— Славка, наверно, расстроился, — заметил Лин, сумрачно глядя на ковер у своих ног. — Он последнее время очень увлекался творчеством Фарги. Его голографии висят у него не только дома, в каюте, но даже вставлены в рамки на основном пульте «Эдельвейса».

— Этим увлекался не только он, — задумчиво произнесла Кристина. — Разве ты не выписывал его альбомы по каталогам? На Земле сейчас настоящий бум Фарги. Но, может, хорошо, что он ушёл сейчас, на взлёте…

— Что в этом хорошего? — хмуро поинтересовался Кристоф.

— Художник не принадлежит себе, — ответила она. — Он завладевает умами людей, а они завладевают им. Хотел он или не хотел, но он взял на себя слишком много. От него ждали новых чудес… Однако говорят, последнее время он почти не выставлялся. А те, кто видел его новые картины, говорили, что они стали мрачными и даже пугающими.

— То есть они не соответствовали ожиданиям Просветлённой Земли?

— Некоторые всерьёз опасались, что он свернёт с того пути, по которому шёл, и ему оказалось бы не по пути с нами. Думаю, что он бы это пережил, но принёс бы много разочарования людям.

— Значит, его смерть оказалась на руку землянам?

— Кристина не это хотела сказать, — возразил Лин. — Я уверен, что многие у нас потрясены его смертью. Но для памяти и для души лучше смерть на взлёте, чем отступничество. Хотя по мне, лучше б он жил… Вообще, неизвестно, было бы это отступничеством или он готовился подняться на новую ступень. Может, он не свернул бы, а просто опередил бы нас?

— Нырнув в инфернальный мир бреда? — переспросила его Кристина.

— Мы живём на Земле слишком хорошо, моя дорогая, — вздохнул он. — Купаясь в Свете и отвыкнув от вида Тьмы, мы перестаём ценить то хорошее, что имеем, и чего наши предки добились большой кровью. Мы забываем, что Света не может быть там, где нет Тьмы.

— Может, ты и прав.

— Я не знала, что Фарги изменил направление своего творчества, — произнесла я. — Давно это случилось?

— Нет, — покачала головой Кристина. — В статье, которую я читала, говорилось о том, что вот уже месяц он отказывается выставляться, хотя на Киоте создался настоящий ажиотаж вокруг его новых творений.

— Да, на Киоте любят всякую гадость, — пробормотал Кристоф.

— И вы полетите туда? — передёрнула плечами Кристина. — Мне кажется, что это ужасная планета. Все эти роботы-убийцы, операции на людях, наркотики…

— Всё не так страшно, — усмехнулся Лин. — Киота — это вполне просвещённая и цивилизованная планета. И на крайний случай, там разрешается носить оружие.

— И вы полетите туда? — повторила она, тревожно взглянув на меня.

Я посмотрела на Алика, который сидя на ковре, аккуратно складывал новые радужные кубики, привезённые ему в подарок ребятами, на свою любимую тележку, сделанную из дерева Кристофом, и кивнула:

— Полетим. Но я думаю, что оружие нам не пригодиться.

И тут же подумала, что сама в это не верю.

Глава 3. Киота

Рано утром на следующий день мы с Кристофом погрузили свои вещи в «Демона Пучин». «Бродяга Баган» остался греться на солнечном пляже Рокнара, поскольку при всей своей мощи был совершенно безобиден. Его хозяин напрочь отвергал всё, что стреляет. Зато «Демон Пучин» был заново вооружён полным набором стволов с легендарного катера-убийцы «Грум», самого совершенного космического истребителя, созданного в районе Объединения Галактики за последнюю тысячу лет. Я не собиралась сражаться с вражескими эскадрильями, но так мне было спокойнее. Кристоф, предпочитающий всем видам оружия тяжёлый меч, со вздохом взглянул на свой новенький катер и вошёл в салон «Демона».

Я давала последние указания Кристине, хотя она и сама прекрасно знала, как нужно обращаться с двухлетним ребенком. Она терпеливо и внимательно выслушала то, что слышала уже несколько раз, и снова заверила меня, что всё будет в порядке. Она могла мне этого и не говорить. Одного взгляда на неё и Лина было достаточно, чтоб поверить, что Алик остается в надёжных и заботливых руках. А я опять не понимала, как могла когда-то улетать в дальние рейды, оставляя на кого-то своих маленьких сыновей. Теперь я чувствовала себя настоящей преступницей, и старалась не представлять себе Алика, спокойно спящего в кроватке, забранной лёгкой сеткой, чтоб не убредал ночью из дома, и не думать о том, как он проснётся и обнаружит, что его родители улетели.

Наконец все слова были сказаны и мы попрощались. Я закрыла люк, и, пройдя через салон, села за пилотский пульт. Кристоф посмотрел на часы и сел на койку.

— К полудню будем на месте? — поинтересовался он.

— Наверно, — кивнула я, хотя могла сказать время полёта с точностью до минуты. И вдруг, неожиданно для себя спросила: — Я очень плохая мать?

— Не знаю, — буркнул он. — Спросишь у Алика лет через пятнадцать. Или, пока не поздно, узнай у Лина. Он тебе скажет.

Я знала, что он может сказать, и потому немного успокоилась и положила руки на штурвал. Через полчаса мы покинули систему Фомальгаута.

Я почти автоматически составила программу полёта и запустила её в действие. На сей раз меня не радовала возможность попрактиковаться в астронавигации и накоротке пообщаться с бортовым компьютером в условиях открытого космоса. Щелчок кнопки — и «Демон пучин» легко и элегантно перескочил световой рубеж. Больше от меня ничего не зависело.

— Боже, какой кошмар… — пробормотала я. — Лететь ещё несколько часов.

— Я беру ребенка и тюленя, — произнёс за моей спиной Кристоф. Я обернулась. Он сидел на кушетке, надувшись и скрестив руки на груди. — Я имею в виду раздел имущества после развода, — с серьёзным видом пояснил он. — У меня только один ребенок, а у тебя есть ещё два, да к ним пара внуков. Поэтому самого маленького я беру себе. И тюленя. Я его воспитаю, и он будет таскать нам с Аликом рыбу из моря. Рыба полезна для здоровья, а здоровье — это главное. Остальное приложится. Дом, пляж, джунгли, катер, авиетку, яхту, ворчуна Хого, эту вредную псину и неограниченный кредит в банке можешь оставить себе.

— Может, не будем торопиться с разводом? — предложила я. — Пока тюлень не вырос и не научился ловить рыбу.

— Но наша семейная жизнь уже погибла и погребена под грудой черепков.

— Из чего такой мрачный вывод?

— Несколько часов вдвоём со мной, без собаки, ребёнка, змея, телевизора и возможности смыться в соседнюю комнату под видом починки рубашек…

— Твоих рубашек, которые на тебе горят, и способны сожрать любой неограниченный кредит.

— Глупости… Они, конечно, дорого стоят и быстро рвутся, зато в них нет ни миллиграмма синтетики. Так вот, если несколько часов со мной и без всего этого для тебя кошмар, то всё кончено. К тому же, когда ты последний раз меня целовала?

— Вчера… — припомнила я. — Вечером.

Он взглянул на часы.

— Прошло десять часов, из которых только шесть ты спала, хотя и это не является уважительной причиной для подобного поведения. Когда ты последний раз говорила, что я самый красивый мужчина в мире?

— Ладно, не капризничай… — не выдержала я и, наконец, улыбнулась.

— Тебе нравится, когда я капризничаю, — заметил он. — Тебя это умиляет. Ну-ка, иди сюда, — Кристоф немного подвинулся, хотя это было не обязательно, и похлопал ладонью по мягкому розовому покрывалу. — Садись и расскажи мне о Киоте.

— Ты же там бывал, — я поднялась.

— Три шага ко мне, — предостерегающе поднял руку он. — И ни шага больше. Ненавижу, когда ты мечешься по салону как тигр в клетке. Очень хочется выпустить тебя на волю. Боюсь, что однажды забудусь…

Я рассмеялась и, присев рядом с ним, тут же очутилась в нежных объятиях.

— Я тебя обожаю… — шепнул он, поцеловав меня в щеку, и тут же продолжил в полный голос. — Но это так, к слову… Конечно, я там бывал. Но знаешь ли, Киота — очень большая планета, наверно, даже больше Земли. Я бывал там в джунглях, в пустыне, в довольно мрачном городе, где по ночам опасно ходить в одиночку. Три места и три совершенно разных мира, словно находящихся в разных звёздных системах. Ни по одному из них нельзя судить о Киоте в целом. Наверняка там есть и другие места, не похожие на эти. И сама Киота представляет собой что-то кроме обиталища гадов и хищников с различным количеством конечностей. Мне интересно знать, что представляет собой Киота, если взглянуть на неё из космоса. Или с точки зрения гуманной и просвещённой Земли.