги по насекомым. Кроме того, пять отдельных киноэкранов, каждый смонтированный по особому сюрреалистичному замыслу. Сверху лился свет прожекторов.
Но несмотря на все это, в пятницу, отданную на откуп местным театрам, было довольно скучно. «Неудачное, занудное, фальшивое, приторное, недостойное зрелище», — горевал Ральф Глизон, который вел раздел «В городе» в газете «Кроникл». Ожидавший обещанных рекламой Джерри Мендера «несказанных удовольствий» Глизон был расстроен и писал, как «в середине вечера на сцену внезапно выбрался один из разочарованных зрителей и, едва шевеля языком, заявил: "Знаете, здесь скучно даже под кислотой". Чуть позже парень, сидевший за мной, шепнул своему другу: "пошли на улицу, в машину, хоть радио послушаем". Великолепная идея». Однако суббота, отданная Проказникам, искупила грехи пятницы и оправдала ожидания Глизона. Ему это напомнило книгу «Цирк доктора Лао».[99] «На сцене происходило столь много различной экзотики, что составило бы честь и самому доктору Лао, — писал он. — Например, полностью забинтованный человек, в темных очках поверх глаз, опираясь на костыль, проходит по сцене. Он несет табличку: "Вы — поколение «Пепси», а я — прыщавый урод"».
Фестиваль путешествий посетило около десяти тысяч человек. Приходили, таращились на все это с глупым видом, но потом некоторые из них грокали, что, возможно, это и есть истинное видение мира. Как сказал один из зрителей: «В каком-то отношении это выглядело так, словно мы все родились в одно и тоже время. Талантливые способные дети. И нам нравилось находиться в окружении таких же талантливых, как и мы».
Это был звездный час Кизи. Несколько дней спустя по окончании фестиваля Джерри Мендер рассказывал журналисту Гербу Казну, что нью-йоркский промоутер хотел бы пригласить Кислотный тест в Мэдисон-Сквер-Гарден и готов заплатить за это в общей сложности шестьдесят тысяч. «Мы дадим на это свое согласие, если он сможет переименовать Мэдисон-Сквер-Гарден в Мэдисон-Хип-Гарден», — насмешливо заметил Мендер.
Все это казалось блестящим началом, но на самом деле было началом конца. За три дня до открытия Фестиваля путешествий Кизи снова арестовали за хранение марихуаны. И что гораздо хуже, этот новый арест случился буквально спустя сорок восемь часов, после того как ему был вынесен приговор за предыдущий апрельский рейд Вилли Вонга в Ла Хонду. И что самое смешное, он вновь оказался абсолютно ни при чем. Во вторник, 18 января, Кизи предстал перед судом в Сан-Матео. Его обвиняли во всех
смертных грехах, и мера наказания колебалась от шести месяцев в окружной тюрьме до трех лет испытательного срока и полутора тысяч долларов штрафа. Однако Кизи устроили то, что пресса назвала «бичевание языком», истинный смысл которого состоял в том, что он растрачивает свой прирожденный дар к лидерству на непозволительные в обществе вещи и негативно влияет на молодежь. «Если бы ваша уголовная биография не была чиста, — предупредил его судья, — вы бы сразу отправились в тюрьму штата». Ему дали условный срок, но потребовали разорвать все связи с Проказниками и Кислотным тестом.
«Кислотный тест» в Ла Хонде
Спустя два дня Кизи ночевал на Телеграф-Хилл у Стюарта Брэнда, отрабатывая последние детали субботнего действия. По окончании фестиваля, как ему и предписывалось судебным ордером, он собирался сказать Проказникам «до свиданья» и уехать, вероятно, в Орегон, пока его апелляция в суд проходит по инстанциям. Кто-то заметил, что на крыше сейчас одна из Проказниц, Девушка с Гор. Кизи отправился ее проведать. А как раз незадолго перед этим на крыше шалила куча Проказников и Ангелов Ада: они курили там марихуану и бросали камешки в прохожих, один из которых и вызвал полицию. Но теперь здесь остались только Кизи и Девушка с Гор, они лежали на грубых матрасах и разглядывали улицу внизу. Они видели, как к дому подъезжает патрульная машина и как из нее выходят двое полицейских офицеров. Им и в голову не приходило, что те направляются именно на крышу, — до тех пор пока полицейские не возникли в дверях. И даже тогда они не испугались, но тут один из полицейских поднял полуспрятанный мешочек, в котором лежало немного травы, косяка на три. Осознав, что история повторяется, Кизи выхватил у полицейского мешочек и вышвырнул его за край крыши.
Он был обвинен в хранении марихуаны, нападении на полицейского офицера, сопротивлении аресту и нарушении прав частного владения.
Поняв, что тюрьма ему грозит уже серьезно, Кизи решил залечь на дно. 2 февраля он не явился на слушание дела о возможности выпуска его под залог. Спустя четыре дня его автобус нашли рядом с океаном, недалеко от Юрики, в Северной Калифорнии. На переднем сиденье лежала предсмертная записка, в которой Кен запоздало отдавал голоса в пользу президентской кампании Барри Голдуотера 1964 года. «Последние слова, — говорилось в записке, — голосую за Барри, потому что с ним будет веселее». А затем:
Эх, вот дорожный указатель на Форт Брэгг, а это значит — океан, значит, пора закинуться (но это не то, что вы подумали, — у меня хватит храбрости сделать это без помощи всяких препаратов. Просто я чувствую, что уже ранен…). Еду один вдоль берега и подыскиваю себе подходящий обрыв, словно человек, выбирающий себе земельный участок. Океан, океан, океан… Я еще с тобой поборюсь. Еще постучу пятками о твои голодные ребра.
И снова океан исчез из виду. Красиво. Я проехал сотни миль, ища свой собственный обрыв, который позволит мне уйти дальше, чем позволя-ет кислота. Я никак не могу найти то место на берегу, где ноге захочется резко нажать на тормоз, словно у порога дома. Красиво. Так что я, Кен Кизи, будучи (гм!) в здравом уме и твердой памяти, оставляю все Фэй — корпорацию, деньги, книги. А Бэббс пусть управляет всем этим (но только мне кажется, что этот номер не пройдет, и еще мне приходит на ум, что может так будет даже лучше).
И номер действительно не прошел. Полиция ни на минуту не поверила, что Кизи действительно покончил жизнь самоубийством. Словесные портреты Кизи передавались по всем полицейским участкам северо-запада, хотя, судя по слухам, Кизи скорее всего ускользнул на юг и скрылся за мексиканской границей.
Глава 20. В ЗОНЕ РИСКА
В субботу, 16 апреля 1966 года в Миллбруке появился рослый молодой человек слепой на один глаз, в свободном коричневом одеянии буддийского монаха, и попросил аудиенцию у Лири. Он сообщил, что в свое время учился в Гарварде, а сейчас живет в ламаистском монастыре в Нью-Джерси, откуда и приехал сегодня, чтобы передать важное неотложное сообщение. Общий смысл послания был в том, что Лири лучше отойти от движения ЛСД, чтобы не дразнить власти.
«Когда пара собак грызутся за кость, — сказал он, — и одна из них выпускает кость, другая тоже бросает ее и убегает прочь», — сказал он и почти сразу ушел, сославшись на то, что окружающая Большой дом атмосфера насыщена опасностью и негативной энергией.
Хотя одноглазые гарвардские выпускники в буддистских одеяниях, рекомендующие недеяние, были редким зрелищем даже для Миллбрука, но вовсе не настолько уже странным — в Миллбруке всегда творились необычные вещи и появление монаха не было должным образом оценено, а вскоре и вовсе предано забвению. На дворе стояла середина апреля. Оставалось не так уж много времени, чтобы полностью подготовиться к летнему наплыву гостей. Вооружившись пилами и топорами, Лири с другими обитателями Миллбрука проводили дни, прорежая небольшой лесок, известный как «священная роща».
