2

Третьего апреля началась последняя четверть. Утром, как обычно, Иван Сергеевич отправился на работу. Выходя из подъезда, он едва не столкнулся со Светланой Викторовной. Скользнув по соседу равнодушным взглядом, она прошла мимо.

– Светлана Викторовна, – окликнул коллегу Иван Сергеевич.

Она остановилась. Полуобернувшись, удивлённо посмотрела на незнакомого мужчину.

– Светлана Викторовна, – укоризненно повторил Иван Сергеевич.

Иван Сергеевич прекрасно добрался бы до школы и один, но за выходные в его голову пришла замечательная идея, которой он решил, не откладывая, поделиться с беженкой.

Но Светлана Викторовна определённо не узнавала его. Иван Сергеевич недоумённо пожал плечами и машинально поднёс руку к подбородку. Пальцы упёрлись в бритую кожу.

Господи, он без бороды.

– Не узнаёте? – Иван Сергеевич смущённо улыбнулся. – Я Свиридов, преподаватель математики. Мы с вами работаем в одной школе.

– Иван Сергеевич? – неуверенно проговорила Светлана Викторовна.

– Он самый.

Светлана Викторовна замотала головой.

– А, а?…

– Борода? Сбрил я бороду. – Иван Сергеевич махнул рукой. – Бог с ней, с бородой. Но что мы стоим? Идёмте. А то, опоздаем. Ирина Николаевна головы нам свернёт.

Светлана Викторовна повернулась и молча пошла по краю тротуара. Иван Сергеевич пристроился рядом.

– Мне пришла в голову одна идея, – сказал он. – Не знаю, как она понравится вам. Но ничего лучшего придумать не смог.

– Вы о чём? – не поворачивая головы, сказала Светлана Викторовна.

– О нашем прошлом разговоре. Не могу забыть его.

Иван Сергеевич искоса глянул на бесстрастное лицо своей спутницы. Вздохнул.

– Поверьте, мне искренне жаль вас и ваших детей, поэтому я хочу предложить…

– Ради бога, – прижав левую руку к груди, Светлана Викторовна повернулась к Ивану Сергеевичу, – не надо меня жалеть. И если вы собираетесь предложить мне руку и сердце, то,.. – она замолчала и прикусила нижнюю губу, подыскивая нужные слова, – убедительно прошу вас: оставьте меня в покое. Подыщите другой объект.

– Не понимаю, – в его голосе прорезались излишне визгливые нотки; Иван Сергеевич поморщился и постарался взять пониже, – что вы имеете в виду? Не спорю, вы молодая, красивая, обаятельная и… свободная женщина, несколько месяцев без мужа и всё такое, но, извините, я здесь причём? Для меня не секрет, многие считают меня идиотом или близким к нему, но при всём при том я не до такой степени сошёл с ума, чтобы вешаться на шею первой встречной. Вы считаете, я семь лет только и делал, что ждал-дожидался, когда вы появитесь на моём горизонте, чтобы подлететь к вам с объяснениями в пылкой любви?

Светлана Викторовна повернулась к Ивану Сергеевичу, порывисто взяла его за руку.

– Простите, пожалуйста. Не вы, я – идиотка. Забудьте, ради бога, всё, что я вам наговорила.

– Не надо передо мной извиняться. Лучше разрешите всё-таки ознакомить вас с моей идеей. Или проектом, как теперь говорят.

– Пожалуйста.

– Идея весьма нехитрая. Купить жилплощадь вам, разумеется, не по средствам, но почему бы вам не снять квартиру или одну – две комнаты? Поживёте пока у хозяев, а там, глядишь, что-нибудь и переменится.

– Ох, Иван Сергеевич, спасибо за предложение, но я уже говорила вам, что не в состоянии сделать даже этого. Почти вся моя зарплата уйдёт на оплату крохотной комнатушки, а есть-пить на что? Ведь мы ещё и голые: лето на носу, а у меня нет ни одного летнего платья. Так что давайте признаем ваш проект несостоятельным. Долг христианина выполнен вами сполна, переключитесь, пожалуйста, на другую программу.

– Я не так наивен, как вы думаете обо мне. И нынешние цены, и зарплату учителя я знаю не понаслышке. Но ведь я не предлагаю вам снимать квартиру у бабки, которая кормится за счёт своих квартирантов. Её можно снять у хороших знакомых на вполне приемлемых условиях.

– Иван Сергеевич, – устало сказала Светлана Викторовна, – у меня нет таких знакомых, которые имели бы лишнюю жилплощадь. А те, что имеют – не сдают.

– Обижаете, Светлана Викторовна. Разумеется, меня нельзя отнести к близким друзьям, но в хорошие знакомые я гожусь. Как-никак одних обормотов воспитываем. И пустующей жилплощади у меня более чем достаточно.

– У вас?

– У меня. Я живу один в трёхкомнатной квартире. Пользуюсь одной комнатой, остальные пустуют. Но вот пыли там почему-то собираются целые горы. Я сыт по горло уборкой и с удовольствием уступил бы вам пыльную работу.

– Но я не одна. Со мной двое детей, а вы привыкли к тишине.

– Я знаю о ваших детях. Кстати, у Серёжи осталось много игрушек.

– … Вашего сына звали Серёжа?

– Да.

– У меня тоже Серёжа. И Аннушка.

– Аннушка? Так звали мою жену.

Несколько шагов Светлана Викторовна проделала молча.

– И… сколько вы хотите?

– Чего сколько?

– Какая цена?

– Вы о деньгах, что ли?

– О чём же ещё. Сколько вы берёте за комнату?

– Нисколько. Я не собираюсь наживаться на чужом несчастье.

– Большое спасибо, но в милостыне я не нуждаясь.

– Бог ты мой! О какой милостыне вы говорите? Что вы называете милостыней? Элементарную порядочность? Готовность подать руку помощи своему ближнему? Это, по-вашему, милостыня? Не знал. Но уж коли вам так неймётся платить за любое доброе слово, за проявленное к вам участие, бог с вами, платите. Но не обязательно расплачиваться деньгами, я в них не нуждаюсь, можно найти иные, более приемлемые формы оплаты…

– Во-от вы о чём, – презрительно протянула Светлана Викторовна, – во-от что у вас на уме, во-от в какие друзья вы набиваетесь. А я-то, дура, чуть было не поверила.

Она холодно посмотрела на собеседника.

– Иван Сергеевич! Я не намерена устраивать на улице балаган, так что обойдусь без пощёчины, которую обязана залепить вам, но убедительно прошу: отныне, как можно реже попадаться мне на глаза. К величайшему сожалению, я не могу уйти из школы, так как мне надо кормить детей, а податься мне больше некуда; заставить вас сделать это – не имею права, поэтому будем считать, что мы с вами больше не знакомы.

Она передёрнула плечами и пошла быстрее, почти побежала. Но Иван Сергеевич упрямо двигался рядом.

– Светлана Викторовна, а ведь я не побоюсь устроить балаган и сейчас отвешу вам парочку полноценных оплеух.

Он был абсолютно серьёзен. Светлана Викторовна отшатнулась в сторону.

– Подонок! Как вы смеете!

– А вы смеете, – угрожающе надвигался на неё Иван Сергеевич, – оскорблять меня? Кто дал вам такое право? Не нужна моя помощь, так и скажите: не надо. Плакать не буду. Но приписывать мне Бог знает что, извините, непорядочно. Тем более, для такой порядочной дамочки, которую вы столь старательно разыгрываете. Если у вас на почве неудовлетворённого секса глюки пошли, – Иван Сергеевич выразительно покрутил у виска указательным пальцем правой руки, – то это ещё не означает, что и остальные помешались на нём. Я не Ваха, не Вахтанг. Я Иван! И прошу не забывать вас об этом, не путать меня с грозненскими обожателями.

– Вот как, – хмыкнула Светлана Викторовны, – я ещё и виновата осталась.

– Ни в чём я вас не обвиняю, но и вы, прежде чем оскорблять человека, подумайте сначала, заслужил ли он это?

Светлана Викторовна замедлила бег.

– Вы правы. Я действительно поторопилась с обвинениями, не дослушала вас. Извините, пожалуйста. Возможно, у меня и… глюки пошли, но совсем по другой причине. Побыли бы с денёчек в моей шкуре.

– На днях я прочитал в какой-то газете о том, что в Кривом Роге умерли от голода двое детей. Они так голодали, что сосали пальцы друг у друга и грызли ноги. В Москве пятилетняя девочка умерла от голода. Я не хочу предрекать вашим детям подобную судьбу, но то, что вам очень и очень тяжело – бесспорный факт. И не надо вам извиняться, мне следовало выражаться яснее. Просто я постеснялся объяснить всё своими словами. Но раз вы додумались до такого, придётся выкладывать начистоту. Деньги, повторяю, мне не нужны. Но теперь я понимаю, что в таком случае моё предложение приобретает несколько двусмысленный характер. В этом вы правы. Кто я такой и что вы знаете обо мне? Так вот, я не маньяк, но и не бессребреник. В начале нашего разговора я делал кое-какие намёки, но, похоже, вы их не поняли. Выражаюсь яснее. Я бесконечно устал от проклятых уборок, слишком много грязи приходится на одного человека. Нанять домработницу мне не по средствам. Вот я и подумал, что вы могли бы помочь моему горю. Свою комнату я, безусловно, убираю сам. Об этом не может быть и речи. Ну, а если ко всему вы ещё и нальёте мне тарелку щей (продукты, разумеется, мои), то я был бы просто счастлив. Вот о чём я втайне думал, вот о чём мечтал, предлагая вам жить у меня. Но если уборка квартиры для вас непосильный труд, или моё предложение ущемляет ваше достоинство, то я забираю его обратно.