— Слушаюсь, моя госпожа, — с усмешкой поклонился Хум.

— Что остальные прихлебатели?

— Мы успели перехватить почти всех. Лишь единицы сумели выскользнуть из города, но я уже отрядил за ними погоню. Все министры и высшие чиновники администрации вашего батюшки арестованы.

— А Велладс? — спросила я, чувствуя, как замирает сердце.

— Он даже не пытался скрыться. Когда за ним явились, он сказал, что родился в этом городе, пел в этом городе и умереть хочет в этом городе. Довольно смелые слова для такого мерзавца.

— Он всегда славился своей наглостью, — заметила я, чувствуя, как пылает моё лицо. Мне самой было стыдно из-за того, что это ничтожество, придворный певец, распутник и любимейший фаворит короля и трёх королев казался мне наградой куда большей, чем корона. В этом было что-то унизительное, но я уже давно поняла, что бороться с этой безумной страстью бесполезно. Зато теперь можно было, наконец, разобраться, чего же я от него хочу.

— Осмелюсь сказать, моя госпожа, — тихо проговорил Хум, — что казнь Велладса сейчас крайне нежелательна. Кто-то должен петь для народа в день вашей коронации.

Я была готова расцеловать его за эти слова, но вместо этого изобразила недовольство и с видимой неохотой произнесла:

— Я обдумаю твой совет, Хум. А сейчас идём! Я хочу говорить с моей армией и с моим народом! Для всех нас этой ночью начинается новая жизнь. Может, сперва она кому-то и не понравится, но потом вы все будете счастливы.

— Да здравствует королева Аора! — завопили они, а я отвернулась, пряча улыбку.

Впрочем, я не думала о будущем народа и государства. Я думала о Велладсе, красивом негодяе в вызывающем огненном костюме. Я с трепетом вспомнила его порочную улыбку и озорные глаза. Что ж, господин певец, посмотрим, удержитесь ли вы при четвёртой королеве.

Велладс с усмешкой смотрел на меня, Но вдруг я заметила, как постепенно искажаются и расплываются его черты, и на его месте я увидела совсем другого мужчину, высокого и широкоплечего, в красном наряде с алым плащом за спиной. На его чёрных волосах красовался странный убор в виде головы хищной птицы. Он был королём…

Я мотнула головой, отгоняя наваждение. Но на месте исчезнувшего короля появился вдруг молодой гибкий красавец в красном трико и расшитой золотом куртке. Он был чем-то похож на Велладса, но это был не Велладс. Этот смуглый черноволосый шут излучал чувственность и коварство, но его глаза были холодны и свирепы. А потом он вдруг как-то неуловимо изменился, и я увидела уже другого человека, похожего на красного паяца, но гораздо старше, прекраснее и сильнее. Он спокойно и требовательно смотрел на меня.

— Где мой меч? — прошептала я, не в силах отвести взгляда от его глаз.

Кто-то сунул мне какой-то меч, но я отмахнулась и бросилась к ложу. Расшвыривая тряпки, я искала что-то, сама не понимая что. И, наконец, нашла. Странный эфес сам скатился мне в руки. На глазах у изумлённых придворных, я подняла его и сдвинула маленького льва со сложенными орлиными крыльями. Белый свет залил всё вокруг, и я опять понеслась куда-то в бесконечном водовороте чужих времён, пространств и судеб.

Белый свет заливал небольшой уютный отсек звездолёта, где я стояла у окна, глядя на звёзды, ярко горящие в темноте космоса. Мне было легко и спокойно. Я устала, но все испытания остались позади, и о них наконец-то можно было забыть. Всё это было в далёком-далёком прошлом. И Киота, и Огненный Глаз, и Пустыня, и Луарвиг. Мы победили и остались живы. И это было главное. Тихая нежная музыка заполняла всё вокруг, и мне хотелось закружиться в танце. И, в конце концов, почему нет? Всё закончилось. Теперь можно дать отдохнуть и себе, и своей душе.

Услышав шаги, я поспешно обернулась и увидела, как он вошёл.

— Я поставил на автопилот, — произнёс он голосом похожим на флейту и, подойдя ко мне, обнял за плечи. — У нас есть целых два дня. И две ночи… Что ты об этом думаешь?

Я с улыбкой смотрела на него, и моё сердце пело от счастья.

— Я думаю, что это просто чудесно!

Он наклонился и поцеловал меня в губы, а потом, обняв крепче, принялся целовать мою шею. Я закрыла глаза, но в следующий момент отстранилась и покачала головой.

— Знаешь, пожалуй, не стоит…

— Ладно, — покладисто согласился он. — Не стоит, так не стоит.

Он отошёл и присел в кресло, взял со стола бутылку и наполнил бокалы шампанским. Потом поднял свой и посмотрел на меня сквозь хрусталь и вино.

— Мне кажется, у тебя проблемы. И очень серьёзные.

— Возможно, — пожала плечами я. — Иногда они ещё называются принципами.

— Ты думаешь о Крисе? Но его уже нет. И когда он ещё вернётся, не известно. Ты думаешь о нём и не даёшь себе жить.

— Откуда ты знаешь, что есть моя жизнь?

— Я чувствую, — улыбнулся он. — Я знаю это. Ты уходишь от того, что уже давно было в твоей душе. От того, чего ты давно, страстно и тайно даже от себя желала. Я физически ощущаю твою любовь. И я хочу, что б ты ощутила мою, — его взгляд стал печальным, и он поставил бокал на стол. — Понимаешь, я слишком долго вынужден был скрывать свою любовь, чтоб не причинить горя своим близким. Это очень трудно и больно. Я устал от этого. Я хочу отдохнуть от этой страшной тайны. Я хочу проявлять любовь, я хочу говорить о ней, я хочу выражать её. И я люблю тебя… Разве ты меня не любишь?

— Люблю… — прошептала я. — Давно, наверно, с самой первой встречи. Но это было где-то там, в глубине моей души. Но я никогда не хотела, чтоб мой муж занял твоё место, а ты — его.

— Я тоже этого не хотел. Но так вышло, — вздохнул он. — Что мы будем делать теперь? Терзаться, каяться, мучить себя и друг друга? Или примем это как должное и осознаем, что жизнь продолжается?

— Ты слишком торопишься.

— Я люблю, — пожал плечами он. — Этим всё сказано.

— Наверно.

Я отвернулась к окну, глядя на звезды. Бесконечный круговорот времён, пространств и судеб закончился. Или должен закончиться сейчас. Мне было немного грустно расставаться с этой иллюзией, но это была всего лишь иллюзия. Я помнила, когда на самом деле закончилась реальность, и что было придумано им, тем, кто сидел позади меня.

— Ты любишь меня? — тихо спросил он.

— Как себя, — усмехнулась я и, обернувшись, с нежностью взглянула на него. — Ну, хватит, голубчик. Поиграл и будет. Подай мне мой меч и убирайся на место.

Он удивлённо поднял брови.

— Ты что-то сказала?

— О, да! Но, по-видимому, ещё не достаточно. Я узнала тебя. Ты очень ловок. Ты можешь принять любой облик, и ты знаешь, как задеть самые чувствительные струны моей души. Ты знаешь, как трудно мне бросить в беде друга, как я люблю размышлять над сущностью проблемы, не давая воли эмоциям, как я стремлюсь к покою и сокровенным знаниям, как тоскую по своей погибшей родине и давно покинувшим меня друзьям. Ты знаешь, что и в моей душе есть червоточинки, что мне не чужда ревность, зависть и жажда мести. И ты верно уловил в моей душе сожаление о том, что невозможно.

— Вернее сказать, твоё сожаление о том, что Фарги не влюбился в тебя без памяти, а у тебя не хватило смелости и силы чувства, чтоб сделать шаг ему навстречу, — усмехнулся он. — А ведь тогда всё было возможно. Он был свободен, и ты могла бы избавить его от той печальной любви к жене Джона. А ты… ты не хотела предать своего мужа, которого всё равно бросила через несколько лет. Именно об этом ты и сожалеешь.

— Умница, — усмехнулась я. — Всё разложил по полочкам. А теперь делай, что тебе говорят.

— Он был чертовски прав, утверждая, что у каждого есть свой демон. Но ты ему не верила.

— Теперь верю. Мой меч! — приказала я, протягивая руку.

— Бери… — скучающим тоном произнёс он, вкладывая эфес Налоранта в мою ладонь. — Я пошёл на жёрдочку… — но, проходя мимо меня, он остановился и шепнул мне на ухо: — Будь осторожна. Я не хочу быть бездомным бесом…

Я усмехнулась. И всё-таки этот прохвост не так уж плох…

Я повернулась и тут же отшатнулась назад. Я стояла в тёмном узком закутке, и прямо передо мной вспыхнула огненная стена. Там, за стеной я видела круглый зал и чёрный саркофаг. Теперь уже ничто не могло замутить мой разум. Я знала, что должна добраться до этого каменного ящика и уничтожить его содержимое. Но для этого мне нужно было пройти сквозь огненную стену. Она обжигала меня жаром, но я чувствовала, что стоит мне только решиться, и я преодолею эту преграду. Какое-то время я смотрела на прозрачную оранжевую пелену, а потом набралась духу и сунула сквозь неё руку. Безумная боль заставила меня отскочить назад. С воплем я трясла тем, что только что было моей рукой, я смотреть не могла на этот обугленный обрубок. Из моих глаз текли слёзы, я кусала губы, но я знала, что мне нужно попасть в зал. Или умереть. У меня не было другого выхода.