– Спасибо, но не надо нам ничего покупать, – твёрдо ответил Георгий.

Но невозмутимый Владимир Глебович всё же зашагал к продавцу пианино. В бумажнике бывший друг семьи нащупал купюры и протянул торговцу:

– Отдашь за пятнадцать?

Но тот на деньги даже не взглянул:

– За пятнадцать не могу. Его цена – пятьдесят рублей.

– По-моему, Кирилл, нам пора идти, – сказал Георгий шёпотом, увлекая брата в сторону выхода.

– Чего ты? Он же нам сейчас пианино купит…

– Нам от этого человека ничего не нужно – это раз. Дальше: он прекрасно знает, что из квартиры нас выгнали, что нам даже спать нормально негде. Это два. Идём, говорю. Ничего он покупать не собирается. Разыгрывает комедию, да и только.

Георгий пошёл вперёд. Кирилл с лёгким недоумением поплёлся за старшим братом.

Шли они в сторону почтамта.

Там, выбрав отдельный стол, ребята осторожно положили на него авоську с яблоками, купили для будущей посылки ящик по размеру, взяли бланк отправки.

Кирилл, слегка повысив голос, взялся пересчитывать каждое яблоко прежде, чем отправить его в ящик:

– Двадцать два, двадцать три…

– Помолчи минутку. Ты меня сбиваешь, – велел Георгий.

– Двадцать четыре, двадцать пять, двадцать шесть… – шёпотом считал Кирилл. Со счёту он сбиваться не хотел, иначе пришлось бы начинать заново.

Старший Онисин к тому времени уже закончил заполнять бланк и теперь нагнулся к брату поближе.

– Сколько всего? – спросил он.

– Тридцать! Ровно! – улыбаясь, ответил Кирилл.

Георгий удовлетворённо кивнул, медленно приклеил бланк на верх ящика, не забыв также прикрепить на внутреннюю сторону его крышки трёхрублёвую банкноту. Кирилл припал взглядом к деньгам. С опаской он спросил:

– Спятил? Стащат же!

– На это и расчёт, – твёрдо ответил Георгий.

– Да ты просто сошёл с ума! Отдай мне деньги!

Кирилл неуклюже потянулся к ящику, но рука брата его задержала:

– Успокойся. Нельзя себя так вести на людях.

Из глубины глаз Георгия поднималось холодное раздражение: младший брат, эта маленькая беспокойная козявка, ничего не понимал и лишь негодовал.

– К маме посылка не дойдёт, если в неё не положить деньги. Я специально сунул трёшку, чтобы её кто нужно забрал, а маме отдал яблоки.

– А если заберут и трёшку, и яблоки? – Кирилл не смог стерпеть, чтобы не задать очередной вопрос.

– Не спорь. Во всяком случае, я лучше знаю, что делаю. А то получится, как с курткой.

Конечно, Георгий Онисин был неглупым парнем и наверняка знал, что делал, но над замечанием брата о том, что у них могут украсть и деньги, и яблоки, всё же задумался.

– С какой курткой? – спросил Кирилл чуть погодя, широко распахнув глаза. Ему казалось, что брат нарочно говорил загадками.

– С такой курткой, – ответ Георгия оборвался у стойки отправления посылок.

Кирилла ждала очередная загадка, разгадку которой Георгий не поведал ему.

– Это же наши последние деньги… – ныл Кирилл.

– Довольно! – голос Георгия выдавал волнение. – У нас нет проблем с едой, у нас есть крыша над головой. А что же наши родители? В каких условиях они живут? Мы ведь не знаем. И уже три года от них не было писем.

Кирилл медленно и согласно кивнул.

Жара стояла не по сезону. Солнечный свет озарял всё пространство почтамта. Онисины отдали посылку и вышли на улицу. Им стало легче.

Глава пятая. Лагерь в Акмолинске

Невзрачный человечек с исступлённым выражением лица рылся в коробке – посылке, предназначенной, конечно же, не ему.

Он позволил своим хитрым и ушлым пальчикам вытащить из коробки зимние рейтузы, свитер, шапку, варежки и носки. Письмо контролёр лагерной почты оставил и даже попытался, движимый остатками совести, вернуть на место носки. Но не вернул. Забрал себе. Зло ведь поступает как: оно сжирает всё содержимое посылки и изрыгает это в отдельную коробку – для себя и для руководства.

Перед ним оказалась следующая передача. Работник так же, как и до этого, небрежно вскрыл коробку. Его жадные глаза пробежались по красивейшим яблокам, одно из них так и манило: «Откуси чуток». Схватив яблоко, мужчина заметил деньги – трёхрублёвую банкноту: она была новенькая и чистая – как говорится, внушающая радость. Мужчина осторожно оглянулся по сторонам, бросил яблоко к остальным, открепил от картонки деньги и сунул себе в карман.

Таким образом, посылка прошла контроль и благополучно дожидалась получателя. Через несколько минут кто-то постучал в дверь ногтем – так, как обычно скребётся мышь.

– Войдите! – рыкнул работник лагеря.

В дверях появилась Светлана Матвеевна. Она вела себя как обычно – спокойно и слегка несмело, будто новоприбывшая. Бледная и неподвижная, как статуя.

– Онисина Светлана Матвеевна? – спросил работник, похлопывая по коробке.

– Так точно, – отозвалась женщина. Голос её был звонким и чуть встревоженным. Она произнесла каждое слово вежливо. От неё по-прежнему веяло не лагерными манерами, а образованностью и интеллигентностью.

– Забирай посылку, – велели ей.

Передача от небрежного толчка подлетела прямо в руки женщины. С радостным вздохом она открыла коробку и увидела яблоки – небольшие, но душистые и спелые.

Работник лагеря не ожидал, что заключённая протянет ему яблоко – да ещё и то самое, что несколькими минутами ранее он хотел съесть. Мужчина не понял, издёвка это или шутка.

– Угоститесь, товарищ начальник. Смотрите, какая красота!

– Сама свои яблоки ешь. Свободна!

Онисина не удивилась и даже была готова к грубому ответу. По-другому с заключёнными здесь не разговаривали: в лагере о людях и обо всём человеческом давно забыли.

– Разрешите письмо детям написать? Они вон как стараются… – объяснила она.

– Не положено. Следующая!

– Что же… И на том спасибо, – сказала она, чуть смущённо улыбаясь.

Работник лагеря уставился на неё и вдруг почувствовал странную жалость. Но длилась она всего мгновение и ни каплей больше. Светлана Матвеевна взяла посылку, развернулась и с облегчением покинула помещение. В длинном коридоре лампочки в железных сетчатых плафонах потрескивали, напоминая маленьких светлячков в закрытых банках.

Она возвращалась в цех – находился он в дальней части лагеря и был оборудован швейными машинами. Кроме Светланы Матвеевны, в цеху трудилось множество женщин: тощие, полноватые, юные, зрелые, с тёмными волосами и белокурые – заключённые с тяжёлыми судьбами, связанными в основном с их мужьями.

Стук десятков швейных машин и духота внутри цеха изматывали донельзя. Но вскоре все швеи вдруг позабыли и про жару, и про бьющие ткань иглы, когда на их столах появились яблоки.

– Угощайтесь, девочки, – объявляла Онисина, разрешая сомнения женщин.

Не прошло и пяти минут, как швеи встали из-за своих рабочих столов и бодро направились к Светлане Матвеевне, понимая, что она одна – добрая и светлая – не утратила красоту сердца и не потеряла человеческое лицо даже перед страхом смерти.

Женщины образовали около неё полукруг.

– Сейчас самые витамины… – Светлана Матвеевна раздавала яблоки всем без исключения. – Девчата, всем досталось? – заботливо спрашивала она и слышала в ответ:

– Светик, спасибо! Яблоки – сказка!

При малейшем несоблюдении особых правил лагеря заключённых наказывали. Поэтому все поняли, по какому поводу в дверях появилась надзирательница. Во всяком случае, она поспешила пробежать глазами по цеху, усадить женщин по отведённым местам и «усмирить» Светлану Матвеевну:

– Онисина! Что творишь? В карцер снова захотела?

Светлана Матвеевна попыталась начать разговор с надзирательницей: быть может, пара вежливых реплик в адрес блюстительницы порядка придала бы замершему цеху жизни и покоя.

– Посылка мне пришла… – начала Светлана Матвеевна. Ещё никогда начать разговор со старшей, которую, по всей видимости, все заключённые ненавидели, не было для неё таким трудным.

– Для этого есть свободное время. За работу, живо! – распорядилась та.